Первый шаг

С третьего раза я сдала-таки злополучный предмет. Как ни странно, получила четверку: впрочем, походило на то, что ее магистр Дэнн выставила мне из жалости. То ли к моим некромантическим способностям, а то ли к собственному свободному времени.

Тридцать первое неуклонно приближалось. Вместе с ним приближался экзамен по боевой магии.

Утром последнего дня года я проснулась сосредоточенная, зеленая и злая. Зажевала бутерброд, попрыгала по комнате, прикидывая, каким образом можно отразить то или иное заклятие. Слава богам, пока что набор боевых чар был не так уж и велик: от силы штук восемь защитных и пара атакующих приемов. Но это если не считать общих заклинаний вроде телекинеза. В конце концов, разве нельзя пришибить соперника летающей сковородкой?

Чем не боевой прием?

На другой половине комнаты происходила ничуть не меньшая ревизия интеллектуальных запасов. Полин сегодня сдавала алхимию — профильный для нее предмет. Там булькало, шипело и даже взрывалось; девица, однако, старалась не применять ничего особенно сильнодействующего, чтобы, не приведи боги, не испортить внешность перед новогодним балом.

Мы вышли из комнаты одновременно. Вместе поднялись по лестнице, перешли по переходу; коридор, еще один коридор — вот он, родной кабинет, у которого нам предстояло расстаться.

Кабинет боевой магии.

На двери висела классическая табличка «Тихо! Идет экзамен». На моих глазах из косяка вынырнула Рихтерова элементаль, придирчиво осмотрела табличку и, поправив ее, мгновенно исчезла обратно.

Я остановилась перед дверью и сглотнула, глядя на темные створки. Странное дело, пока я ходила сюда вместе с толпой сокурсников, посещая привычные лекции, ну или там семинары, они не вызывала у меня практически никаких эмоций. Потом, после давешнего сражения с василиском, дверь начала нести на себе некую смысловую нагрузку; но сейчас, стоя перед ней, я понимала, что больше всего мне хочется оказаться верст от нее где-нибудь за двадцать.

— Ты чего, боишься? — недоуменно спросила у меня стоявшая рядом Полин.

— Нет, — помотала я головой.

«Хорошо ей, — обреченно пробормотала та часть меня, которая была хоть сколько-нибудь логичной. — Иди себе к Эльвире, нашептывай над котлом… алхимичка, конечно, тоже не сахар, и пару у нее сорвать — раз плюнуть, так все едино не Рихтер!..»

Я отчетливо представила, как через пятнадцать минут мое тело, уже со сложенными на груди руками и зажатой в них зажженной свечкой, выносят из кабинета, дабы нынче же вечером прикопать на заднем дворе, и не смогла сдержать глупого смешка. Наверное, это было нервное.

Полин, все еще стоявшая возле двери, переминалась с ноги на ногу. Она явно надеялась узреть ту же самую картинку, но только в реальности. Это, как ни странно, придало мне сил. Еще не хватало, чтобы назавтра все магички с алхимического болтали, будто я дрожала перед дверью в кабинет боевой магии! Может быть, тому же Генри это и сошло бы с рук — по красавцу-вампиру с его фирменной клыкастой полуулыбкой сохла добрая половина всех адепток, — но ко мне, хвала богам, они таких симпатий не питали. А посему я отбросила прочь все нелепые мысли, сделала Полин ручкой, увидев в ответ нерешительно скрещенные пальцы, и отважно толкнула дверь сапогом.

В высокие стрельчатые окна тускло светило холодное зимнее солнце. Я тоскливо покосилась на зеленые маковки елок, видневшиеся вдалеке, и только после этого воззрилась на кабинет.

Боевая магия была моим последним экзаменом. До того я уже сдавала три профильных предмета и потому совсем не удивилась, увидев, как резко преобразилась привычная, казалось бы, комната.

Со стен исчезло все, включая карту Лыкоморья, которая мрыс знает зачем висела здесь с самого первого занятия. Вместо нее между третьим и четвертым окнами задумчиво покачивалось серое чешуйчатое чучело, в котором я незамедлительно опознала Esgeraltia magna, в просторечии именуемую «ведьмин хомячок». «Хомячок», размерами напоминавший хорошего волкодава, был не иначе как из личной коллекции преподавателя бестиологии, — приметив знакомую трещину на стеклянном глазе, я вспомнила, как Марцелл рассказывал, в каком жутком поединке добыл «сей великолепный образец». Помнится, тогда, после урока, мы с Хельги, тщательно осмотрев шкуру со всех сторон и не найдя на ней ни единой лишней дырки, пришли к закономерному выводу — хозяин расстался с ней добровольно и, скорее всего, в глубокой старости. Так или иначе, но чешуя «хомячков» здорово поглощала темную магию. Надо думать, потому Gaddius здесь и висел.

Парты кольцом стояли у стен. За большей их частью сидели бледные адепты, сжимавшие во влажных от стресса ладонях кто перо, а кто и загадочного вида талисман. Среди вторых я заметила и Хельги. Вампир состроил мне ободрительную гримасу, после чего, сочтя дружеский долг исполненным, заново начал настукивать по резному деревянному кружочку.

Справедливости ради стоит отметить, что вчера Хельги предлагал подобную штуку и мне. За плечом у вампира переминался один из старшекурсников, многообещающе пощелкивавший целой связкой таких кружков. У меня отродясь не водилось лишних денег, а занимать у Хельги не хотелось, и потому старшекурсник ушел ни с чем. Подумав, я рассудила, что ни один из них не упустит шанса подшутить, мало задумываясь о последствиях, и помянутый кружок ценой пятнадцать серебрушек мог запросто оказаться и обычной безделушкой. Как вариант — незадачливого покупателя вполне мог дождаться медкабинет.

Похоже, что Эгмонт думал примерно так же. По крайней мере, на адептов он косился весьма ехидно. Сомневаюсь, что магистр, с его любовью к «реальным боевым условиям», собирался хоть что-нибудь предпринимать.

— Доброе утро, — кашлянув, напомнила я о себе.

Эгмонт поднял на меня глаза. Под его взглядом я моментально позавидовала Хельги, имеющему при себе хоть какой-то талисман, и пожалела о том, что не догадалась прихватить с собой ничего, кроме монетки достоинством пять серебряных лыкоморской чеканки. Перед тем как отправиться на экзамен, я засунула ее в сапог под пятку; но сейчас, глядя в черные блестящие глаза преподавателя боевой магии, резко захотела иметь под руками как минимум Рубиновый Щит.

— Доброе утро, студентка, — согласился маг. Он указал подбородком на несколько бумажных прямоугольников, лежавших на столе. — Тяните билет.

Говорят, тринадцать — счастливое число. Я пересчитала билеты, для верности ткнув в каждый пальцем, и решительно перевернула тринадцатый.

— Двадцать второй. — Встрепенувшись на мой голос, перо-самописка споро забегало по бумаге.

Я прошла на свободное место рядом с вампиром Логаном. Вынула из чернильницы обдерганное — не иначе как предшественником, не ведавшим, куда деть руки в ожидании вдохновения, — перо; аккуратно вывела на чистом листе имя, фамилию и факультет. Номер билета.

Вопрос первый… «Описание, характеристика и теория обуздания василисков».

Я улыбнулась и окунула перо в чернила.

К некоторому разочарованию, смешанному, впрочем, с облегчением, мне не досталось практического вопроса. Задач на алхимию — тоже: это было обидно, потому что ее-то я знала не то что на пять — на все десять. В отличие, кстати, от большинства сокурсников, запутывавшихся в длиннющих цепочках формул уже на втором звене.

Первое задание, про василисков, я написала буквально за пару минут, а второе, про битву на Вересковой Пустоши, нахально скатала у соседа. К третьему вопросу — «Боевая магия как наука» — я уже обнаглела настолько, что даже не стала записывать развернутый ответ, ограничившись кратенько набросанной схемой.

Логан пошел отвечать. Я ободряюще скрестила пальцы; он ответил тем же, а я пододвинулась на скамейке, оказавшись рядом с сосредоточенно сопящим Хельги.

Похоже, талисман не слишком-то ему помогал. Вампир то начинал строчить с бешеной скоростью, то мрачно вымарывал один абзац за другим. Вид у него был довольно скорбный; заглянув в его билет, я чуть не взвыла от подобной несправедливости. Третьим вопросом там стояла как раз алхимия — цикл превращения настойки мандрагоры от начального этапа до конечного варианта с детальным разбором процесса в виде формул и реакций. Простое перечисление ингредиентов не проходило.

Вампир умоляюще покосился в мою сторону. Он отлично знал, что из всего курса про клятую настойку помнила я одна.

Времени было много, чернил — тоже. Терять мне было особенно нечего, и я, пододвинув к себе отложенный было листок, неторопливо начала записывать полный цикл превращения мандрагоры.

Счастливый Хельги работал, как гномий копировальный аппарат.

Когда Эгмонт почувствовал неладное, я уже заканчивала последнюю формулу. Маг жестом остановил отвечающего студента и, выйдя из-за стола, направился ко мне.

Я подрисовала изящную закорючку к последней букве. Хельги, почуяв угрозу, прибавил скорости; словом, когда Эгмонт остановился у нашей парты, мы уже сидели, ненавязчиво глядя в разные стороны.

Но магистра это ничуть не смутило.

— Будьте любезны ваш билет, студентка Ясица, — произнес он.

Пожав плечами, я протянула ему требуемое. Эгмонт быстро пробежал его глазами, кивнул и положил обратно на парту.

— А теперь ваш листок с ответами.

Его он читал немного дольше — не иначе как пытался разобрать мой почерк. В последнее время я выучилась писать красиво — да вот беда, чем изящнее выглядели буквы, тем сложнее они поддавались дешифровке.

— Мне не совсем понятно, — холодно сказал Эгмонт, взмахивая листком, — зачем вы подписали внизу, после третьего ответа, алхимическую формулу. Насколько я могу судить, она не затрагивает ни одного из трех ваших вопросов. Или, быть может, я ошибся?

— Конечно нет, магистр, — ответила я, глядя ему в лицо честными-пречестными глазами. — Вы, да вдруг ошиблись? Совершенно не затрагивает.

— Тогда потрудитесь объяснить, почему она здесь оказалась.

— Ну как же… — Я постаралась сделать глаза еще честнее, но дальше было некуда. — Я же на пятерку претендую, так? Вот вызовете вы меня, расскажу я три вопроса… так ведь на пятерку их одних не достанет! Зададите вы мне дополнительный вопрос — да хотя бы и про мандрагору, почему нет? — и будете совершенно правы! А я от нервов возьми да и позабудь… формула длинная, как такую не позабыть? Где-то ошибусь, где-то буквы перепутаю, вы мне и поставите четыре — и опять-таки будете совершенно правы! Вот только мне от этого легче не будет, я же ее все-таки знаю! Вот и решила озаботиться… заранее, как вы всегда учили…

— Почему же вы, в таком случае, не переписали весь учебник?

Я хотела было сказать «дык…», но не рискнула.

— Это самое сложное, что мы изучали, вот и решила на всякий случай.

Крыть было нечем. Маг еще немного постоял, мрачно переводя взгляд с меня на вампира и обратно, потом положил листок на место и вернулся к своему столу. Хельги озабоченно просмотрел свои записи: с Эгмонта бы сталось зачаровать пергамент так, чтобы в формуле сразу нашлось штук десять ошибок. Но то ли магистр находился в хорошем настроении, что случалось с ним довольно редко, то ли он решил отыграться на устном опросе, а то ли на пергамент уже были наложены защитные чары — формула осталась такой же, как была.