Шлюпка «Маргарита»

* * *

Константин Абэ при виде меня оглушительно расхохотался. Я недоумевал — что в моей внешности могло вызвать у него столь неумеренный приступ веселья, — до тех пор, пока Абэ не произнес:

— И опять небось грамотный?

Я пожал плечами. У животоглавцев этот жест выражает чрезвычайно широкий спектр самых различных чувств, от язвительного недоумения до искреннего сочувствия. Отчасти функции мимики переложены у животоглавцев на плечи — в самом прямом смысле слова; поскольку их лица, находящиеся на животе, своими гримасами показывают преимущественно фазы пищеварительного процесса и его состояние.

Анадион Банакер сухо произнес:

— Да. Грамотный. Как всегда.

И вышел, закрыв за собой дверь.

Я осматривался в тесном, качающемся помещении, в чьи стены безнадежно стучали сырые кулаки моря.

Здесь было жарко, влажно и захламлено. Обилие бочонков с припасами уничтожало всякую надежду на скорое завершение путешествия, каким бы нежелательным и тяжким оно ни было.

— Грамотные-то хужей котлы чистят, — крикнул, обращаясь к закрытой двери, Абэ и напоследок хохотнул еще разок. Затем он стал серьезен и уставился на меня. — Что это у тебя с рожей? — осведомился он. — Болезнь? Заразная?

Я сказал:

— Нет.

Удовлетворившись этим ответом, Константин Абэ сунул мне в руки засаленную тряпку и кивнул на котел:

— Вычисти.

Я посмотрел на тряпку и произнес:

— Я — помощник библиотекаря, господина Банакера.

— Ну да, — кивнул Абэ, — он ведь сам мне об этом сказал. Твоя служба началась. Не рассчитываешь же ты плавать на нашем корабле за просто так? Мы пассажиров не берем.

Ни к одному человеку на свете я не испытывал такой ненависти, как к Константину Абэ. Он был невысок ростом, худощав, с абсолютно лысой головой, которую смазывал маслом так, что она отбрасывала блики на стены. Цвет его кожи был желтоватый, разрез глаз неопределенный: они были раскосыми, но без изысканного тяжелого века, которое отличает азиатов. Просто криво вырезанные в желтой коже глаза. И еще они почти никогда не моргали.

Готовил он из рук вон плохо, и все матросы его ненавидели. Изрядная толика их ненависти приходилась теперь и на мою долю. Поначалу меня это удивляло.

В первый же вечер, утомившись от противной и тяжелой работы, я выбрался на палубу и растянулся под звездами, рассчитывая немного отдохнуть. С той же, очевидно, целью туда явились трое матросов, и один сразу же раскурил на редкость вонючую сигару. Не сомневаюсь, что он купил ее на честно заработанные деньги, потому что украсть такую гадость не пришло бы в голову даже такому наивному человеку, как я.

— Ба! — воскликнул один из матросов. — Да это же новый помощник библиотекаря!

Я уже приподнялся было на локте, чтобы достойно вступить в беседу и познакомиться с этими людьми, моими спутниками на ближайшее время, как второй матрос в меня плюнул. Его плевок, длинный и коричневый, медленно пролетел по вечернему воздуху и с пугающей меткостью завершил траекторию у меня на лбу.

— То-то я гляжу, суп сегодня еще жиже, чем вчера, — сказал плеватель.

Я вытер лицо одеждой и с достоинством осведомился:

— Что вы имеете в виду?

(Следовало употребить фразу: «Что вы себе позволяете?» — но я как-то не сообразил.)

— Да то, что раньше воровал из общего котла один Абэ Желтомордый, а теперь к нему прибавился второй короед.

— Я помощник библиотекаря, — напомнил я.

— А знаешь, что мы сделали с прежним помощником? — сказал, оскалив зубы и шевеля в них сигарой, курильщик.

— Меня это не касается, — заявил я.

Я снова улегся и всем своим видом показал, что не намерен больше перемолвить ни слова с этими дурно воспитанными людьми. Они это поняли и принялись переговариваться, как бы не замечая моего присутствия. При этом они толкали друг друга локтями и то и дело прыскали от смеха. Неизвестно, чем бы все это закончилось для меня, если бы на палубе не появился Анадион Банакер.

— Вот вы где! — обратился он ко мне.

Матросы сняли головные уборы и замолчали, но библиотекарь даже не посмотрел в их сторону.

— Вас ищет Абэ, — сказал Банакер, глядя поверх моей головы куда-то на мачту. — Говорит, для вас есть работа.

— Послушайте, господин Банакер, — взмолился я, — почему, являясь вашим помощником, я вынужден быть на побегушках у повара? Как это связано с библиотекой?

— Вы, как человек, поживший среди животоглавцев, должны лучше, чем кто бы то ни было, знать о непосредственной связи между желудком и головой. Или, выражаясь иначе, — о связи между мыслительными и пищеварительными процессами, — ответил библиотекарь.

Не без злорадства я отметил, что на матросских физиономиях появилось выражение глубочайшего недоумения. Однако на этом мое мимолетное торжество и закончилось, и я поплелся обратно в камбуз, в царство тирании Константина Абэ.