Сушеные уши

Лами Кой
Сушеные уши

В лесу, в замке, не менее трухлявом, чем его хозяйка и ее старые грибы, не было никогда ничего хорошего. Когда в него попадал луч, его тут же пожирала тьма, когда в него попадал ребенок – его пожирала та самая карга.

Но не будем обвинять ведьму за то, что она ведьма. Хуже таких всегда что-нибудь да найдется. Например, Рихтер-Хан. Это небольшое гнилое королевство-убежище для всех воров, наемников и простых убийц. Ведьмы тоже любят околачиваться здесь, и они имеют на это право! Хоть какая-то отдушина для злодеев. Но вот беда! Рядом с Рихтер-Ханом, прямо за рекой, пытается процветать империалистический город Александрия. Высокие белые стены его не могут терпеть грязи, что выплевывает на них королевство воров. Бесконечно возникающие и развивающиеся проблемы в городе возникали всегда только из-за соседствующего Рихтер-Хана с его отбросами общества. В принципе, так и было: все, что было великой Александрии неугодно, отправлялось в королевство, как будто выбрасывалось в него. Именно поэтому ведьмы, переходя через реку, гладили и царапали своими черными от грязи длинными кривыми когтями белую стену жемчужины Империи, мечтая когда-нибудь оказаться за ней, послушать песни молодых и красивых музыкантов с веснушками и кудрявыми белыми волосами, купить дорогой парфюм милой улыбкой гнилых зубов или просто полюбоваться достойно отстроенными и украшенными улочками великолепного города.

Но вот в очередной раз посетила Александрию беда. Происходили загадочные похищения людей разных полов и возрастов, которые не могли раскрыть лучшие сыщики города. Сначала обвинение пало на замок старушки в Рихтер-Хане, любившей закусить детьми, но та убедила всех в том, что такую низость как поедание старого, а тем более мужского мяса она никогда не допускала. Быть может, это дело орков? Тоже нет: они бы не скрывались. Это кто-то, кто пощихал людей намеренно для какой-то цели и мог спокойно упрятать все улики, указывающие на него. Но такой выбор был большой: изящные тонкие невысокие эльфы-воры, которые пролазили бесшумно везде, где могла пройти их небольшая голова, зверолюди, большинство их которых – коты. Даже некоторые ведьмы могли принять участие в таком грязном деле. Чужая душа – потемки, а мозг ведьмы – того хуже. Чего хочет эта язва не может представить никто.

А началось все с того, что худой и в то же время длинный сероглазый парень в старой и большой ему кожаной черной куртке и висящих на коленях штанах вошел в Александрию под видом юного и дружелюбного туриста. Естественно, ни один город не мог отказаться от денег путешественников, и этот не был исключением. Тем более что этот парень вызывал скорее жалость, чем опаску. Болезненный вид его бледного лица, как будто костей, обтянутых кожей, заставлял посмотреть на него с материнским состраданием любую женщину в Александрии. Шлепая поварешками своих детей, что есть силы, они выпроваживали рыдающих маленьких демонов и начинали строить глазки туристу, а городская стража тем временем косо поглядывала на них, поправляя свои фуражки. Парень холодными глазами посмотрел на это, но в груди сердце его из-за наблюдаемого шевельнулось. В детстве и ему прилетало за все, при том жили он и его родители рядом с семьей, в которой все друг к другу относились с теплотой и пониманием. На фоне их ранние годы этого парня казались настоящим адом. Ни мать, ни отец не уделяли особого внимания своему чаду и даже особо и не находились с ним рядом – то и дело скидывали головастика бабке. Та его баловала, как могла, сорила золотыми монетами, но от этого лучшим человеком мальчишка не становился. «Бестолочь» – это слово, которое роднило все три поколения, поскольку и мать, и бабушка обычно звали его так, потому что он никогда ничего не умел, ничто у него не удавалось. Когда мальчуган подрос, он понял, что в этом мире еще больше несправедливости, чем он думал, и наставления отца «будь эгоистом» вполне были обоснованы. За это парень был ему благодарен. Только старшая сводная сестра одергивала его, когда он лупил железными балками или тыльной стороной топорика по стенам соседей и по полу. «Им же все равно на меня, вот и мне на них пофиг! Почему я должен о них думать?» – ругался маленький мальчик с ней.

Вот и сейчас он, красавец с впалыми щеками, вспоминал о ней, пока что-то фыркал себе под нос. Где-то здесь она должна вроде как быть… Но вокруг лишь воняли рыбой рынки, выставляющие на прилавок то, что было выловлено из реки, все еще протекающей и возле Рихтер-Хана тоже, а небо радовало погодой в виде все больше чернеющих туч. Иногда казалось, что из-за скрытого солнца так темно, будто наступает ночь. Тогда красные витражи церквей с их свечами выливали на темные серые улицы кровавый свет. Где-то постоянно слышен плачущий крик ребенка. На улочках, ведущих из рынка, собираются толпами люди, и паренек в потертой кожаной куртке облапал юбки с сумками на боку у всех прекрасных и более-менее богато одетых дам. Он стал даже чуть более счастливым после того, как почувствовал вес сворованных кошельков в собственных карманах. «Родители в четырнадцать не могли меня остановить, и сейчас меня никто не остановит, если я чего-нибудь захочу», – уверенно думал он, но на лице так и оставалась эта мертвенно бледная маска вечной печали. Короткие редкие волосы на голове, похожие на раннюю лысину отца, только подчеркивали то выражение, как будто это не случайность, а даже специально подобранный кем-то образ.

Стараясь оставаться незамеченным, паренек даже на площадях старался держаться ближе к стенам домов, опуская глаза, чтобы его никто не видел. Пока нагло на кого-то не посмотришь, тебя действительно не заметят.

– Георг! – окликнули вдруг его. В сердце парня что-то заскреблось, и появилось сомнение. Уже очень давно его вот так по имени никто не звал. «Это может быть только кто-то из родни», – решил он, но ошибся.

– Георг! – снова позвали его, но то был уже другой голос. Городская стража как-то приметила парнишку в черном. Да, многие здесь носили тонкие миловидные, почти домашние платья среди женщин и свободные белые рубахи с новыми жилетками с цветами среди мужчин. Но и туристов, которые одевались иначе, тоже хватало. Почему тогда именно он? И как они узнали это имя?

Когда парень понял, что этот хвост принадлежит ему, он ускорился. Стража ускорилась тоже. Он побежал, и она побежала тоже. Двое крепких высоких мужчин-полуорков преследовали его. «Да кому нужна такая чокнутая охрана в виде двух разъяренных амбалов?» – подумал отчаянно беглец, чувствуя на себе холодный пот, и дальше предпринять что-либо не успел. Завернув за угол в переулок, он столкнулся со странной, с разными глазами девушкой в разноцветных полупрозрачных чулках и в шляпе с колокольчиками на голове. Она была тонкой и легкой, поэтому запрыгнула на парня, как в гимнастическом номере в цирке, обхватив сначала его ногами, а потом встав на плечи парня на руках во весь рост.

– Дура! – рявкнул он на нее, пошатываясь из-за внезапно возникшего дополнительного веса. Он рванул вперед и скинул с себя акробатку, но ту подловил амбал. Другой стражник схватил кулаком паренька за шиворот, оттянул к себе, стукнул по голове и обнял.

– Да чего ты к нему припал, как к родному? – зарычал и даже забулькал другой полуорк на него.

– Тащи его в темницу за решетку, а перед этим поглядим, что у него в карманах!

– Этот город слишком красивый, чтобы обыскивать наглецов прямо здесь… – замычал напарник.

– Святой Иероним… И нам еще хотят в пары поставить женщин… – возмущался стражник с акробаткой на руках, которая продолжала показывать свои способности и не отрывала глаз от потерявшего сознание вора.

Проснулся Георг уже с мокрыми крысами на руках. Те жалостливо на него смотрели и будто клянчили еды. Парень с отвращением поглядел на соседей по камере и скинул их с себя и своей одежды. Он похлопал по своим карманам и без удивления понял, что они пусты. Георг с досадой вздохнул, упал обратно на холодную стену темницы и закрыл липкие глаза. Кто-то в эту же секунду громко постучал по металлической решетке.

– Эй! Ты! – захрипел тот полуорк, который все сетовал на своего мягкого напарника. Он присел на корточки и поправил синюю фуражку. В зубах у него горела толстая сигара. Стражник вынул ее изо рта и выдохнул весь ее аромат на хлипкого вора, так что тот стал кашлять от дыма. – Догус Флинт! Так тебя зовут обычно в криминале, да? Вы помои в обществе, как рыбьи головы… Надеюсь, ты знаешь об этом. Твоя мамочка всегда знала… Что? Что ты на меня так смотришь? Как будто с ненавистью. Я таких дрыщей, как ты, обычно использую вместо зубочисток, вот только Аргон не дозволяет вольностей. Так что твое счастье, прыщ! – плевался в паренька полуорк. – Так что ты думаешь, зачем мы здесь? Зачем вообще… – его грубый голос раздавался эхом по темнице, – все живое на этой земле? Какое у нас предназначение? Вот свое я знаю: ловить таких мелких засранцев, как ты. А в чем твое? Ха-ха-ха… Я знаю, в чем твое. Ты, может быть, слышал, что как в Александрии, так и в Рихтер-Хане пропадают люди и прочие гуманоидные представители рас? Говорят, им всем отрывают уши. А знаешь, откуда такая информация, если все считаются без вести пропавшими? По ночам встают мертвецы. Пока моя семья спит дома под замком, а ты шаришься и ищешь, что бы украсть, эти твари шатаются по мрачным закоулкам города и представляют опасность для всякого, кто к ним выйдет. Я сначала подумал: «Да пусть себе ходят! Какой нормальный горожанин станет соваться в ночную тьму? Преступников зато на улицах меньше станет», – думал я. Те ведь мертвецы любят нападать на живых, держу тебя в курсе. Вот только и я понял, что ошибался, когда моя дочурка проснулась во втором часу и пошла вдруг на кухню, а там в окно увидела недавно пропавшую мать. Она так ждала ее возвращения… Меня в ту ночь не было дома, потому что я ловил очередного убийцу, который залез в окно придворного. Я не знаю, что делал бы, если бы не золотая нянька, которая вдруг решилась спасти мою дочь. Вот так иногда чужие люди оказываются для тебя почти родными…

– Ты к чему это, клыкастый папаш… – бессильно прервал его словом Георг. – Ты вроде что-то мне чесал про уши.

– Еще раз перебьешь меня, и останешься сам без одного уха, – стукнул он по полу. – Это действительно была моя жена. И она была без ушей. Они были кем-то отрезаны. Она будто в один миг стала дикой и не признала даже собственную дочь. Если бы не няня, я не знаю… Не хочется говорить, но моя жена съела бы нашу дочь.

– Сказки ты какие-то рассказываешь, полуорк.

– Сказки? Ты и правда никогда не слышал о магии некроманта? Колдуны поднимают из могил новых чудовищ, а ты даже не представляешь себе, что это такое? – полувопросом сказал стражник. – Вот ты мне эти сказки и половишь. И не чтокай. Ты же знаменитый вор Догус. Не обольщайся, если ты сделаешь ту работу, которую не смогли сделать наши сыщики. Они те еще лаботрясы. Новички. Был один старый офицер, но когда он подобрался ближе к истине, его сожрали. Славный был малый…

После столь длинного разговора Георга все же заставили послужить интересам Александрии. «Прости меня, Рихтер-Хан», – извинился он перед городом, из которого сюда пришел, о чем девять раз пожалел.