Тринадцатый апостол

Глава 11

Перекат

Он уже не чувствовал как кто-то, схватив его за шкирку сильно потянул вверх. Рывок, ещё рывок. Треснул ворот его любимого школьного пиджака. Нет, это не пиджак, а его любимая чёрная искусственная детская шуба. Он открыл глаза, пытаясь нащупать то место, где ткань серъёзно порвалась, чтобы попытаться исправить это самому с ниткой и иголкой. Он в воде! Чёрт! Надо дышать, но дышать почему-то не хочется. Очевидно он уже развил в себе навыки водолаза, умевшего в течении трёх суток находиться в воде без кислорода. Трое суток! Нет, не суток, а часов. Его снова кто-то сильно дёрнул и теперь медленно и уверенно тянет вверх. Таким сильно и уверенно может тянуть только кран. Наверняка, бабушка услышала его крик, позвонила дяде Вите и тот вызвал кран на котором работает его знакомый друг ещё по детскому саду. Сперва дядя закинул леску, поймал Андрея крючком с насаженной приманкой в виде мороженого, подтянул повыше, а потом за работу взялся автокран. В его кабине сидит розовощёкий толстый крановщик Серый из детского сада дяди Вити в детской кепке, которую носил в «Артеке» в 1980-м. Его отправили туда за примерное поведение на всё лето по приговору товарищеского пионерского суда. В уголке его рта шевелится папироса «Беломора», а руки уверенно двигают рычаги. До этого он пять лет секретно служил подводным крановщиком и совершенно секретно поднимал со дна океанов советские подводные лодки. Дядя Витя стоит на берегу в бескозырке и как сурдопереводчик уверенно руководит действиями подводного крановщика Серого посредством семафорной азбуки при помощи двух флажков, а тот понимает его без слов. Ещё бы! Они же вместе сидели в «Артеке» два лета подряд. Сидели? Нет. Они вместе лежали на одних нарах в «ленинской комнате» за «понарошечную пьянку» в песочнице на выпускном в детском саду и ели из одной миски, которую им приносила бабушка Андрея…

– Три года службы при коммунистах на флоте, Андрюха, это тебе не хухры-мухры как сейчас! Один годик поспали в казармах – и всё! Разве это служба? А после войны до 49-го, вообще, пять лет на морфлоте служили! Хочешь стать капитаном? Тогда лет пять поплавай на своих плотах. Окрепнешь и станешь! Много? А 25 лет службы при царе-батюшке не много? Давай всплывай! Греби руками кверху, а то склеишь ласты! У крана мощностей на тебя не хватает! Отожрался ты на бабкиных харчах! – доносится до него приглушенный толщей воды задорный и подбадривающий голос дяди Вити.

– Сом? Со-о-м! – вдруг наяву слышит он чей-то испуганный голос.

Кто-то ложится на его грудь и струя воды фонтаном выплёскивается из его рта. Дикий кашель. Очень дикий и сильный. Такой сильный, что его выворачивает наизнанку и глаза, пытающиеся вырваться наружу, открываются. Он лежит на берегу. А где же кран? Крана нет, только Рулама рядом.

– Ру..ла..Ру..

– Плюй вода! Плюй! Вода не дышать! Вода – тонуть! – Рулама с силой перевернула его на бок и надавила на живот.

Снова струя воды изо рта, дикий кашель и шум в ушах.

– Ты жив…Жив…

«Я жив. Она спасла меня. Вытащила со дна. – дошло до его затуманеного разума. – Спасла меня…»

Она смотрит на него как заботливая мать вырвавшая своего младенца из рук неминуемой смерти: широко раскрытые глаза; напряжённая улыбка, готовая преобразится в гримасу отчаяния если малышу станет хуже; дёргающийся носик. «Она плачет, что ли? – подумал Андрей, когда с его взгляда сошла мутная пелена и он отчётливо увидел её лицо. – Нет… Она меня нюхает».

– Ну и чем я пахну? Уж точно не рыбой. – медленно говорит он почти не слыша половины своих слов будто контуженный. – Я не пахну рыбой. Да?

– Что?

– Я не пахну рыбой. Ты нюхаешь меня?

– Ты слышишь меня?

– Да слышу, слышу… Я не глухая рыба…Я вообще не рыба. Мы с тобой не одной крови…Так сказал Маугли…

– Кто сказал? Он здесь? – она испуганно смотрит по сторонам.

– Нет. Он в книжке, а книжка дома…А я тут… Мы тут с тобой…

Его тянет на землю. Хочется полежать, отдохнуть на пушистых белоснежных небесах проплывающих прямо над ним, но истошный крик другой русалки возвращает его на землю. Он подскакивает и смотрит туда где вторая русалка сидящая на камне посередине реки, указывает куда-то рукой. Взглянув в направлении её жеста, Андрей видит свой плот упёршийся в каменистый противоположный берег реки ниже по течению.

– Плот! Мой плот вон там! Его надо вернуть! – очнувшись, вскрикнул он, увидев своё судно, пережившее серъёзное боевое крещение. – Быстрее туда, за ним пока его не снесло в реку!

Вскочив на ноги, он помчался к плоту но, ступив в воду, остановился. «Я же не умею плавать…Тоже мне – капитан».

– Давай поплыть со мной.

Рулама приветливо махнула ему рукой, бултыхаясь в воде. Её туповатая подруга плескалась рядом.

– Садись на нас и мы плывём на плот. Садись. – она успокаивающе похлопала по водной глади ладонью словно по дивану.

«Как рыба в воде», – подумал Андрей и осторожно вошёл в воду пытаясь пристроиться на двух русалках, но у него никак это не получалось. Наконец, он присел боком на их спины, обхватив глупую русалку правой рукой за шею, а Руламу – левой.

Они осторожно поплыли вперёд и Андрей, как недавно утопший, но не усопший благодаря своей верной Руламе, инстинктивно посильнее вцепился во что-то мягкое. Проплыв немного верхом на своих верных коньках-горбунках и, осмелев, он вдруг понял, что держится левой рукой за грудь Руламы, то сжимая, то ослабляя хватку, но та абсолютно никак не реагировала на его «приставания». «Другая уже бы дала по морде, а эта терпит». В этот момент Рулама обернулась и взглянула на него наивным детским вопросительным взглядом. Андрей стушевался и постарался ухватиться за что-нибудь другое, но его ладонь постоянно соскальзывала на её грудь.

– Не могу. Соскальзывает. Пальцы только в это впиваются. – извиняющимся тоном пролепетал он, но русалка уже смотрела только вперёд. – Оно мягкое, а всё остальное – кожа да кости…Блин. Сделал комплимент. – спохватился он, но Рулама уже протягивала руки, чтобы вцепиться в плот.

Андрей, кряхтя, перебрался с девичьих спин на своё судно, бегло осмотрел его и начал отталкиваться от скалистого берега шестом. Наконец, ему это удалось, течение подхватило плот и русалки поплыли за ним. От мокрой облипающей одежды и сырого ветра он затрясся как осиновый лист.

– Я как старый дед…Весь обмочился и в мокрое одет…Дед, а дед. Ты хоть одет? «Я одет», – ответил дед… Дед одет и я одет…Ого. Попёрло…Дед одет и я одет. Мы одеты. Всем привет…Надо записать. Может что получится.

На этот раз пороги были намного слабее, но Андрей, помня о своём недавнем воскрешении со дна речного, с трясущимися коленками вздрагивал от любого подпрыгивания и толчка.

– Надо сейчас на тот низкий берег. Обсушиться, обогреться… Я как мокрая курица…Ещё температура под сорок поднимется и сознание потеряю. Головешку прощупать бы, – вдруг сотрясение?

Пороги закончились и впереди простиралась спокойная гладь реки. На душе стало спокойнее, но предательский колотун не отпускал Андрея. Заметив крохотный низкий вытоптанный пятачок, он направил к нему свой плот. Как только нос плота уткнулся в песок, Андрей спрыгнул на берег, стянул с себя мокрую одежду, развесил её на кустах и ветках деревьев и углубился в чащу в поисках сухого хвороста.

Разложив принесённое топливо конусом, он принялся мучительно тереть лоб, вспоминая где же зажигалка или спички.

– Ёханный бабай! Я же их не брал! О-о-о, да что же это за…

Так и не придумав названия своей непредусмотрительности, он снял с себя последнюю мокрую одежду в виде семейных трусов. Подняв глаза, увидел двух русалок, которые с любопытством наблюдали за его действиями, сидя на берегу.

– Чёрт.

Стремглав бросился в кусты, прихватив с собой что-то длинное. Этим длинным оказались рубашка и верёвка! Наломав верхушек с зелёными листьями, он связал их верёвкой, закрепив спереди рубашку, обмотал всё вокруг талии и вышел к костру. Получилось что-то вроде первобытной набедренной повязки.

– Ты закрылся? Почему? – услышал он вопрос Руламы.

– Я это…Промок…У меня там сыро и мокро. Заболею.

– У меня тоже сыро и мокро, но я не болеть.

– Я человек. Я привык к сухому. Это наша защита…Трусы… Без защиты нам нельзя.

– У меня тоже в жилье под ивой трусы…Красивые, но… не защищать.

Вспомнив, что от её колен и выше находилась кожистая перепонка, мешающая ей натянуть на себя красивые трусики, она замолчала.

– Ты и без них прекрасна. – успокоил её Андрей.

– Я прекрасна? – глаза Руламы раскрылись как два солнца, прожигая Белкина насквозь до самого сердца.

– Да. Ты прекрасна. – повторил он.

– Я прекрасна! Я прекрасна!

Она нырнула в воду и начала кружиться посреди реки, плавая на спине и подставляя небу свои груди, выкрикивая слова своей «прекрасности». Затем она подплыла к подруге и, хихикая, начала что-то шептать ей на ухо.

– Господин назначил меня любимой женой. – усмехнувшись, тихо сказал Андрей. – Так…Теперь пора браться за костёр…Какой ещё костёр? Я же потеряю время… Спичек тоже нет. – вспомнил он. – Лучше развешу бельё на плоту и всё досохнет по дороге.

Уже начинало темнеть, когда впереди показались огни фонарей и цветные транспаранты-растяжки. Внезапно загоревшийся луч прожектора выхватил из темноты плот Андрея с верёвкой, протянутой от мачты до ящика с припасами на носу, и он сразу же скомандовал своим верным речным лошадкам: «Брысь! Брысь отсюда! Рулама, под воду! Рулама, там враг! Уходи! Прячься!»

Через несколько минут одноногий Джон Сильвер на своём плоту с радостной улыбкой и поднятой вверх треуголкой пересекал финишную черту победителем, оборвав тонкую красную ленточку мачтой! Он даже сам не верил в эту победу и устало вертел головой налево и право, отвечая на радостные крики зрителей гонки приветливым взмахом руки. Из всех его конкурентов, один сразу после Андрея застрял в самом начале непроходимой болотной протоки Руламы; второй сел на мель, обходя протоку и потерял уйму времени слезая с неё, а потом напоролся на верхушки камней на маленьком речном водопаде, который Андрей удачно миновал, срезав путь; третий же тупо отстал, дважды врезавшись в берег и в конце концов был пойман видеодроном с поличным, когда посадил на свой борт помощника-гребца. Короче, он был первым! На финише он долго и упорно объяснял всем, что очень устал и чуть не умер один на вёслах. Ещё бы! Проплыть пару сотен метров по финишной прямой на одной человеческой тяге вместо привычных двух русалочьих – это тяжкий крест.

– Карамба… А где же моя Рулама? – заволновался тринадцатилетний капитан Джон Сильвер, оглядываясь назад. – Бросила или будет ждать?

* * *

Андрей отказался от услуги организаторов быть завтра поутру отбуксированным на катере до Лесоградска. «Спасибо. Я уж как-нибудь сам на вёслах. У меня тут неподалёку сестра живёт. Она поможет. Заодно сделаю несколько привалов на берегу. Не дадите ли спичек с керосином и мяса на шашлык с питьевой водой? А рыбки копчёной можно? Давно не пробовал…»

Солнце только начинало всходить, озаряя всё вокруг своим нежным красно-жёлтым цветом и Андрей, сидя у костра с закрытыми глазами, блаженно вдыхал запах только что приготовленного шашлыка. Рулама? Где она? Он так и не видел её после финиша.