Симранский Цикл Лина Картера

Вор-философ

Рассказывают в Симране и такое, хотя источник этого сомнителен.

Однажды случилось так, что в Чертоге Воров иссяк запас сказаний. Долгими вечерами воры собирались там, закончив подсчитывать последнюю добычу и Главарь Воров требовал историй о самых невообразимых, отважных и искусных воровских подвигах — мыслимых, но не вымышленных, поскольку фантазии были ему не по нраву. Когда рассказывалось такое, Главарь Воров отдыхал душой; он, чья снежно-белая и разноцветная борода спускалась ниже пояса, комковатая от всяческих пятен, случайных куриных косточек, стащенных зубочисток или самоцветов, которые он в неё обронил. Он откидывался назад, довольный тем, что услышал о славе своего клана, где сам всех обучил или вдохновил примерами из своей собственной юности.

Но, раз никакой истории не нашлось, он устало вздохнул, как всегда делал в подобных случаях и произнёс: — Значит, необходимо дело. — Поскольку делу требуется деятель, а Главарь Воров не любил вымысла, это означало, что следует кого-то выбрать.

Он кликнул почтенного престарелого Жезлоносца, чья обязанность состояла в том, чтобы приносить жезл сказаний Главаря Воров; и когда Жезлоносец, изрядно задержавшись, возвратился с ещё более престарелым и почтенным объектом своего попечения, Главарь Воров поднял жезл сказаний — удивительный предмет, изготовленный из ветви дерева сандриган, гораздо крепче и легче бамбука — обратился в самый дальний угол Чертога и указал на кого-то, находившегося там.

— Ты.

Тот, кто был выбран, выступил вперёд — неприметный мужчина средних лет, с тронутой сединой бородой. Его можно было принять за торговца, но взгляд поражал необычайной глубиной. Несомненно, этот человек был хитёр, хитёр настолько, что гордился этим. Главный Вор выбрал удачно.

— Господин мой, — промолвил выбранный, — Я предлагаю обокрасть Каракуну, божественный дворец наслаждений, что проплывает по небесам.

От собравшихся воров донеслось удивлённое шипение, бормотание, приглушённый смех и шёпот: — Мы знаем эту историю, — и: — Ты не мог придумать что-нибудь пооригинальнее?

Но Главарь Воров оставался невозмутим, поскольку знал, что сделал хороший выбор: человек перед ним был никто иной, как Фарнацес, Вор-Философ, который специализировался на похищении не просто побрякушек, но фантазий. Это он был тем мастером заимствования, что проскользнул через дверь во Вчера и выпустил все творения поэта Зарабиадеса за день до того, как поэт даже родился. Не один раз он распускал слухи о неких соблазнительных тайнах, чтобы отослать короля на несбыточные поиски, в результате одновременно похищая и разум короля, и само его королевство.

Да, был и ещё один, талантливый, но более приземлённый вор по имени Хиньяр Стянулус, который давным-давно обокрал Каракуну и в результате плохо кончил. Из этого получилась славная история, заполнившая много часов безделья. Но от Фарнацеса можно было ожидать большего. Это обещало стать весьма интересным.

— Я украду, — заявил Фарнацес, — тайну богов: то, что знают одни лишь боги. И так мы, в Гильдии Воров, станем мудрейшими из людей.

Собравшимся ворам и их главарю пришло на ум, что мудрейшие из людей будут знать больше всех и оттого станут самыми удачливыми ворами. Они согласно закивали и забормотали.

— Постарайся, чтобы это стало славной историей — заметил Главарь Воров. — Ступай и получишь по заслугам.

После этого наступила неловкая тишина, поскольку благословение Главаря Воров немного смахивало на проклятие и собравшиеся воры были только рады, что это распоряжение относится не к ним.

Поэтому Фарнацес удалился и стал раздумывать: как же добраться до небес?

В древней истории про его предшественника такое удалось, лишь пройдя через фантастические земли, победив или ускользнув от ещё более фантастических людей и бестий, сорок семь дней восходя по невидимой лестнице во вселенную, к месту за пределами самого мироздания, а затем пробив головой полог, к которому крепились Узы Бытия.

Но подобное требовало уймы тяжёлых трудов и, хотя из этого получилась замечательная сказка, она была не из тех, где имеется счастливый конец. Фарнацес, как главный герой будущего повествования, решил добиться большего успеха. Он решил действовать и оригинально, и изощрённо.

Он начал, подойдя к этому с тонкостью, с совершенно банальной идеи.

Он отправился на рынок, где на камнях, колодах или старых ящиках сидели прорицатели и, указывая на небо, говорили: — Подайте, подайте, ибо молитвы возносятся к небесам, как дым.

Люди бросали монеты в чаши, которые прорицатели ставили перед собой, молящиеся прорицатели раскачивались взад и вперёд, и молитвы возносились к небесам.

Так что Фарнацес отыскал выброшенную корзину из-под фруктов, перевернул её вверх дном, уселся, воздел палец вверх и тоже забормотал: — Молитвы возносятся, как дым.

В первый день он заработал немного медяков, в следующий — чуть больше, а несколько дней вообще ничего, но зато освоился среди прорицателей, столь же непримечательный, обтрёпанный и покрытый грязью, как большинство из них. Понемногу Фарнацес начал изменять своё пророчество, утверждая не только, что молитвы возносятся, как дым, но что и души правоверных тоже возносятся, как дым, и что сами боги, когда пожелают, схожим образом воспаряют ввысь и так достигают вышних небес, где, подобно фантастической барке, плавает среди звёзд Каракуна, великий дворец удовольствий и там исполняются все желания, открываются все тайны, преподносятся все наслаждения, если удастся попасть за пиршественный стол богов, что в Каракуне.

Вскоре он стал набирать огромное количество денег. Но всё равно продолжал сидеть в изодранных грязных одеждах среди обычных базарных прорицателей, пока они, возревновав к нему, не напали с дубинками и не отобрали весь его заработок, который он со смехом обозвал «мусором» и швырнул к их ногам. И они выгнали его, окровавленного, прочь из города.

Он обосновался в далёкой пустыне, на вершине красного каменного пика и там пророчил воздуху, ветру и птицам, распространяясь о чудесах пиршественного стола богов и блистательных беседах за ним, и о том, как в столь возвышенной компании могут случайно обмолвиться о тайнах всего на свете. Возможно, тогда Фарнацес сотворил чудо, ибо он питался лишь воронами и шёпот его слов разносили ветры пустыни, пока он вновь не достиг города; и там шёпот вошёл в человеческие сны, и люди вскоре истосковались по Утраченному Пророку, который рассказывал о таких чудесах, что были гораздо интереснее, чем привычная байка о дыме и молитвах.

Немного погодя в городе образовалась секта Искателей Утраченного Пророка и начались распри, когда Искателей преследовали и убивали. Но их последователи от этого лишь возрастали в силе и числе, пока в конце концов не сумели свергнуть и истребить самих базарных прорицателей, и в пустыню отправилась делегация, несущая с собой великолепный паланкин из шёлка и серебра, дабы вернуть Утраченного Пророка обратно в город, властвовать над ними.

Когда они нашли Пророка, тот отверг паланкин, но согласился поехать на верблюде и таким образом возвратился, толкуя, что, хотя поистине верно, что молитвы возносятся к небесам, как дым (и дым возносится к небесам, как молитвы), всеобъемлющая реальность гораздо занимательнее, даже если придётся вытерпеть годы интенсивной медитации, чтобы только начать её воспринимать. Ему, на его каменном пике, пока не удалось подслушать застольную беседу богов, невзирая на то, что он настойчиво представлял её и возможно мельком видел Каракуну, проплывающую безлунными ночами по тёмным небесам

Он правил в городе много лет, пророчествуя и проповедуя, и рассылая своих сектантов в другие страны, нести его слово мечом или убеждением.

Со временем он привлёк внимание императора, что был наимогущественнейшим из земных властителей и который потребовал от своих собственных пророков узнать, что это за выскочка, посмевший бросить ему вызов. Они не смогли узнать. Поэтому он созвал своих полководцев и те тоже не знали, но посоветовали начать войну; и так загрохотали боевые барабаны и началась война, и великие воинства двинулись по странам, точно саранча, плодя страдания и стирая города.

В конце концов войска императора разгромили сторонников Утраченного Пророка, и Пророк выбрался из развалин своей столицы в шёлковом паланкине (которым на сей раз не стал пренебрегать) и попросил завоевателей доставить его к императору, их повелителю.

Его провезли через половину мира. Он повидал множество городов, возведённых из сказочных камней и самоцветов, и пересекал более широкие реки и более высокие горы, чем те, о самом существовании которых он вообще знал, со всей своей краденой мудростью.

Среди леса вырезанных из нефрита колоссальных драконов, что занимал лишь малую часть сада в императорском дворце, Фарнацеса, Утраченного Пророка, бесцеремонно вытряхнули из паланкина к ногам (невероятно тучным) восседающего на престоле императора, увидевшего перед собой изнурённого запылённого старика в грязных одеждах, который, шатаясь, поднялся на колени, а потом завалился набок.

Императорские стражи снова подняли прорицателя на ноги и один из них собрался отсечь ему голову, но император остановил стража.

— Ты? — спросил император. — Это ты доставил все эти неприятности?

— Ваше Величество. Это всего лишь дым.

— Что возносится к небесам, как я слышал.

— Так и есть, Ваше Величество. Он возносится к богам.

— Но это же смехотворно, — сказал император. — Боги здесь. Они у меня.

— Тогда я лишь молю позволить мне провести среди них одну-единственную ночь, чтобы познакомиться с ними и услышать их беседу, — лукаво попросил Фарнацес, который, хоть и стал Утраченным Пророком, но не забыл, что также был и хитрейшим из всех воров.

От такого император громко рассмеялся и воскликнул, что, если после того, как его палачи займутся Фарнацесом, от того что-нибудь останется, то он назначит этот огрызок придворным шутом.

— Сперва позвольте мне посетить богов, — настаивал Фарнацес. — Вы обещали.

— Обещал?

Личные императорские философы пришли к заключению, что да, обещал, поскольку смех императора не просто шум, как у других людей, но является подтверждением, содержа невыразимую мудрость и многочисленные законные прецеденты, которые обсуждались и разбирались в письменных трактатах и целых учёных совещаниях, созванных по этому вопросу — тысяча голосов бормотали, будто ветер, обдувающий каменный пик в пустынной ночи; они всё ещё рассуждали, когда император и прочие придворные торжественной процессией удалились, оставив их позади.

Фарнацесу милостиво позволили возвращаться в своём паланкине. Император, чьи священные стопы никогда не касались земли, путешествовал в собственном грандиозном экипаже, его массивная туша колыхалась, когда он тихо похохатывал себе под нос и бормотал: — Это очень, очень забавно. Весьма занятно. Я благодарен за такое развлечение. Весьма забавно. Да, когда его закончат мучить, я буду добр к тому, что останется, потому что это так забавно.