Водородная Соната

6 (С -21)

Необходим был танец Корабля.

Флоты Ронте летали строем всегда, даже во время войны, когда такие маневры из-за диспозиционной предсказуемости были противопоказаны. Однако многое из того, что было противопоказано, с таким же успехом могло рассматриваться как правильно сформулированный вызов. При чрезвычайных обстоятельствах флот вынужден был придумывать более совершенные схемы: построение с такой утонченной элегантностью, что их математическая и топологическая основа оставалась неясной для врага, пока не стало бы слишком поздно. При правильном воплощении это могло стать ощутимым преимуществом, поскольку вычислительная мощность, необходимая вражеским кораблям для выполнения анализа, лишала их ресурсов, которые можно было бы направить на другие аспекты боя.

Корабли очень напоминали населявших их существ — насекомоподобных созданий размером в дециметр. Гладкие, радужно тёмные, с плавными линиями — они были весьма компакты, но при необходимости обладали большим радиусом действия, будучи столь же эффектны внешне, как и их хозяева: корпуса сверкали вихревыми радужными узорами поразительного разнообразия, сложности и точности.

Использование силовых защитных полей, против которых долгое время возражали традиционалисты, но которые были необходимы для наиболее изощренных форм быстрых межзвездных путешествий, только добавляло им внешней красоты, поскольку сами поля почти не изменяли общую форму судов, а скорее лаконично дополняли ее, похожие на многомерные развёрнутые крылья. Флоты Ронте в полете часто меняли свои порядки или топологически деформировали строй не из опасений относительно внезапной атаки, а ради удовольствия. Они всегда находили особую радость в сложности, движении, переменах.

При вхождении в новую окружающую среду требовался танец корабля, если только обстоятельства не были настолько чреватыми, что выполнение одного из маневров приводило к непредвиденным последствиям, например, во время войны, когда задержка или отвлечение внимания могли оказаться контрпродуктивными.

Вход в сферу, известную как пространство Гзилта, формально означал вхождение в новую среду, даже если не было никакой очевидной стены, барьера, демаркационной линии или другого знака, помимо навигационных данных, показывающих, что граница была пересечена (это было совершенно нормально в таких обстоятельствах).

Когда флот подошел к местной остановке на полпути между звездными системами Барлбаним и Тауше был исполнен корабельный танец «Пляска светящихся нимф, восходящих и нисходящих в свете чужого солнца».

Танец едва закончился, когда с флотом связался корабль Культуры “Рабочие Ритмы”. Он поздравил флот с прекрасным последним танцем.

Событие вызвало некоторый первоначальный переполох, тут же вылившийся в активацию наиболее быстрых элементов серийно аугментированных ИИ компонентов флота. Такая реакция имела место потому, что, хотя Ронте и были знакомы с возможностями Культуры и других кораблей восьмого уровня, они не обладали текущими знаниями о вероятных намерениях таких кораблей, заведомо предполагая враждебность.

Враждебность предполагалась из-за отсутствия предупреждения до получения сообщения. Кроме того, еще один очевидный дисбаланс состоял в том, что корабль-пришелец, по-видимому, мог наблюдать за флотом, в то время как флот ничего не знал о его местонахождении. Имевшиеся у них знания, полученные во время прежних подобных встреч, предотвращали любую эскалацию тревоги, способную перерасти в вооруженный ответ, вплоть до момента соответствующего приказа со стороны руководства.

Принимая во внимание более ранние брифинги, было высказано осторожное предположение, что корабль Культуры, возможно, проявлял сарказм, поздравляя флот в столь своеобразной манере — делая акцент на предсмертности танца, и, кроме того, некоторые компоненты предположили, что корабль не может ничего знать о том, что собой представляет хорошо или плохо построенный танец.

Однако дальнейший анализ подтвердил, что статистически вежливость была значительно более вероятной, чем сарказм в данных обстоятельствах, и что флоты Культуры, включая отдельные суда, обладали широко распространенными знаниями и пониманием всех аспектов корабельных танцев Ронте.

Корабль Культуры запросил разрешение подойти. Разрешение было дано. Флот воспринял как знак уважения и тот факт, что просьба вообще имела место, и то, что судно не приблизилось вплотную в агрессивной демонстрации или прямой атаке, а подошло по касательной, отдаляясь на несколько десятков километров от внешней границы флота.

Корабль Культуры оказался крошечным, всего восемьдесят метров в длину. Он не удосужился использовать внешние защитные поля, чтобы имитировать более крупный корабль, что можно было ожидать. Исторические/аналитические компоненты флота подтвердили, что такое поведение не являлось необычным для кораблей Культуры, и что это судно, хотя оно маленькое и одинокое, и поэтому, исходя из приоритетных принципов, выглядело как потенциальная добыча, не могло рассматриваться таковой. Установка содержалась в постоянном приказе всему флоту.

Корабль Культуры имел гуманоидную команду из пяти человек. Это было судно с ограниченным контактом класса Осыпь. Недостаток содержания/объема также, вероятно, не представлял собой какого-либо оскорбления для Ронте. Его название не следовало воспринимать буквально, оно являлось скорее своего рода отражением характера: расслабленного и непринужденного, качества — присущего как флоту Культуры, так и цивилизации Культуры в целом.

Оссебри 17 Халдесиб, Принц Роя в семнадцатом поколении, был главой подразделения вспомогательного роя и ответственным офицером флота на борту флагмана «Меланхолия Хранит Триумфы». Он руководил надзором еще до того, как был показан корабельный танец, и должным образом передал личное, корабельное, ульевое, флотальное, роевое и цивилизационное приветствие Культурному кораблю и цивилизации, которую тот представлял, а также всем без исключения соответствующим подструктурам/системам между ними.

Корабль Культуры был во всех отношениях вежлив, дипломатичен и уважителен, и выглядел в глазах ронте достаточно ценным. Приказы флота указывали, что из-за ранее возникавших проблем (в основном с участием сторон, отличных от Культуры), информацию о ценности не следует передавать инопланетному кораблю, если только ответственный офицер не решит иначе.

Должным образом проанализировав ситуацию, Оссебри 17 Халдесиб направил на встречу некоторых из своих лучших компонентов. * * *

Правильно ли он поступил? Если бы только можно было знать заранее, — Банстегейн чувствовал, как наркотик пульсирует в нем и этот ритм передаётся девушке. Ощущения простирались за пределы обычного восприятия. На кровати рядом с ним было живое существо: ласкающее, касающееся, согревающее, охлаждающее… Он позаботился о том, чтобы ключ к его собственной генетической подписи не сработал ни для кого другого, кроме неё. Он сказал ей об этом, так что она знала с самого начала. Она утверждала, что такая демонстрация решимости и лидерских качеств, особенно в столь личном контексте, будоражила ее, и это устраивало их обоих…

Правильно ли он поступил? Маршал Чекври снова вышла с ним на связь — свежие разведданные показали, что цель может быть даже хуже защищена, чем они предполагали ранее: Четырнадцатый уже отправил большую часть своих крупных кораблей в Сублимацию, настороженно ожидая, что они, возможно, тут же явятся обратно, исполненный скептицизма и полагая, что Сублимация может быть хороша только для меньших цивилизаций, но не для Гзилта. Однако назад никто не явился.

В последнее время полковой флот снова сменил диспозицию и система Изенион осталась едва защищенной. Это означало, что баланс между действиями и действиями, которые могли обеспечить наилучший результат, изменился. Он был счастлив, что ему не пришлось принимать решение по истечении всех тридцати восьми часов: теперь у них было больше времени. Если обстоятельства вновь не изменятся, корабль будет атаковать, пролетая мимо, что позволит использовать более полный спектр боеприпасов, да и вернётся гораздо быстрее, чем если бы ему пришлось наносить удар на полной скорости.

…Девушка проявила некоторые из своих фантазий, связанные с доминированием, но они ему не нравились, и он сказал ей об этом. Она выразила удивление, думая, что большинство политически влиятельных, агрессивных мужчин втайне вынашивают желание поменяться ролями и — в безопасном, контролируемом, полностью секретном контексте — подчиниться. В ответ он поведал ей, что эта обнадеживающая теория — вздор: сильные остаются таковыми всегда… Правильно ли он поступил? Люди умрут — от этого факта никуда не деться. Он принимал решения, которые приведут к гибели тех, перед кем у него был долг. Он должен был доверять им, и они должны были доверять ему. Но система сломалась.

Наркотик создавал иллюзию замедления времени, он расширял сознание, становившееся частью спектра надсуществования, в вихри которого он мог погружаться, игнорируя, улучшая и сублимируя.

Корабль — полковой крупный корабль — был испорчен, его ИИ обманут, вирусное присутствие внедрено в него много веков назад. Это был первый акт предательства, первый акт чего-то столь же значимого по своей сути, как и откровенная агрессия. Он должен был ответить, когда Четырнадцатый заблаговременно отказался от права на доверие, уважение или защиту этим актом древнего предательства.

Орпе подняла руки над головой, затем наклонилась назад, затем еще дальше, и продолжала наклоняться, пока голова ее, в конце концов, не исчезла из поля зрения — тогда она выгнула позвоночник и вцепилась в него. Она уже делала так раньше. Красавица Орпе. Вирис — как она хотела, чтобы он называл ее, хотя в первые несколько раз признавалась, что ей нравилось, когда к ней обращались Орпе или мадам Орпе.

…Помимо этого, однако, имел место тот простой факт, что единственное, что имело сейчас значение — не считая предательства, — Сублимация, которая должна была свершиться вовремя и в полном объеме.

Используя аугментации, которые он всегда носил с собой, он мог наблюдать, как Орпе ускоряется и замедляется. С наркотиком он мог синестезировать опыт, мысленно удаляясь в другие лакуны восприятия, в то время как оставшаяся часть его все еще находилась в реальном времени, наблюдая за происходящим. Процесс напоминал самосозерцание.

…Знания о содержимом корабля Ремнантеров — если послание, которое тот нес, было правдой, а не ложью, — необходимо было держать в секрете, скрывать не только от огромной массы людей, но от всех вообще. Запугивать массы не выгодно, и никогда не стоит сбивать их с толку. Иногда можно довериться людям, наделенным властью, иногда это помогает сохранить конфиденциальность — но не в этот раз. Ставки были слишком высоки. Ничто — вообще ничто, ни на практике, ни в теории — не имело большего значения, чем Сублимация. Они ставили на кон всё; он ставил всё, неся на своих плечах бремя надежд всего гзилтского народа.