Тень великого колдуна

Глава 2

— Умбра, деточка, возьми прислугу, сбегай на рынок. — Говорит он, улыбаясь. Его широкое лицо с большими на выкате глазами приобретает беззащитное, немного глуповатое, и вместе с тем невероятно умильное выражение.

Этот трюк вогнал в заблуждение, а потом и в могилу, чертову кучу народа. Невозможно заподозрить, что милый застенчивый человек с легкой аристократической сединой в висках и аккуратной бородкой, на самом деле самый жестокий и могущественный маг на свете, о котором слагают легенды и детские страшилки во многих мирах поднебесья. Великий колдун. Познавший тайну орла, черепахи и феникса. Сайтас. Сайтанс, Сатана.

Как же я ненавижу эту его улыбку! Сколько раз, послав на очередное смертельно опасное задание, он внезапно выдергивал меня в самый ответственный момент ради какой-нибудь ерунды. После многочасовых мучений, мокрая как мышь под метлой, ты, наконец, преодолеваешь высоченную стену, переводишь дух после сражения со стаей упырей, крадешься на цыпочках мимо спящего василиска или на последнем издыхании подбегаешь к воротам храма, преследуемая толпой вооруженных монахов, выполняя очередной дурацкий приказ. До цели остается последний шаг, только протянуть руку…

И вдруг ты оказываешься здесь и видишь эту улыбку. Умбра, деточка, ты не знаешь, где мой синий сафьянный халат? Я сегодня отпустил садовника, сбегай, накрой саженцы. Скажи кухарке, чтобы к ужину приготовили пироги с мясом, а не с рыбой.

В такие моменты я готова его убить.

Сопротивляться Зову я не в силах, но со временем, поднаторев в магии, я научилась обманывать это заклинание, завернув петлю перемещения на свою комнату. Теперь, хотя бы, можно заскочить к себе, чтобы глотнуть воды или оставить то, что не предназначено для чужих глаз.

Колдун нервно барабанит пальцами по столешнице. Магический браслет на запястье — розетка из двенадцати лепестков — задумчиво поблескивает. В окне за его спиной черно-белой мозаикой возвышаются горные вершины. Тусклый серебристый свет, спрятавшегося за облаками солнца лениво вливается в комнату, рисуя на полу расплывчатые тени. Стол. Книги. Астрономические таблички. Высокая спинка кресла. Не хватает только силуэта сидящего в нем человека. Он не отбрасывает тени.

— Тебя что-то не устраивает, Умбра?

Все! И то, что ты сделал из меня безропотную служанку, беспринципную воровку, безжалостную убийцу, и бес знает, кого еще сделаешь! И то, что у меня в душе нет и никогда не было никаких чувств, кроме хронического раздражения. И то, что все это никогда не изменится!

— Меня все устраивает, Хозяин.

Хозяин долго смотрит на меня, нахмурив черные кустистые брови. Его лицо больше не выглядит добродушным или глуповатым, скорее жестким и пугающе проницательным.

— Твое искусственное сознание играет с тобой жестокую шутку. — Напряженно говорит колдун, и я физически чувствую, как в воздухе от него ко мне натягиваются невидимые струны. — Помни, тебя, как таковой не существует. Ты — никто. Всего лишь моя ожившая тень, которой я подарил плоть и кровь. Твоё постоянное бунтарство и попытки принимать самостоятельные решения аномальны. Твое истинное предназначение — быть частью меня, жить моей судьбой, следовать моим интересам и выполнять мою волю.

— А, может, я не хочу!

— Чего же такое создание как ты может хотеть?

— Стать художницей! — Я досадливо поджимаю губы, слишком поздно сообразив, что в запале выдала свою главную тайну, свою мечту.

— Художницей? Ты? — Он смеется искренне, для собственного удовольствия, а не для того, чтобы продлить жизнь. Он бессмертен.

Отворачиваюсь к огромному аквариуму у стены. Я никто и не должна ничего чувствовать. Но мне больно и обидно. Среди пушистых золотистых водорослей и перламутровых гирлянд пузырьков степенно плавают красные пузатые карасики. На отполированном стекле отражается мое лицо с прищуренными глазами, глубокими складками вокруг уныло опущенных кончиков губ. Сейгеш, как никогда я похожа на высохшую столетнюю старуху… или на Него.

Жалобно поскрипывает кресло.

— У меня на завтра намечается встреча с коллегами. — Сухо говорит он. — Удосужься, организую все в лучшем виде.

Встреча с коллегами. Как же, знаем. Такие же как он ненормальные, только из соседних миров: рыжий балагур Энлиль с маленькими рожками, огромный вежливый человекокит Энки и самый опасный — конченный алкоголик с опасной манией спаивания окружающих, колдун Уту. Запрутся опять в кабинете на всю ночь. А потом мы с прислугой целых месяц роем ловчие ямы на добровольца-экспериментатора в скороходных сандалиях, устраняем следы потопа, расчищаем пожарища после гонки на шемах[8], ищем пропавшую шапку невидимку или спасаем провиант от обнаглевшей скатерти самобранки. Я уже не говорю о летающих овечьих отарах, кровожадных козловолках и говорящих деревьях. Местное население давно упразднило прежнее название горного хребта, в клыках которого был запрятан наш замок, переименовав его в Чертову Хребтину.

— Мне можно идти? — Бесстрастно спрашиваю я, не разворачиваясь в его сторону.

— Иди. Справишься с делами, можешь взять выходной. — Благодушно разрешает Хозяин. — На пару недель.

— Что? — Возможно, я веду себя слишком дерзко и импульсивно, но удержаться от громкого вскрика не могу. Просто для меня даже пара свободных мгновений — это неслыханная роскошь, а уж пара недель… сейгеш…

— Сегодня будет ровно двадцать пять лет, как ты служишь мне верой и правдой.

— И даром. — Подсказываю я.

— Ты знаешь, что это значит. — Как будто не замечая моей наглости, произносит колдун, одной рукой подтягивая к себе сочинение Евдокса, а другой надевая на нос подарок Энлиля, круглые небьющиеся очки в металлической оправе, сразу приобретая некоторое сходство с пучеглазыми карасиками в аквариуме (сам он искренне считает, что очки придают ему серьезный, мужественный вид). — Все равно, мне пока твоя помощь не понадобиться. К тому же, пришло время избавить тебя от пустых фантазий. Попробуй, поживи не в волшебном замке на всем готовом, а в жестоком прозаичном мире людей без денег и магической подпитки. Попробуй найти работу и свое место в жизни. Ты ведь об этом всегда мечтала? Давай, девочка. Может, так ты убедишься, что на самом деле твое место всегда было за моей спиной.

— А если…

— Умбра! — Резко обрывает он. — Даренную лошадь благодарно принимают без досмотра, даже если у нее явно отсутствует весь жевательный аппарат вместе с головой и подозрительно пахнет дохлятиной. Ты ухватываешь суть?

— Да, Хозяин.

— С собой можешь взять только свое оружие и маскировочный амулет. Но сначала приготовь все к симпозиуму. Главное, проследи лично, чтобы в саду западной ограды около тигровой лилии, так, чтобы она когтями не дотянулась, вырыли три неглубокие ямы. Мне тут обещали эухарис крупноцветковый.

Я послушно киваю и старательно свожу брови, сдерживая счастливую улыбку. О таком нельзя было и мечтать. За несколько дней свободы я готова вручную перерыть весь сад вдоль и поперек, хоть до легендарного подземного царства Кур-Нуги[9].

Немного подавшись вперед, паренек внимательно перебирал холсты, сложенные у комода, не догадываясь, что в данный момент кто-то внимательно рассматривал его, решая жить ему или умереть. Согнутая в локте левая рука изящно покоилась за спиной. Свет струился по тугим темным кудрям, охватывая голову спокойным серебристым сиянием.

Исторический момент. Прежде в мою комнату не ступали ни туфли Хозяина, ни башмаки прислуги. Картины держались в строгом секрете, в дальнем ящике, под замком. Но сегодня утром, торопясь на задание, я впервые забыла провернуть ключ. И теперь мои секреты стали достоянием общественности в лице не в меру любопытного мальчишки. Отчего-то накатила ужасная злость, словно он не просто без спроса заглянул в ящик, а залез в самую душу.

— Нравится? — Хмуро спросила я, пытаясь ни жестом ни голосом не выдать, насколько меня действительно интересует ответ на этот вопрос.

— Судя по композиции, явно заметен недостаток опыта. — Ничуть не удивившись моему внезапному появлению, ответствовал он снисходительно-скучающим тоном великого знатока искусства, за который мне сразу захотелось его придушить. — Но, в общем и целом, довольно интересно. Смелое цветовое решение. Очень хорошие работы для начинающего художника. Вашего знакомого? — Он обернулся, одарив меня сдержанной вопросительной улыбкой.

Кончено, он даже не заподозрил в авторстве угрюмую здоровенную девицу с лицом опасного грабителя рецидивиста. Правильно. Если бы сама не знала, ни за что бы на себя не подумала.

— А ты разбираешься в живописи? — Смущенно уточнила я, сраженная «художником» наповал.

— Пять лет школы искусств в Ниппуре. — Ответил он, заставив меня с недоверием качнуть головой, ибо это было самое известное учебное заведение Шумбера, где под руководством лучших наставников детишки обучались этикету, музыке, живописи, военным, магическим и естественным наукам. Единственное «но» — туда принимали только детей из высокородных и очень богатых семей. Поговаривают, что даже двор там метут разжалованные дворяне. Простые смертные допускаются в школу лишь на самые тяжелые, черные работы. А такие, как я, вообще, приветствуются только, как чучела и ингредиенты декоктов.

Мысли об Ниппуре слегка отрезвили. Дорогущие магические медальоны, подкупающие аристократические замашки, прекрасное знание эме-си-са[10], элитная школа для избранных — все это плохо попахивало царскими сандалиями.

— Скажи, кто ты такой на самом деле? — Спросила я специальным тоном номер пять, которым обычно раскалывала упорных клиентов и сманивала с дерева садовника, когда тигровая лилия выкапывалась и пускалась во все тяжкие. — Вот только не нужно баять про нищего убогого сироту без умственных и денежных средств к существованию, который искал уборную, а по ошибке попал в тайный рабочий кабинет верховного жреца Урука.

Он заморгал своими очаровательными карими глазами, перекатывая услышанное из левого в полушария в правое. Я усилила эффект грозным взглядом.

— Меня зовут Тимхо Митич. — Тихо, будто выдавал страшную государственную тайну, признался он, повесив кудрявую голову. — Внук Эпитунами Митича, сын Малаха Мудрого, наследного хранителя Ивового Моста, энси[11] Ура.

— Того самого Малаха?

— Да. Вы, верно уже наслышаны…

Еще бы! Тем самым Малахом, отец Тимхо стал четыре года назад, когда внезапно был лишен всех титулов, отлучен от двора и сослан в дальнее богами забытое имение где-то на юго-востоке. Следует отметить, что до этого прежний энси Ура был известен, как великолепный поэт, изобретатель, архитектор, и пользовался уважением многих влиятельных людей, включая самого царя Ур-Намму. Причиной столь внезапного переезда стала известная всем монаршая любовь к своим подданным, особенно широко распространявшаяся на лиц женского пола. Поговаривают, что Намму положил глаз на красавицу-супругу своего верного энси. Малах посмел возразить и, опять же по слухам, даже попытался вручную «вправить на место» монаршее око, за что впоследствии жестоко поплатился. Через три месяца на имение Митичей подверглось нападению неизвестных разбойников. Малах и его жена были зверски убиты.