Неизменная

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Если вам понравился роман «Неизменная», предлагаем познакомиться с фрагментом следующей книги о приключениях Алексии Таработти, в замужестве леди Маккон. БЕЗУПРЕЧНАЯ

— Сколько еще, маменька, мы должны терпеть такое чудовищное унижение?

Леди Алексия Маккон помедлила, прежде чем зайти в утреннюю столовую. Сквозь умиротворяющее звяканье чашек и похрустывание тостов до нее донесся неблагозвучный голос одной из сестер, Ивлин. Совершенно неудивительно, что к нему тут же подключился голос второй сестры, Фелисити. Барышни ныли хорошо отработанным дуэтом.

— Да, дорогая маменька, под нашей крышей — и такой скандал. Мы и вправду не должны и дальше мириться с этим, — вступила Фелисити. — Наши шансы на достойную партию уменьшаются (хрусть-хрусть) без всякой надежды на восстановление. Терпеть такое нельзя. Ни в коем случае.

Алексия остановилась перед зеркалом в коридоре и сделала вид, что приводит себя в порядок. На самом деле она хотела послушать еще. К ее смятению, новый дворецкий Лунтвиллов, Суилкинс, как раз шел мимо с подносом копченой рыбы и бросил на нее неодобрительный взгляд, в котором ясно читалось его мнение относительно молодых дам, имеющих привычку подслушивать разговоры родни. По его представлениям, дворецкие и только они одни обладали исключительным правом на все формы этого искусства.

— Доброе утро, леди Маккон, — сказал он достаточно громко, чтобы завтракающие услышали его за звяканьем приборов и болтовней. — Нынче вам доставили несколько посланий.

Дворецкий вручил Алексии два сложенных и запечатанных письма, а потом демонстративно пропустил ее вперед. Скрыв раздражение, Алексия впорхнула в утреннюю столовую.

— Доброе утро, дражайшее семейство.

Упомянутое семейство без энтузиазма отозвалось на ее любезное приветствие.

Пока она осторожно пробиралась к единственному свободному стулу, за ней с осуждением наблюдали четыре пары глаз. Хотя нет, три пары: достопочтенный сквайр Лунтвилл, казалось, был всецело сосредоточен на том, чтобы по всем правилам приступить к поеданию яйца всмятку. В этом процессе было задействовано некое хитроумное приспособление, напоминающее малюсенькую гильотину, нож которой двигался в горизонтальной плоскости. Оно позволяло срезать верхушку яйца идеальным кружочком без единого скола. Увлеченный этим делом, сквайр не удосужился отвлечься на появление падчерицы.

Алексия опасливо налила себе стакан ячменного отвара и взяла тост без масла, стараясь не замечать царящий в столовой аромат копчений. Еще недавно она очень любила копчености, но теперь у нее начинало крутить живот от одного только их запаха. Пока что связанное с будущим младенцем неудобство — так она мысленно это называла — казалось куда более изнурительным, чем можно было предположить, учитывая, что до того, как этот самый младенец освоит речь и самостоятельные действия, должны пройти годы.

Миссис Лунтвилл с нескрываемым одобрением посмотрела на этот аскетический набор продуктов.

— Как утешительно для меня, — сказала она, обращаясь ко всем за столом, — что наша бедняжка Алексия чахнет и сохнет в отсутствие мужниной любви. Такое прекрасное проявление чувствительности!

Она определенно считала, что скудный выбор блюд за завтраком — симптом приступа жалости к себе, который вскоре должен начаться у ее старшей дочери.

Алексия раздраженно посмотрела на мать. «Связанное с младенцем неудобство» уже давало о себе знать прибавкой веса, а она и без того не была пушинкой, так что о том, чтобы сохнуть, не могло быть и речи. И привычки жалеть себя у Алексии не было. Вдобавок ее возмущало, что мать приплела к ее отказу от пищи лорда Маккона, который был тут совершенно ни при чем. То есть очень даже при чем, конечно, но в другом, совершенно очевидном смысле, о котором ее родные оповещены пока не были. Она раскрыла рот, чтобы опровергнуть высказывание матери, но ее опередила Фелисити:

— Нет, маменька, я думаю, Алексия не из тех, кто может умереть от разбитого сердца.

— Но и не из тех, кто ограничивает себя в пище, — парировала миссис Лунтвилл.

— А вот я, например, — вмешалась Ивлин, накладывая себе побольше копченой рыбы, — наоборот, распрекрасненько могу сделать и одно, и другое.

— Иви, деточка, последи за языком, пожалуйста! — Недовольная миссис Лунтвилл разломила пополам кусочек тоста.

Младшая мисс Лунтвилл повернулась к Алексии, обвиняюще тыча в нее вилкой:

— Теперь капитан Фезерстоунхоф порвал со мной. Как тебе это нравится? Утром от него пришло письмо.

— Капитан Фезерстоунхоф? — пробормотала Алексия скорее себе самой. — Я думала, он помолвлен с Айви, а ты — с кем-то другим. Какая неловкая путаница вышла!

— Нет-нет, сейчас с ним помолвлена Айви. Или была помолвлена. Сколько ты уже у нас живешь? Будь повнимательнее, Алексия, милочка, — отчитала дочь миссис Лунтвилл.

Ивлин театрально вздохнула.

— Платье уже заказано и все остальное. Придется все переделывать.

— У него красивые брови, — посетовала миссис Лунтвилл.

— Вот именно! — воскликнула Ивлин. — Где я еще найду пару таких замечательных бровей? Я уничтожена, точно тебе говорю, Алексия. Окончательно и бесповоротно уничтожена. А виновата в этом ты.

Надо заметить, в действительности Ивлин не выглядела так сильно расстроенной потерей жениха, как требовало бы того подобное событие, особенно если учесть, что тот обладал столь выдающимися бровями. Младшая мисс Лунтвилл запихивала в рот куски вареного яйца и методично их пережевывала. Недавно она вбила себе в голову, что станет стройнее, если будет делать по двадцать жевательных движений на каждый оказавшийся во рту кусок. Пока это привело лишь к тому, что она дольше остальных засиживалась за столом.

— Он сослался на разное мировоззрение, но мы все отлично знаем настоящую причину. — Фелисити помахала листком с золотым обрезом.

Определенно, это была записка, содержавшая глубочайшие извинения славного капитана. Ее внешний вид недвусмысленно говорил о том, что все, кто присутствовал на завтраке, включая даже копченую рыбу, уже успели со всей серьезностью в нее вникнуть.

— Не могу не согласиться, — Алексия невозмутимо отпила из почти нетронутого стакана глоток ячменной воды. — Разное мировоззрение? Дело наверняка не в этом. У тебя же вообще нет никакого мировоззрения, правда, дорогая Ивлин?

— Так ты признаешь, что виновата? — чтобы снова броситься в атаку, Ивлин пришлось раньше времени проглотить яйцо. Она тряхнула белокурыми локонами, по цвету всего на пару тонов отличающимися от упомянутого яйца.

— Категорически нет. Я даже не знакома с этим господином.

— Но вина все равно твоя. Ты ни с того ни с сего бросила мужа, живешь у нас. Это возмутительно. Люди. Уже. Говорят. Об этом, — Ивлин безжалостно пронзила сосиску ножом, дополняя свои слова действием.

— Людям свойственно говорить. Насколько мне известно, разговоры вообще принято считать наилучшим способом общения.

— Ах, ну почему ты такая невыносимая? Маменька, сделай с ней что-нибудь, — назначив мать ответственной за поведение Алексии, Ивлин оставила в покое сосиску и снова переключилась на яйцо.

— Что-то ты не выглядишь очень расстроенной, — Алексия наблюдала за сестрой, которая продолжала жевать.

— Нет-нет, уверяю тебя, бедная Иви глубоко растрясена. Вернее даже будет сказать, вне себя от шока, — бросилась на защиту младшей дочери миссис Лунтвилл.

— Ты, конечно, хотела сказать «потрясена»? — В кругу семьи Алексия никогда не стеснялась отпустить колкость — другую.

Сквайр Лунтвилл на другом конце стола единственный из всех оценил сарказм и негромко усмехнулся.

— Герберт, — немедленно упрекнула его жена, — не поощряй ее дерзости. Дерзость — самая неприятная черта в замужней даме. — Миссис Лунтвилл обернулась к Алексии. Ее лицо, лицо хорошенькой женщины, которая стареет, но не осознает этого, скривилось в гримасе, которая, как решила Алексия, призвана изображать материнскую заботливость. В результате почтенная дама стала похожа на пекинеса с пищевым отравлением. — В этом-то и причина твоего отчуждения от него, правда же, Алексия? Ты не вела себя с ним по-умному, да, дорогая?

Миссис Лунтвилл не упоминала имя лорда Маккона с самой свадьбы дочери. Казалось, таким образом она одновременно утверждает тот факт, что Алексия замужем — а такой вариант развития событий казался невозможным практически до самого рокового бракосочетания — и старается забыть, за кем. Конечно, речь шла про пэра Великобритании, да еще, говоря по правде, первого приближенного ее величества, но также и про оборотня. Не помогало делу и то, что лорд Маккон не переносил миссис Лунтвилл и его не волновало, кому это известно — пусть даже и самой миссис Лунтвилл. Ну еще бы, подумалось Алексии, когда-то он даже… Она усилием воли прервала мысль о муже и безжалостно подавила легкую улыбку, которую чуть было не вызвало это воспоминание.

— Мне кажется совершенно ясным, — категоричным тоном перебила Фелисити, — что твое присутствие в этом доме, Алексия, каким-то образом расстроило помолвку Иви. Даже ты, дорогая сестричка, не можешь с этим поспорить.

Фелисити и Ивлин были младшими единоутробными сестрами Алексии, но больше у этих барышень ничего общего с ней не наблюдалось. Они были низенькими, белокурыми и тоненькими, в то время как Алексия — высокой, темноволосой, смуглой и, сказать по правде, отнюдь не худенькой. Сестры любили хихикать, часами разглядывать модные журналы и носить розовое, Алексия — нет. Весь Лондон знал, что она обладает высоким интеллектом, живым умом и покровительствует научному сообществу. А Фелисити и Иви были известны своими пышными рукавами. В результате мир определенно становился куда лучше, когда трем сестрам не приходилось жить под одной крышей.

— Нам всем известно, какое у тебя взвешенное и непредвзятое мнение по этому вопросу, Фелисити, — голос Алексии был совершенно невозмутим.

Фелисити уткнулась в светский раздел ежедневной газеты «Дамский щебет», всем видом демонстрируя, что она не хочет больше участвовать в разговоре. Но миссис Лунтвилл отважилась пойти дальше:

— Однако же, милая Алексия, разве не пришло время вернуться домой, в Вулси? Я имею в виду, что ты пробыла с нами неделю и, конечно, нам это очень приятно, но ходят слухи, что он уже вернулся из Шотландии.

— Кто?

— Ну, э-э-э… лорд Маккон.

— С чем его и поздравляю.

— Алексия! Да что ты такое говоришь?

— Конечно, — вмешалась Ивлин, — в городе его никто не видел, но говорят, он приехал вчера в Вулси.

— Кто говорит?

Вместо объяснения Фелисити зашуршала газетой.

— Ах, они!

— Он, должно быть… с нетерпением ждет тебя, милая, — возобновила штурм миссис Лунтвилл. — Томится в отсутствие твоего… — она помахала рукой в воздухе.

— Моего чего, маменька?

— Э-э, блестящего общения.

Алексия фыркнула, в прямом смысле фыркнула, прямо за накрытым столом. Коналлу, пожалуй, нравилась ее прямота, но она очень сомневалась в том, что муж сильнее всего скучает по ее интеллектуальным качествам. Лорд Маккон был оборотнем с большим, если можно так выразиться, аппетитом. То, что ему сильнее всего не хватало, располагалось отнюдь не в ее голове, а куда ниже. Перед мысленным взором Алексии возникло лицо мужа, моментально сокрушив ее непоколебимость. Какие глаза у него были, когда они виделись в последний раз! Глаза обманутого, преданного человека. Но то, что он не поверил ей, что он в ней усомнился, было непростительно. Как посмел он оставить ее с воспоминанием об этом его несчастном взгляде бездомного щенка, о его потерянном виде, как посмел играть ее чувствами! Алексия Маккон заставила себя, не сходя с места, вспомнить и прочувствовать все, что он наговорил ей тогда. Она никогда не вернется к этому — она лихорадочно искала верное слово — к этому недоверяльщику! Похоже, мозг отмел все существующие термины и в качестве компенсации измыслил новый.