Дары джиннов

Глава 42

Оставайся я той же простой девчонкой из Пыль-Тропы, что думала лишь о себе, всё было бы не в пример легче. Когда-то об этом я сказала Жиню в Ильязе, делая сложный выбор… а может, выбор был правильный, и уже не впервые, хотя я сама толком это не осознавала. Множество раз я сворачивала в нужную сторону, пока дорога не привела к окончательной, главной развилке. Когда я решила не спасаться бегством из Фахали, не оставила Жиня умирать в пустыне от укуса нетопыря, отважилась на разговор с Нуршемом, дала погибнуть Шире… Хале… Сэму… когда не побоялась освободить Загира – всё это был выбор между желанием и долгом, собой и своей страной.

– Амани… – растерянно пробормотал Ахмед, окидывая взглядом своды подземелья, тогда как Жинь не отрывал глаз от меня. – Что случилось?

– Твой выбор, о дочь Бахадура! – повторил джинн. – Один умрёт, другого мы отпустим, а если не выберешь, умрут оба.

Хотелось просить и умолять, негодуя на жестокость судьбы и джиннов, которые создали нас, а теперь играют нашими жизнями, упражняясь в хитростях и уловках, которые называют справедливостью, при этом всегда оставаясь в выигрыше. Вот и теперь хотят забрать у меня больше, чем когда-либо давали!

Я молчала. Не жаловалась и не плакала, лишь смотрела в лицо Ахмеду. Губы его шевелились, но слов я разобрать не могла. Жинь стоял недвижим с полуприкрытыми глазами, уже понимая, что сейчас произойдёт, и превозмогая боль от внезапного удара судьбы. Я стояла рядом, но пока не дала ответ, была недосягаема для них.

Я будто вновь оказалась в забитом людьми сарае на другом конце пустыни. Одна пуля – две бутылки-мишени. Только на этот раз выкрутиться не удастся, один из принцев должен умереть.

Лёгкий выбор и в то же время самый трудный в моей жизни, ведь я больше не та, что прежде.

Ахмед что-то выкрикивал, и я напрягла слух, но голос доносился будто издалека, а в ушах стучала кровь:

– Забирай Жиня и беги! – Что же ещё мог кричать наш великодушный принц… Уговаривал бросить его умирать. А Жинь всё молчал, зная с самого начала, что я выберу.

Не сводя с него взгляда, я выдавила чуть слышно, но слова отдались в древних каменных сводах громовым эхом:

– Отпустите Ахмеда!

Жинь выдохнул с явным облегчением.

– Нет! – прорвался сквозь магическую пелену крик мятежного принца. Он бросился ко мне, схватил за руки. – Амани, не надо! Оно того не стоит, есть другие…

– Ахмед, – выговорила я, словно в молитве, – всё кончено. – Слёзы брызнули у меня из глаз и потекли по щекам.

Он судорожно сжал мои пальцы:

– Вы же любите друг друга! Спаси его, как можно поступить иначе? Амани…

Нет, теперь я знала, что можно иначе. Меня научил Сэм. Большая любовь рано или поздно заканчивается трагедией. Наша с Жинем закончилась слишком рано, только и всего.

Моя душа рвалась от горя, словно паруса под ударами шторма или ткань шатра в тисках песчаной бури.

– Он выбрал бы то же самое. – Слова выговаривались с трудом. – То же, что и мы все, готовые умереть за тебя.

– Ахмед! – Жинь всё ещё не мог пошевелиться, но голос его был слышен. – Я отдал бы жизнь за тебя не раздумывая, ты это знаешь.

Тяжело дыша, мятежный принц повернулся к брату и положил руку ему на плечо:

– Я тоже, брат мой.

– Я знаю, но ты не умрёшь. – Он сжал Ахмеда в объятиях, будто отдавая ему последние остатки жизненной силы. – Иди и сделай то, за что не жалко умереть!

Красноглазый джинн поднял руку. В глазах Ахмеда мелькнула паника.

– Брат… – начал он, торопясь сказать последние слова, но рука бессмертного опустилась, и лишь порыв ветра пронёсся по подземелью, заполняя пустоту на том месте, где только что стоял мятежный принц.

Плечи Жиня бессильно обвисли, лицо потемнело. Он обернулся, и я в отчаянии кинулась ему на грудь, задыхаясь в рыданиях:

– Прости меня, прости!

– Ты тоже меня прости, – шепнул он, целуя мои волосы. – Говорил, что научу тебя плавать, не люблю нарушать обещания.

Сквозь рыдания прорвался невольный смех, и Жинь с улыбкой утёр мне слёзы. Прежде, наверное, пошутил бы, что солёная вода мне не чужда, и это залог успеха.

– Иди, – кивнул он.

«Тебе не стоит этого видеть», – поняла я невысказанное.

– Нет!

«Я не оставлю тебя умирать в одиночку».

Он вдруг резко притянул меня к себе. В этом, последнем нашем поцелуе не было нежности, только отчаяние, страх и гнев.

– Люблю тебя! Люблю! – твердили мы в унисон, глубоко впиваясь друг другу в губы, будто пытались добраться до самого сердца. Наши слёзы перемешались, во рту ощущался вкус крови.

Воздух, сгущённый магической силой, толкнул нас и разделил. Жинь снова оказался в недосягаемой дали, оставалось лишь бессильно смотреть на него сквозь пелену слёз. Затем из воздуха возник кинжал. Отточенное лезвие сверкало, но не металлом, а стеклянным блеском расплавленного песка. Кинжал сжимал в руке Бахадур.

Безжалостный взгляд древнего существа упал на меня.

– Тебе не нужно смотреть, о дочь моя. Мы отошлём тебя подальше отсюда…

– Нет! – Не отрывая глаз от любимого, я жадно впитывала его образ до последней мелочи. – Я останусь до самого конца!

Кинжал вонзился Жиню в живот до самой рукояти, и я вскрикнула, ощутив пламя песчаного клинка и в себе.