Дары джиннов

Глава 26

Я едва успела нырнуть обратно в туннель, спасаясь от волны раскалённого жара. Люди за спиной вопили, сгрудившись у входа. Шазад тянула меня дальше вглубь, а я напрягала все оставшиеся силы, чтобы взметнуть завесу из песка и задержать врагов. Увы, сил почти не осталось, всё ушло на спасение подруги из подземного провала. Песок ускользал из рук и рассыпался по склону горы.

Опалённая кожа саднила, воздух обжигал лёгкие. Краем глаза я заметила, как пламя достало одного несчастного, обратив в пепел, а затем внезапно утихло.

– Отступаем, – хрипло выдавила Шазад.

Рахим с Ахмедом пытались навести в охваченной паникой толпе хоть какой-то порядок. Наши соратники уже имели боевой опыт и сохраняли выдержку, но большинство освобождённых узников бежали как попало, мешая друг другу.

Я и сама растерялась, не в силах найти решение. В нашем распоряжении были сотни бойцов, но необученных и измождённых каторжным трудом, и две демджи, столь же малопригодных для сражения, а коварный джинн, как ему и положено, решил истолковать наш договор по-своему.

Снаружи слышался тяжкий звон бронзовых подошв. Абдалы приближались к входу в туннель, чтобы загнать нас обратно во тьму Эремота и там уничтожить. Во взгляде Шазад мелькнул неприкрытый страх – верный признак того, что дело плохо. Прежде она неизменно находила способ выкрутиться.

«Неужели всё кончено, и все мои старания обернулись крахом, когда свобода была так близка?»

Тяжёлые шаги вдруг затихли.

Я замерла, слушая барабанный бой крови в висках… а затем снаружи донёсся голос, слишком далёкий, чтобы разобрать слова. Тем не менее голос был мне отлично знаком.

«Нуршем!»

Прежде чем Шазад успела меня удержать, я ринулась к выходу, расталкивая людей. Загира нигде не было видно, зато по ту сторону абдалов и солдат и в самом деле стоял мой брат, а за ним – Жинь, Сэм, Тамид и близнецы.

«Каким чудом им удалось меня разыскать? Ах да, компас Ахмеда!»

Моя рука метнулась к поясу и ощутила привычную тяжесть в кармане. Конечно, глупо было думать, что Жинь станет терпеливо ждать моего возвращения. Однажды он уже выследил меня, когда я сбежала из Садзи, и теперь вот снова.

Радость в моей груди боролась со страхом.

«Что ж, если всё равно умирать, то лучше всем вместе, но сначала надо попробовать выжить».

Лишённый своего бронзового панциря и одетый в бурнус кочевника, Нуршем выглядел перед абдалами совершенно беззащитным. Однако на руках его, воздетых к небу, не было железных кандалов, которые я на него надела. Огненную мощь Нуршема теперь ничто не сковывало.

Я поняла, что произойдёт, за миг до того, как абдалы повернулись к нему и в свою очередь протянули свои бронзовые руки.

– Нет! – сорвался крик с моих губ, но было слишком поздно.

Украденный людьми огонь джиннов не мог противостоять могучему дару разрушения, полученному в подарок. Я бросилась к брату, уже понимая, что ничего не смогу остановить.

Казалось, на склоне горы взошло новое солнце. Ослепительное пламя взрыва залило всё вокруг, поджигая даже воздух, и врезалось в меня, словно раскалённое копьё. Отброшенная, как пушинка, не видя ничего, я ощущала лишь запах гари и вкус крови во рту… а затем с отвращением распробовала и человеческий пепел.

Пришла в себя я, похоже, скоро: в ушах ещё звенело от ударной волны, обожжённые лёгкие саднило. Боль, однако, оказалась не так сильна, как можно было ожидать, судя по жару, исходящему от кожи. Кровь джинна во мне всё же смягчила чудовищный удар.

Поле битвы уже успело остыть и почернеть. Солдаты обратились в прах, исчезли их палатки и припасы. Тут и там, подобно блестящим шрамам на теле горы, виднелись лишь обломки абдалов с переплавленной бронзой, прикипевшей к глине. Маски из металла кое-где почти уцелели, искривив от жара рты в беззвучном вопле.

С трудом поднявшись на ноги, я поковыляла туда, где среди праха смертных и остатков механических чудищ распростёрлось уцелевшее тело того, кто устроил это побоище. Я опустилась на колени рядом с ним. Грудь его едва вздымалась, обгоревшее лицо стало почти неузнаваемым. Демджи не так легко сжечь, но они лишь наполовину джинны и против настоящего магического пламени устоять не могут.

Передо мной предстало не ужасающее живое оружие, сжигавшее целые города, каким я встретила брата в поезде, и не возвышенный пророк, ведущий свой народ к праведности, а простой мальчишка из пустыни, беспомощный, умирающий. Его небесно-синие глаза смотрели на меня испуганно и растерянно, с мольбой о помощи и утешении. Теперь ему отчаянно нужна была сестра.

– Зачем ты здесь? – выдавила я, с трудом шевельнув вздувшимися обожжёнными губами, и обняла его, поморщившись от страшного жара. Хотелось плакать и причитать, вспомнился пронзительный крик Халы после казни сестры, а затем целые дни молчания.

– Мы пришли… тебя… спасать, – еле слышно прохрипел Нуршем, тараща в поисках меня уцелевший глаз.

После того как я его предала и заковала в кандалы, а Жинь, ясное дело, потащил за собой в качестве пленника, брат захотел меня спасти!

– Как глупо…

Хотелось положить руку ему на грудь в надежде усилием воли заставить сердце биться, но я понимала, что уже ничем не смогу помочь. Я сжала зубы, еле сдерживая слёзы. Имин, Хала, Ашра… вот ещё один демджи выгорает дотла – мой брат! Гибнет на войне, которой даже не хотел.

На лицо умирающего упала тень, и я подняла взгляд, ожидая увидеть Жиня или Шазад. Передо мной стоял Загир, глядя сверху вниз с жестоким бесстрастием.

Как несправедливо! Но джинны не занимаются установлением справедливости, они исполняют желания и способны лишь на сделки… а сам Отец греха желает только одного.

– Спаси его! – потребовала я. – Ты дал обещание делать всё, чего я хочу. Сделай это в последний раз – и договор исполнен, я освобожу тебя. Ну пожалуйста!

Он помолчал, наблюдая за агонией. Нуршем уже почти не дышал, лишь еле слышно хрипел, сердце его отсчитывало последние удары.

– Тело слишком повреждено, – проронил наконец джинн, – исправить не получится.

– Сделай хоть что-нибудь… он должен жить! – всхлипнула я, ощущая в себе частицу бессмертной души, не привыкшей переносить гибель близких. Теперь я понимала горе, отчаяние и ярость древних, когда их братья возносились на небо, загораясь звёздами. – Спаси его, и я освобожу тебя от клятвы, сразу же. Пожалуйста, умоляю!

Помолчав ещё, Загир чуть заметно кивнул. Взгляд его смягчился. Отец греха тоже знал, как тяжело терять близких.

– Мы договорились, о дочь Бахадура.

Взглянув на солнце, палящее в вышине, он отстранил меня от умирающего – не дотрагиваясь руками, будто сам воздух взял меня за плечи, поднял с колен и отвёл в сторону. Так отводят плачущих родных от постели больного, чтобы им мог заняться святой отец. Нуршема поднял с земли точно так же, и я едва сдержала протестующий возглас: тот был слишком слаб, чтобы двигаться.

А затем… затем тело брата вдруг рассеялось в воздухе, точно песок на ветру, и на его месте остался лишь чистый свет, как от стены Ашры.

Загир шагал вперёд, а бесплотная фигура Нуршема летела впереди него, заставляя высыпавших из туннеля людей в страхе расступаться.

Я хотела спасти брата от смерти, о том и просила джинна, но Загир не обещал вернуть его к прежней жизни. Вспомнилось желание его матери, чтобы рождённый от неё демджи совершил что-нибудь великое. Мой брат верил, что Всевышний подарит ему великое будущее. Я не знала, существует ли на самом деле Всевышний, но реальность чудовищ, грозящих людям, сомнений не вызывала.

Джинн с Нуршемом уже достигли места, где тысячи лет была стена Ашры, и все взгляды обратились на светящуюся призрачную фигуру, которая выросла до громадных размеров. Нуршем раскинул руки, будто обхватывая гору, а затем его человеческие очертания смазались и расплылись в воздухе, превратившись в завесу из яркого света.

Он встал на место Ашры, сменив её на посту через тысячи лет, чтобы оборонять человечество от первородного зла, погребённого в недрах Эремота. Наконец-то его мечта сбылась: стена Нуршема спасёт куда больше людей, чем он погубил за всю свою прежнюю жизнь.

Его мать получит то, что хотела, – величие для сына.