Дары джиннов

Глава 27

Я растерянно заморгала, очнувшись от тряски и лучей заходящего солнца.

– Жива! – радостно прозвучал знакомый голос прямо в ухе, и я обернулась.

Жинь сидел за спиной, поддерживая меня и прижимая к себе. Лошадь оказалась синяя – ну конечно, Изз. По обе стороны от нас медленно, но уверенно шагали по горному склону люди, много людей.

– У тебя был обморок, – объяснил Жинь.

На миг его рука исчезла с моей талии и вернулась с флягой воды, к которой я жадно припала.

Последним, что я помнила, было освобождение Загира.

В сказках джинны появляются и исчезают с ужасающим грохотом и в клубах дыма, но, когда я произнесла слова освобождения, Отец греха просто растворился в воздухе. Всё случившееся могло показаться сном, если бы не жуткое пепелище кругом. В глазах вдруг помутнело, я успела увидеть, как надо мной склонился Жинь, а потом навалилась тьма.

– Тамид сказал, что ты, должно быть, ударилась головой, – продолжал он, и голос его приятно отдавался у меня в спине. – Пора было двигаться дальше, и мы решили не ждать, пока ты придёшь в себя.

Как приятно было услышать это небрежное «мы», которое теперь означало не только наш маленький спасательный отряд. Он выполнил свою задачу – узники султана свободны!

Я довольно огляделась, впервые видя их лица при свете дня. Шазад шла в нескольких шагах позади, рядом с ней шагал Сэм, не умолкая, судя по всему, ни на миг. Слов не было слышно, но на её лице то и дело мелькала улыбка. Сбоку тяжело ковылял Тамид, не отрывая взгляда от каменистой тропы, чтобы не споткнуться, и время от времени опираясь на руку Далилы. А может, это она опиралась на него, трудно было сказать. Ахмед шёл впереди с Рахимом, указывая путь толпе оборванных, обожжённых, измученных путников.

«Зато они свободны! Мы совершили невозможное – выбрались из вечной тьмы Эремота живыми».

– Где мы? – хрипло откашлялась я.

– Садзи уже близко, – ответил Жинь, кивая вверх.

Над нашими головами описывала круги маленькая птичка – Мазз разведывал путь с воздуха. Я ощутила приступ паники. Надо срочно остановиться, впереди опасность!

– Пойду сама, – поспешно бросила я. – Изз, пусти меня.

Синий близнец-демджи послушно замедлил шаг, и я сползла с его спины. Жинь последовал за мной и помог утвердиться на ногах. Перед глазами снова всё поплыло.

Я протолкалась сквозь толпу освобождённых узников, догоняя Ахмеда.

Нельзя врываться в посёлок религиозных фанатиков вот так вдруг! Поздно – впереди уже виднелась окраина Садзи, а у подножия склона уже собирались местные обитатели, выжидающе разглядывая нас. Только ждали они не нас, а Нуршема.

– Где он? – выкрикнул кто-то, едва мы подошли ближе. – Что вы с ним сделали?

Ахмед хмуро обернулся ко мне:

– О чём они толкуют?

Не ответив, я крикнула, обращаясь к ожидавшей толпе:

– Он… – Слова застряли в горле. Неправда, Нуршем не умер, но в то же время он и не жив, как живут люди. – Он не вернётся!

По толпе прокатился глухой ропот, и я нервно поёжилась: скоро ему на смену придёт яростный гнев.

– Вы его убили! – выкрикнула костлявая женщина, стоявшая впереди.

– Нет! – отчаянно потрясла я головой, никак не находя нужных слов.

Шазад догнала меня и встала рядом, я чувствовала, как она напряглась, готовая к драке.

– Ты врёшь! – раздался другой голос. Толпа уже бурлила, до вспышки ярости оставалось совсем немного.

– Она говорит правду! – начал Тамид, но крики заглушили его слова.

– Что-то не нравится мне всё это, – тревожно пробормотал Сэм за моей спиной.

Какой-то мужчина, расхрабрившись, первым шагнул вперёд. Шазад тут же заступила ему дорогу, хоть и шаталась от слабости.

– Ну-ка, попробуй! – грозно прорычала она.

Он сделал ещё шаг, явно не собираясь останавливаться. Я чувствовала себя слишком опустошённой, чтобы драться, но ничего больше не оставалось. Ахмед невольно завёл нас в западню, и я уже видела, когда знакомилась с Оком, на что способна эта бешеная толпа. Теперь нас намного больше, но против возбуждённых фанатиков истощённым людям не устоять.

Из-за спины предводителя выскочила женщина и размахнулась, чтобы бросить камень. В тот же миг на склоне горы, уже погружённом в вечернюю тень, будто вспыхнула молния, и воздух между Шазад и толпой рассерженных жителей посёлка вдруг расцвёл яркими красками, рисуя живую картину в миниатюре.

Шеренга механических истуканов, сверкая бронзой, вытянулась вдоль огненной стены – великолепная иллюзия того, что ожидало нас на выходе из Эремота. Увидев у себя под ногами крошечных абдалов, женщина отшатнулась и выронила камень, а из наших рядов выступила Далила.

– Амани сказала правду! – Принцесса не кричала, но притихшая толпа слышала каждое слово. – Он не убит, а пожертвовал своей жизнью, как настоящий герой! – За спинами абдалов появилась фигурка Нуршема с воздетыми руками.

Голос Далилы, нежный и звонкий, создавал впечатление хрупкости, её всегда хотелось защитить. Однако рассказчицей она тоже была великолепной и легко удерживала внимание слушателей, умело подбирая слова и делая эффектные паузы, а иллюзии добавляли убедительности. Будучи персонажем множества историй о неверной жене султана и возвращении мятежного принца, сегодня Далила рассказывала сама. В конце, когда душа Нуршема отбросила тело и заняла место разрушенной стены Ашры, голос принцессы дрогнул:

– Теперь вы сами… – вздохнула она, растворяя в воздухе последнюю картинку, – сами понимаете, почему Нуршем не может вернуться к вам.

В вечернем сумраке на склоне горы повисла тишина. Заворожённые повествованием, люди медленно приходили в себя. Затем вдруг кто-то упал на колени, за ним другой, и вскоре все, внимавшие Далиле, склонили головы.

Без сомнения, она спасла нас, и ей не понадобилось никакого оружия. Я и забыла, каким могуществом обладает хорошая история.

Внезапно среди склонившейся толпы вскочил на ноги паренёк. Кажется, из Пыль-Тропы, по имени Самир, на год-другой младше меня. Я инстинктивно потянулась к поясу, забыв, что револьвер оставила у подножия горы. Однако нападать парень не собирался.

– Ты и есть тот самый мятежный принц? – обратился он к Ахмеду.

– Да.

– Я хочу воевать за тебя с султаном! – громко объявил Самир. – Он убил нашего Нуршема и выгнал нас из дома. – Толпа вокруг одобрительно зашумела. – Возьми меня с собой!

– Меня тоже! – поднялся мужчина постарше. – Если за тебя отдал жизнь сам Нуршем, то и я готов.

– Я тоже, – встала девушка, поправляя тёмные стриженые волосы.

– И я!

Голос принадлежал Олии, моей двоюродной сестре, ближе всех мне по возрасту после гибели Ширы. Вот уж от кого я не стала бы ожидать готовности умереть хоть за что-нибудь. Впрочем, и Хала была такой когда-то, да и я сама. Мать Олии, вторая жена моего дядюшки, схватила дочь за руку, пытаясь удержать, но та вырвалась и стала проталкиваться вперёд, в то время как с колен поднимались всё новые добровольцы.

Далила не только спасла нас, но и сделала сильнее.

Все взгляды были устремлены на мятежного принца, но я краем глаза увидела, как Шазад потихоньку отступает из первых рядов. Сэм тоже это заметил и удивлённо поднял брови, переглянувшись со мной. Я жестом велела ему остаться, а сама последовала за подругой. Как ни странно, альб послушался.

– Шазад! – окликнула я, когда мы достаточно отдалились от толпы.

Она испуганно вздрогнула и споткнулась на склоне горы, еле удержавшись на ногах. Совсем непохоже на прежнюю Шазад, ловкую и уверенную в себе.

– Извини, – смутилась она, разглядев меня в темноте, – я не могла остаться, трудно дышать. – Шазад присела на камень, переводя дух. – Мне надо было… – Она запнулась, явно не находя слов.

– Хочешь, я уйду? – предложила я растерянно.

– Нет, просто… – Шазад печально усмехнулась. – В молодости я темноты не боялась.

– Мы ещё молодые, – улыбнулась я, присаживаясь рядом.

Трое суток под землёй в полном одиночестве – кто угодно станет бояться темноты.

– Они тоже, – хмуро кивнула она. Её лицо терялось во тьме надвигающейся ночи, его хотелось вернуть, удержать. – Кто-то из них и правда умрёт за нас, понимаешь?

Я понимала, но подтверждать не хотела, чтобы это не оказалось правдой.

– Это я отправила Имин на смерть, – продолжала она, помолчав. Кто же ещё, кроме неё, мог придумать такое и организовать. Шазад всегда была нашим главным стратегом. – А значит, и Навида убила тоже я. – В самом деле, его я в Эремоте не заметила… как и многих других. – Он упал замертво во дворцовой тюрьме, как только зашло солнце.

– Когда Имин отрубили голову, – кивнула я.

«Отдаю тебе себя… до последнего дня нашей жизни», – вспомнила я их брачный обет. Клятва демджи нерушима. Эмир Билал надеялся с её помощью продлить себе жизнь, а Навид из-за клятвы потерял свою.

– Я чуть не умерла там, внизу, – всхлипнула Шазад, – а они оба являлись мне снова и снова… и звали за собой.

Не одна она там была, не одна, и те видения были не только призраками вины. Но разговор о них вряд ли мог бы сейчас помочь.

– Я убила Халу, – дрогнувшим голосом призналась я.

Подруга в изумлении вскинула голову. Да, я не просто дала золотокожей умереть или послала на смерть, а убила своими руками.

– Как это случилось? – помолчав, спросила Шазад почти обычным тоном, словно командир, уточняющий боевые потери.

– Иначе пришлось бы отдать её султану… Ты сама поступила бы так на моём месте.

Мы тихо сидели бок о бок на горном склоне, слушая отголоски засыпающего внизу лагеря и скорбя о тех, кого потеряли.

«Хала, Навид, Имин, Шира, Бахи, а сколько других – всех не упомнишь. Сколько ещё из тех, что примкнули к делу принца в Садзи, так и не увидят его на троне? Если он сам до этого доживёт. Увижу ли я сама?»

– Тамид сказал… – начала я и запнулась. Нет, всё-таки надо кому-то ещё знать, что он сказал мне в Скрытом доме. Тогда это мало что значило, но теперь, после того как он прочёл над дверью в темницу Загира вожделенные слова… – Он считает, что тот, кто выпустит огонь Фереште из машины Лейлы, не выживет. – Шазад снова вскинулась. – А освободить его надо, иначе против абдалов нам не выстоять, сколько бы бойцов мы с собой ни привели.

Она в ужасе прикрыла рот ладонью:

– Ты ему говорила?

Ясное дело, Жиню, не Ахмеду. Мятежному принцу вообще знать нельзя, не то запретит соваться. Однако я не находила в себе сил признаться и чужеземному принцу. А Шазад можно, она поймёт правильно. Будет драться за меня до последней капли крови, а потом, если придётся, оплакивать, но не остановит – потому что сама поступила бы так же на моём месте.

Вспомнилось, как когда-то давно я сжимала её руку, не давая упасть под колёса несущегося поезда, а она просила отпустить – ради нашего восстания, так же как Хала в когтях султана. «Тот, кто не боится, врёт или тупица», – сказал Сэм в «Белой рыбе». Врать я не могла никак, но и дурой себя не считала. А как можно просить другого отдать жизнь за общее дело, если сама не готова это сделать?

– Вот что я тебе скажу, – вздохнула я. – Если уж умирать, то только ради победы. Попробуйте только не победить, паршивцы!