Трактат о хорошей работе

Здесь нельзя не вспомнить о произведении, в котором нашла свое наиболее яркое выражение зависимость праксеологических проблем от проблем из области упомянутых еще более общих исследований, из области общей теории комплексов и событий. Мы имеем в виду опубликованную в 20-х годах в Киеве на украинском и немецком языках работу Слуцкого, трактующую понятие праксеологии. В этой же работе дается соотношение праксеологических понятий и понятий экономической науки (последние должны опираться на первые). Градация степеней общности и односторонней зависимости областей нашла здесь надлежащее выражение: наиболее общей является теория событий, среднее место занимает праксеология, а экономические исследования стоят в конце. Подобно этому и в трактате о хорошей работе неоднократно приходится формулировать тезисы, являющиеся обобщениями некоторых положений экономики, когда, например, речь идет об общих показателях производительности труда (измеряемой при этом отнюдь не обязательно в денежном выражении). С другой стороны, в таком трактате постоянно приходится ссылаться на зависимости из теории комплексов и событий. Эта теория не является частью праксеологии, но ее основы праксеолог зачастую должен разрабатывать сам для собственного употребления ввиду отсутствия готовой системы такой науки. Наконец, с нашей точки зрения, заслуживает внимания многолетняя исследовательская, литературная и педагогическая деятельность бельгийского ученого Жоржа Гостеле, который в ряде статей (в частности, в польских изданиях) проанализировал множество проблем из области своей специальности. Это сравнительная методология, прежде всего сравнительная методология паук и практического мастерства. Исследуя эти проблемы, Гостеле неоднократно затрагивает общепраксеологические вопросы, уточняя и систематизируя относящиеся к ним понятия.

Для иллюстрации приведем цитату, в которой дается определение понятию действия: «Действовать и притом действовать обдуманно — это значит изменять действительность более или менее сознательным образом; это значит стремиться к определенной цели в данных условиях при помощи соответствующих средств, с тем чтобы от существующих условий прийти к условиям, отвечающим поставленной цели; это значит включать в действительность факторы, в результате которых происходит переход от системы подлежащих определению начальных условий к системе определенных конечных условий. Действие, которое мы намерены осуществить, требует, следовательно, троякого определения: 1) определения цели, 2) определения условий, относящихся к действительности, 3) определения средств, приспособленных как к намеченной цели, так и к существующей действительности. Нет сознательного действия, которое не содержало бы стремления познать нечто действительное и найти средства. Цель, условия и средства — вот три элемента практической деятельности, как, впрочем, и научной деятельности»[9].

Праксеологом является, несомненно, и Джордж Мид, автор труда «Философия действия» («The Philosophy of the Act»), известного мне, к сожалению, только из критической статьи Грейс А. де Лагуны «Коммуникация, действие и объект в трактовке Мида» («Communication, the Act and the Object with Reference to Mead»), опубликованной в «The Journal of Philosophy» (1946, vol. 43, № 9). Уже после опубликования первого издания настоящей работы в наши руки попали следующие труды, имеющие в значительной мере праксеологический характер: коллективный труд Парсонса, Шилса, Толмена, Оллпорта, Клукхона, Меррея, Сирса, Шелдона и Стауфера «Относительно общей теории действия» («Toward General Theory of Action») и труд Жозефа Нюттена «Задача, успех и неуспех. Теория человеческого поведения» («Tâche, réussite et echec. Théorie de la conduite humaine»).

Мы рассмотрели возможность типологии форм действия как компонента описательно-аналитической части науки о хорошей работе, той части, в которой скорее рассматривается само понятие работы и разнообразие ее видов, чем дается разработка норм целесообразности, где не обосновываются ни рекомендации, ни предостережения. Сюда же мы отнесли анализ элементов действия.

Существуют такие понятия, как «виновник», «орудие», «продукт труда» и т.д. Необходимо проанализировать их смысл (или же смыслы), но нельзя этим ограничиться, нельзя удовлетвориться аналитическими определениями. Скорее следует устанавливать регулирующие определения; не только распознавать состав данных понятий интуитивно и в общем виде, но и вырабатывать более пригодные, соответственно модифицированные понятия.

Рассмотрим, например, понятие «продукт труда». Мы можем подразумевать под этим понятием самые различные вещи, такие, как, с одной стороны, физические тела (сооружение — продукт труда строительного коллектива), а с другой — какие-то движения, изменения, соотношения (ликвидация эпидемии — продукт труда коллектива врачей). Мы находимся здесь в сфере различных категорий, по видимости онтологических, а по существу семантических. В таком случае желательно ограничить применение понятия «продукт труда» явлениями второго рода, относя к первым — и притом только к ним — термин «изделие». Это лишь элементарный пример модификации.

Если же кто-нибудь захочет глубже вникнуть в тайны аналитической и вместе с тем конструктивной работы в области понятий общей теории эффективного действия, то лучше всего изучить понятие «виновник», пользуясь литературой но общим основам уголовного права. Дисгармонии общественной жизни обострили эту проблему. Чтобы правильно определить меру наказания в соответствии с данным законодательством, необходимо знать, кого следует признавать или не признавать виновником данного события, и часто оказывается, что это вовсе не так просто. Является ли виновником пожара тот, кто пренебрег осторожностью, или тот, кто умышленно не погасил огонь в самом начале пожара? И если кто-либо поставил фонарь как нужно и где следует, но потом этот фонарь случайно опрокинулся и вызвал пожар? Сложная проблема… Поэтому приходится прилагать много усилий, чтобы определить явные признаки виновности.

Из известных автору — к сожалению, изученных им лишь в небольшом количестве — правовых исследований этой и смежных проблем отличается общепраксеологическим подходом и трезвостью мировоззренческого фундамента понятийный анализ Иеремии Бентама. Точно так же многому можно научиться у экономистов в отношении проблемы анализа и конструкции общепраксеологических понятий, которыми они часто пользуются, сужая их обычно и в определении, и в действительном применении до границ своих хозяйственных интересов. Понятия продукции, сырья, фабриката и полуфабриката, заказа (как заявления о готовности приема) и предложения (как заявления о готовности поставки), производительности и экономичности — все это содержится в специальной экономической литературе, а также в словаре теоретиков рационализации труда, так как эти области столь тесно связаны между собой, что невозможно строго разграничить их.

Обратим внимание на различие шести первых и двух последних понятий. Первые шесть не содержат в себе никаких оценок, даже чисто технических, определенных с точки зрения целесообразности. К таковым относятся также упомянутые несколько выше понятия субъекта, виновника, материала, средства, цели, произведения, изделия. Напротив, производительность и экономичность — это уже известные категории праксеологических оценок, оценок с точки зрения эффективности действия. Очевидно, что в понятийно-конструктивной части трактата о хорошей работе должна также содержаться разработка совокупности понятий, необходимых для выражения различных праксеологических оценок. Экономичность и производительность отнюдь не исчерпывают этих оценок. Праксеолог, кроме того, интересуется точностью выполнения, правильностью применяемых способов и т.п.

Надеемся, что из всего вышеизложенного читатель сможет получить достаточное представление о целях праксеологии. Однако мы опасаемся, что, размышляя над ними, можно впасть в некоторое сомнение, которое и мы не раз испытывали. Не потому ли до сих пор не стремились создать эту дисциплину, что общая теория хорошей работы не содержит ничего, кроме общих понятий, что чем более общей является данная максима праксеологии, тем более банальную идею она содержит? Что же, может быть, это и так. Но разве нельзя сказать того же, например, об описательной грамматике? Она также объясняет связи, которые индивидуум, владеющий данным языком, воспринимает как трюизмы, данные интуитивно, грамматика охватывает языковые понятия, сопоставляет их, создает из них систему и этим косвенно содействует улучшению речи. Следовательно, аналогичное предположение в отношении области действий не будет обманчивым. Может быть, праксеология явится кодификатором трюизмов практичности, подобно тому как грамматика явилась фиксатором обычных и известных явлений в языке?

Нас бы это удовлетворило, и мы были бы довольны, если бы настоящий «Трактат о хорошей работе» в какой-то мере способствовал осуществлению хотя бы таких регистрационно-упорядочивающих задач праксеологии. Мы хотим поэтапно рассмотреть ее проблемы, кое-где наметить контуры принципиальных решений, и прежде всего в меру своих сил продвинуть дело разъяснения понятий. В настоящей работе будет превалировать проблематика последнего из выделенных разделов. Второе место с точки зрения достигнутых предварительных и схематических результатов займет первый раздел — нормативный. В заключение позволим себе остановиться на теме, названной нами динамикой прогресса.

Мы считаем, что главная цель «Трактата», пожалуй, пропагандистская. Мы стремимся к тому, чтобы читатель понял праксеологию как отдельную теоретическую дисциплину, пробудить интерес к ее проблемам, собрать вокруг них хотя бы горстку преданных работников. Некогда Микеланджело Буонаротти сказал: «Не пренебрегайте мелочами, поскольку от мелочей зависит совершенство, а совершенство — это не мелочь». Поэтому если даже исследования в области теории хорошей работы не дадут значительных результатов, ее задачи останутся достойными труда.