Призрак Надежды

Глава 14

Я вспомнил о том, что когда я не смог быть с тобой, я жёг страницы из своего дневника, а сейчас жалел об этом, ведь они могут быть вечными, но страницы поглотил огонь, разведённый мной. Моё время было записано дорогой, пройденной мной, обычность жизни была покрыта пеплом, это утешало, но это было печально. Я надеялся, что дневники, которые я писал раньше, хранятся в моём доме, но я не возвращался домой 9 лет. Люди могли объяснять проще речь и обстоятельства, но в тоже время, когда было мирное время, мы вели себя степенно при обществе, так мы ведём себя, общество заставляет нас вести себя корректно и более возвышенно.

Когда Дианон приходил к Даше, она подчинялась ему и выполняла его требования. А Виктор шёл по пустынным дорогам в запылённых ботинках. Он был без оружия, ему было всё равно, как встретить свою судьбу, он к ней не готовился, а видел лишь настоящий день, который был таким же, как и предыдущий, но он чувствовал, что его время всё ближе, когда наступит тот момент встречи с Дашей. Она хранила синий браслет из пластика в память о Викторе, а он забывал покинутые вёрсты. Он не замечал недостатков людей, бывших в своей уверенности, то, чего я не понимал и принимал скабрезно, Виктор лишь видел свет и окружающую действительность, которая была несколько не воспринятой им.

Думая о смысле жизни, я приходил к тому, что у человека есть речь, но мы не понимали этого значения, мы понимали слова, от которых получали обиду или довольство. Мне вспоминалась Жанна, как быстро она ушла, может быть я ей не сказал чего-то. Сейчас я начал чувствовать значительность времени, но в тоже время я был недоволен, что я просто иду куда-то, но это же было время постапокалипсиса, что я ещё мог? Ранее я размышлял, о чём думает Бог, но потом мне пришло в голову, что он не думает, он же всё знает, но я сомневался. Я думал о том, что Бог должен быть един для всех жителей планеты Земля, но ситуация была иной, когда существовали не только разные религии, но и разные конфессии у одной религии.

Я должен был доволен нормальному состоянию себя сейчас, но мы всегда хотим большего, в тоже время постапокалипсис сам по себе был ненормален, ну что же, таково положение вещей. Мне не на что было жаловаться, но когда я приду к Серафиму я не знал. Мне никто не преграждал пути, я был свободен, единственно, что могло стеснять – это мои мысли, моделирующие отношение людей, которых сейчас со мной не было. Я надеялся, что в следующей моей жизни наступит мирное время цивилизации и я буду рад этому. Иногда не хватало мышления, чтобы понять больше, но я вспоминал век, и думал, что тогда была информация, созданная людьми, это насыщало жизнь, событий тогда у меня не было, кроме Алисы, но расстояние разделяло нас, и к тому же я чувствовал к ней злость, я даже радовался тому, что я сотворил крах мира.

Жёлтая осень поглотила меня, но я продолжал жить и идти. Я думал о бессмысленности пути, но это была неизбежность. Километры отмеряли путь и время всё шло, а моя жизнь не заканчивалась. Смысла не было, и мысли обитали в моей голове. Я вспомнил век, свою работу, которую ненавидел, я вспомнил соответствующие этому слова от людей. Я созерцал просторы Земли, и это радовало. Я вспоминал девушку, с которой встречался в веку, а потом я с ней расстался, и наблюдал её со стороны в прошлом, но время прошло и я стал старше. Я никак не мог закончить свой путь, выбора я не видел, как идти, я чувствовал отстранённость, но в надежде увидеть какой-либо город я чувствовал некоторый позитив.

В благости ты был или нет, миру было безразлично, тебя никто не видел в дороге. Я сам себе был собеседник, и меня посещали вторые мысли. Стирая подошвы ботинок о грунтовую дорогу, я не видел ничего, кроме простора, я забыл пристанище, и я не знал, что Богу нужно от меня. Я не мог разговаривать с деревьями, в пути попадались падшие, от которых осталось одно тело. Если Бог и наблюдал за нами, то за нас дел он не делал, и только мы их могли совершить. Но я уже наблюдал время с некоторым опасением о том, что будет дальше. Моя миссия видимо ещё была не свершена, но Бог не предоставлял никаких чудес и указаний. Я имел сомнения, что я дойду до цели, так как не видел почти ничего, я видел, что только я мог определить свою судьбу, которая совершалась моими шагами.

Я не мог быть с тобой и не хотел, ты сожгла любовь, перевоплотившуюся крахом неутолённой Надежды. Я думал о других людях и их чувствах, это были их чувства и их мысли, но у каждого был свой путь. Я хотел лишь увидеть тебя, но это было невозможно, мне встречались люди, которые мне ничего не давали, а то прошлое было моей жизнью, но я имел лишь возможность идти и мыслить, ты же обитала в этом крахе в небытие, о котором я не знал ничего. Я знал о других людях, кроме тебя, они могли дать другие чувства, но я знал ещё о времени и думал, что ты навечно отказалась от меня, а я жил своей жизнью, как и ты, продолжал жить, ветер дороги успокаивал, а километры уносили прочь прошлое, давая настоящую жизнь.

Я стоял в тишине пространства, как будто мир замер. До ночи ещё было время, и мне не нужно было ложиться спать. Мои ботинки прошли столько километров, я смотрел на них и думал, сколько ещё пройду. Мне нужно было двигаться дальше – это была моя энергия. Но сейчас я стоял, слушая природу, и не мог сдвинуться с места, как будто чего-то ждал. Это было моим временем, но у меня было чувство, что меня кто-то ждёт. Я чувствовал себя не совсем уютно, как будто время замедлило свой ход. У меня было нетерпение, я мог только мыслить и не мог делать каких-либо дел. Секунды медленно шли. Я уже готов был побежать, но мне казалось, что я побегу в никуда. Я не хотел рано ложиться спать из-за отсутствия событий.

Я не брился 8 дней, я не мылся месяц, моя одежда была затёрта дорогой, я устало шагал в сумерках осени. Вороны поджидали мою смерть, каркая над головой. Холодный ветер дул в лицо, освежая мозги, но и это мне не помогало рассеять туман жизни, которую я проживал. Биение пульса продолжалось, я ждал, когда он остановится, но я не мог умереть, меня это несколько пугало, мне немного хотелось спать, но я не останавливался. Я начал слышать какое-то эхо с двух сторон, то ли это смерть кружила вокруг меня. И я вспомнил свою мирную жизнь века. Я всегда хотел обрести смысл, и вот смерть мне хотела его принести. Я сошёл на обочину, лёг и погрузился в сон, который унёс все тяготы забвением.

На утро я проснулся и вновь обрёл прежний мир постапокалипсиса, где серую мглу рассеивал солнечный свет. Через такое прошедшее время уже не было место печали, она касалась меня отдалённо. Я рад был видеть явь. Я думал о судьбах людей, как и Цюдольф, думавший о судьбах пациентов психиатрической больницы. Он вспоминал Фрейда и какую-то психологию, которую он читал, но он был обращён к Богу, в которого он веровал, а я обретал безбрежность. Во время перед запуском ракет, Цюдольф, после отбытия из больницы, некоторое время звонил одному товарищу, с которым он вместе находился там и разговаривал с ним по телефону, наблюдая его некоторую спутанность фраз, которые он говорил, и Цюдольф думал, что это его участь, зная о своей.

Цюдольф вспомнил свои тяготы перед апокалипсисом и он думал о тяготах других пациентов. Но сейчас он реализовывал себя в деятельности в борьбе со злом. Когда он оставался один, он мог отвлечься книгами, в то время когда я отвлекался дорогой, но мне этого было мало. Мне не давало покоя второе моё я, которое задавало какие-то вопросы, типа «Для чего ты живёшь?», но когда я видел солнечный свет, я обретал некоторый покой, который уходил через некоторое время. Это было терпение моё к настоящей жизни, и я не знал другого, как идти. Я уже забыл какие-то отношения с людьми. Я думал, не испугаю ли я какую-нибудь девицу своим видом и высказываниями, которые мне приходили на ум.

Я думал, не остановится ли сердце, тогда бы всё закончилось, но я же был Избранный, как я догадывался и я не мог умереть сейчас. Мне нужно было отвлекаться своими мыслями, я чувствовал себя обывателем, а не Избранным. Я верил в развитие цивилизации, которое будет в будущем, но когда-то нас Бог пригласит в гости, а сейчас была реальная жизнь, в которой необходима Надежда. Сколько раз вторые мысли, говорили мне, что я не смогу, сколько раз я моделировал подавляющее мнение людей, что можно остаться без веры, и я предполагал, что её нет и у людей, так как мы жили обычной жизнью, но это и была цивилизация.

Ах, в этом мире людям не нужна была культура, они утопали в словесной грязи, как свиньи. Мы размножались без культуры, я продолжал жить и видеть это. Я был испачкан этими словами, которые мне говорили, и, если промолчишь, грязь сходила не сразу. Я продолжал разговаривать сам с собой и обсуждал сам с собой эти явления. Я хотел молчать на это, но я постоянно слышал брань и сам с собой, и с людьми, мы таковыми были – невежественными, думающими о себе. И я думал об этом, что мы такие, такова была явь, и людям не нужна была культура, они смеялись над этим, но они ошибались, это уходило в философию, но я знал, что общество века было построено на культуре, а те, кто её отрицал были вменяемы и не понимали ничего, так как в обществе она была. Цивилизация построена на культуре – но этого не понимали люди настоящего времени.

Я нашёл автомат и начал строчить из него по деревьям. Щепки разлетались и воробьи вспорхнули. Я лёг на землю ничком и лежал, пытаясь услышать дыхание Земли. Кто-то хотел изгаляться надо мной, а я был в тишине природы, несущийся на планете. Я не хотел сходить с ума, но я продолжал мыслить. Я думал о космосе, находясь в существующей жизни планеты Земля, в этих делах и движениях, но я был отстранён. Потом я нашёл чей-то череп, поставил его на землю и рассматривал. Забвение обретает бывших существ, а ты был жив, избегая суеты. Ночи сменялись днём и время шло, и я думал о смысле слов, о людях, которые не понимали меня, это был их удел, они применяли кулаки и совокуплялись, а я лежал на земле.

Наконец я пришёл в населённый пункт. Уже стоял тёмный вечер, я присел у магазина продуктов, чтобы выпить пол-литровую банку кока-колы. Свет шёл из окон магазина, напоминая о какой-то цивилизации. Я сидел и пил кока-колу, мимо меня проходили люди. Одна женщина везла ребёнка на велосипеде, он смотрел на меня раскрытыми глазами, когда я пил. Это был взгляд ребёнка, несколько удивлённый и широко простой. Ему года 3 и он чему-то удивляется, наблюдая этот мир. Потом я встал и пошёл. Когда я переходил дорогу, я увидел ещё один взгляд, это была девушка, не старше 16 лет. Она смотрела вперёд перед собой с некоторым неистовством, её взгляд горел, но мысли её мне были не известны.

Живи настоящим временем, думал я. Я вспоминал детство, когда было всё проще, когда я жил настоящим, а теперь был мрак и безбрежность. И я не говорил о том, о чём не говорит почти никто. Но настоящее довлело и шло. Осень стояла неизбежностью настоящего, это успокаивало. Мне нужен был смысл, и я думал, что я обрету на том свете, если я устроил крах. Я хотел материться, и кто меня сдерживал? Пустота пространства обитала везде. Я был один, как будто это был заповедник, где я обитал в среде природы. Мы имели слова, а смысл этого был запредельным.