Темный Шквал

— Я все равно плохо кончу, — Вильям перевел на него взгляд.

— Заткнись, — с угрозой произнес Тартас, до боли в пальцах сжимая его плечо.

— Это просто краткий миг передышки перед печальным финалом, — Вильям поджал губы. — Знаешь, какая средняя продолжительность жизни у штрафников?

— Какая?

— Два месяца от момента вынесения приговора. Я живу взаймы уже три года. Дон и Шори — пять. Око — четыре. Жасмин — два. До нас в команде Киарана были другие офицеры. Дон и Шори знали их лично. И даже похоронить никого из них не смогли. Нечего было хоронить. Киаран не всесилен. Он старается нас уберечь, но и выстрелить нам в головы тоже может в любой момент. Так же, как и ты, — Вильям в упор смотрел на Тартаса. — Знаешь, что я почувствовал тогда, в тот момент?

— Что ты почувствовал? — прошептал Тартас.

— Облегчение. А теперь его нет. Его больше нет! — Вильям с силой сжал челюсти до скрипа белоснежных зубов.

Тартас переместил ладонь с его плеча на затылок. Надавил пальцами у основания шеи, стягивая белокурые волосы и причиняя Вильяму боль.

— Искать облегчение в смерти — проще всего, — произнес он. — Я знаю это, потому что пробовал. Несколько раз. И каждый из этих раз меня останавливали и наказывали. И вместо облегчения я получал новые страдания. «За что мне это?» — спрашивал я себя. Пока в полубредовом состоянии чей-то голос не прошептал: «Может, для того, чтобы научить тебя бороться?» Это сказал мой брат по несчастью. Он умер спустя два месяца. Наш учитель не рассчитал время, и парень истек кровью, вися на крюках в комнате «испытаний». Мои рубцы на животе, о которых ты боишься меня спрашивать, от этих крюков. Я научился бороться, Вильям. Поэтому все еще жив. И когда я погибну, облегчение, которое каждый из нас склонен искать, перестанет иметь смысл. Потому что мне на все станет наплевать. У тебя есть своя история. А у меня своя. Меня моя история научила не опускать руки. А твоя — продолжает тебя учить. Так может хватит топтаться на месте, Вильям? Дерьмовый конец ждет всех нас. Он называется «смерть». Рано или поздно мы все узнаем, что это такое. Лично я хочу встретить его достойно. Не с чувством облегчения, а с гордостью за то, как прожил свою жизнь. Чего хочешь ты — решать тебе. Протягивать салфетку, чтобы Вилли вытер сопли, которые распустил, я не стану. Я люблю мужчину, который знает, что он делает и ради чего. Верни мне этого мужика, Вильям, потому что по бабам я не ходок.

Вильям исподлобья смотрел на Тартаса. Взгляд карих глаз потемнел, меж бровей появилась морщина упрямства, а уголки полных губ поползли вниз. Выражение гнева и злобы медленно искажало его лицо, пока плечи не дернулись, и он с силой не оттолкнул Тартаса от себя.

— Пошел ты на хрен, ублюдок!

Тартас склонил голову:

— Я просил мужика вернуть, а не самовлюбленную скотину! Хотя, — Тартас отвернулся, — эту скотину я тоже люблю.

Вильям подошел к сканеру и начал вводить левой рукой параметры диагностики.

— Нажмешь зеленую кнопку, когда скажу.

Он лег в капсулу прямо в расстегнутом костюме и попытался расслабиться.

— Нажимай!

Тартас подошел к капсуле и наклонился к лицу Вильяма. Просто смотрел на него и ничего не делал.

— Так и будешь на меня пялится или, может, поцелуешь, в конце концов? — наконец, не выдержал Вильям.

— Злой Вилли, — Тартас прикусил губу. — Ты же знаешь, что меня это заводит?

— Не хочешь целовать, тогда иди и нажми кнопку!

— Я не говорил, что не хочу.

Тартас припал к его губам и с жадностью утопил язык, получая ласку взамен. Надо же было ему три года назад повстречать этого засранца в гей-баре, чтобы безоговорочно на него запасть. На мужика, который все в жизни делал только ради себя. Кто же знал, что даже спустя три года странное непостижимое чувство к незнакомцу не угаснет, а наоборот, обретет вполне четкую форму и даже название. «Любовь». Сложное слово из словаря эмоций и чувств. Постичь его перед роковым финалом — разве не высшая ли это благодать? Тартас считал, что именно такой его любовь и является. А значит, он и его миссия точно благословлены.