Друзья и герои

Оливия Мэннинг
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: После вступления Румынии в войну на стороне стран «оси» Принглы устремляются из Бухареста в Грецию в составе группы беженцев, состоящей из высокопоставленных лиц, русских белоэмигрантов, журналистов и мошенников. Однако в Афинах супругам предстоит столкнуться с новым вызовом, не менее суровым, чем расползающаяся по Европе война. Тонкие наблюдения Оливии Мэннинг о любви, браке и дружбе посреди исторической катастрофы складываются в панораму драматических обстоятельств поврежденной жизни и живое свидетельство эпохи.

Книга добавлена:
14-05-2023, 20:44
0
372
73
Друзья и герои

Читать книгу "Друзья и герои"



9

Как-то раз в сине-стальных ноябрьских сумерках зазвонили колокола. Они молчали уже почти месяц. Пока на греческой земле оставался хоть один чужеземный захватчик, колокола должны были молчать. Теперь же, казалось, звенели все Афины. Люди выбегали на улицы с радостными воплями; Гарриет, выйдя из комнаты, услышала, как перекрикиваются служанки.

Итальянцев вытеснили. Греки пересекли границу Албании. Греческие орудия и раньше стреляли по албанскому городу Корче, греческие снаряды уже падали на его улицы. Но до сегодняшнего дня колокола молчали – что же изменилось?

Гарриет распахнула окно на лестничной клетке и выглянула на улицу в поисках ответа. Завидев ее, одна из горничных крикнула ей что-то по-гречески. Гарриет покачала головой, показывая, что не понимает. Девушка ударила рукой по подоконнику.

– Корча! – крикнула она. – Корча!

Так, значит, Корча пала. Это была победа. Первая победа греков с начала войны. Гарриет засмеялась и захлопала в ладоши, а девушка схватила ее за талию и закружила в приступе почти истерического веселья.

Снаружи почти стемнело, но о затемнении все позабыли. Итальянцы были слишком заняты, чтобы заинтересоваться светящимися окнами. По радио кто-то выступал. Эта стремительная прочувствованная речь доносилась изо всех окон и дверей, и люди на улицах ликовали, когда звучало слово «Корча». С площади доносился другой голос – он заглушал крики, музыку и аплодисменты, а надо всем этим плыл колокольный звон. Гарриет не в силах была оставаться в гостинице, но боялась разминуться с Гаем.

Наступала зима. Еще случались солнечные дни, но в основном небо было белым от холода, а резкий ледяной ветер гнал по мостовым пыль. Накануне ночью прошел ливень. В саду Гарриет увидела, как пальмы трясут своими растрепанными шевелюрами. Дорожки, еще неделю назад теплые и тихие, сейчас представляли собой насквозь продуваемые туннели. Было так холодно, что Гарриет поняла: если она не достанет пальто, то вскоре выйти из дома будет невозможно.

Гай остался в номере и, обложившись книгами, размышлял над лекцией о Бене Джонсоне. Гарриет поспешила в гостиницу, чтобы отправиться с ним по магазинам, но, придя, обнаружила, что он ушел, не оставив записки. Она знала, что он ушел в «Алеко».

Как-то раз Гай взял ее с собой, но тот вечер нагнал на нее тоску. Ей нравились греки, но она стеснялась их: по своей природе она не могла поддерживать разговор более чем с одним или двумя людьми одновременно. Гай, однако, прекрасно проводил время. Он был подростком среди подростков, и все они упивались верой в то, что вместе смогут изменить мир. Ее смущала их вера в некоторых политических лидеров и проклятия в адрес остальных, заговорщическая атмосфера и ее собственная застенчивость. Она была отдельной личностью, а значит, не имела шансов изменить мир. Рассказы о несчастьях и несправедливости, которые так воодушевляли их, ее только угнетали.

– Надо жертвовать своей индивидуальностью! – говорил ей Гай. – Это просто эгоизм. Надо объединяться с другими самоотверженными и благонамеренными людьми – вместе вы сможете достичь чего угодно!

Сама мысль об этом наполняла ее ужасом.

Гай начал учить разговорный греческий и уже мог обсуждать со студентами абстрактные идеи на их родном языке. Они восхищались им. Один из мальчиков сказал Гарриет:

– Он замечательный – такой теплый, сердечный, так не похож на англичанина! Мы избрали его почетным греком.

Будучи почетным греком и всеобщим любимцем, Гай всё время пропадал в «Алеко».

Гарриет не принадлежала к этому братству, немного ревновала и отказывалась ходить в кафе. Гай сказал, что она «аполитична». Этот же диагноз был поставлен Алану. По словам Гая, он был человеком, который считает наилучшим правительством то, которое лично ему приносит меньше всего неудобства. На этом с Аланом было покончено, но тот, не зная о приговоре, продолжал приглашать их, поскольку считал себя другом обоих.

В спальне зазвонил телефон. Это был Алан, который звонил из своего кабинета.

– Я слышал, что Афины en fête[29]. Сегодня не тот вечер, чтобы есть холодную баранину в Академии. Пойдемте в «Бабаяннис»? Туда ходят, чтобы отпраздновать что-нибудь.

– Я беспокоюсь за Гая, – сказала Гарриет. – По-моему, он в «Алеко».

– Я заеду на такси, и по пути мы заберем нашего большевика.

Когда она села в такси, Алан велел водителю проехать через Плаку.

– Я хочу показать вам кое-что, – сказал он Гарриет.

Они повернули на площадь, где из динамиков доносилось: «Анафема, анафема». Проклятия, разумеется, были обращены в адрес тех, кто утверждал, что любовь сладка. Я пробовал ее, говорилось в песне, но любовь оказалась ядом. Но проклятия, помимо этого, были направлены и на тех, кто воображал, что Грецию можно взять силой. Итальянцы попытались, но их ждал яд.

Они пробирались по узким улочкам Плаки, и в какой-то момент перед ними возник залитый светом Парфенон – храм из белого огня на фоне черного неба.

У Гарриет перехватило дыхание.

– Я никогда в жизни не видела ничего красивее.

– А есть ли вообще в мире что-то красивее? – заметил Алан.

В кафе на площади Плака, где они не так давно пережидали воздушную тревогу, отдернули занавески. Сквозь запотевшие стекла лился зеленоватый свет и освещал танцующих на дороге мужчин.

– Это зейбекико! – воскликнула Гарриет в полном восторге.

Алан, дивясь тому, что она запомнила название танца, велел водителю остановиться, и они стали любоваться танцорами, которые двигались под перечными деревьями, положив руки друг другу на плечи. Музыка сменилась. Мужчина, до того стоявший на стуле у окна, выскочил на середину дороги. Он что-то крикнул. Ему закричали в ответ. Кто-то бросил ему платок, и он замер, держа платок перед собой. К нему выбежал еще один мужчина и ухватился за другой конец платка. Оба они были седы, их смуглые морщинистые лица выдавали в них рабочих, но танцевали они, словно юноши.

Город опьянел. Автомобиль пробирался по узким улочкам сквозь движущиеся тени. Вокруг играли на гармошках и аккордеонах; популярные песенки, к которым на ходу придумывали новые слова про Муссолини и его никчемную армию, перемежались взрывами смеха.

Когда они добрались до «Алеко», Гарриет послала внутрь Алана.

– Если мы пойдем оба, Гай уговорит нас остаться.

Алан пробыл в кафе несколько минут, после чего вышел и пожал плечами:

– Говорит, что присоединится к нам позже.

Гарриет была расстроена:

– Я бы так хотела, чтобы он поехал с нами. Я хочу, чтобы он видел это всё и радовался с нами!

Алан со вздохом сел обратно в такси.

– Принимайте его таким, какой он есть, – сказал он. – Его достоинства с лихвой перевешивают недостатки.

В таверне «Бабаяннис» занавески были отдернуты и изнутри доносились аппетитные запахи. Неяркая лампа у входа освещала просторный зал с каменным полом и печью, на которой были выставлены кушанья в медной посуде. Повар был знаком с Аланом; он говорил по-английски и рассказал, что когда-то работал в Сохо. Его печалило, что он так мало может предложить гостям из Англии, но лучшее мясо, как и полагалось, отправлялось на фронт, а ресторанам доставались лишь остатки.

Глядя на нежную мусаку и красно-бурое рагу с перцем, помидорами, баклажанами и маленькими белыми луковичками, Гарриет сказала:

– Не тревожьтесь, нам это отлично подойдет.

Внутри было тесно. Освещение было неярким, но вся таверна оживленно бурлила. Как только Алан и Гарриет уселись, к собравшимся вышел певец Коста, смеясь, словно никак не мог сдержать свою радость. В ответ на его смех публика начала неистово аплодировать и требовать песен, которых не слышала с начала вторжения. Раньше пели печальные песни, в которых говорилось о необходимости сражаться и умирать, о расставаниях и потерянных близких. Но теперь считалось, что всё это позади. Теперь надо было радоваться.

Коста продолжал смеяться посреди всего этого безумия, и зубы его белоснежно сверкали на смуглом морщинистом лице. Он поднял руку, и шум тут же стих. Повисла гробовая тишина: люди практически не дышали, боясь пропустить хоть слово.

– Захватчики сбежали, – сказал он. – Однако на нашей земле еще есть итальянцы, несколько тысяч итальянцев. Но все они в плену!

Последовала всеобщая овация. Люди рыдали от счастья и хохотали одновременно.

– Что мне спеть? – спросил Коста, после чего исполнил «Γιαλό, γιαλό»[30] и все остальные песни, о которых его просили. Сомневаться не приходилось: со скорбью было покончено, люди вновь вернулись к жизни.

– Если бы Гай это видел! – несколько раз повторила Гарриет.

Губы Алана растянулись в обычной его болезненной улыбке.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – Коста еще споет позже.

Когда певец ушел, люди, до того толпившиеся у дверей, стали проходить к столикам. Среди них Гарриет увидела Добсона, который раньше служил культурным атташе в Бухаресте, а теперь перебрался в Афины. Она не разделяла веры Гая в добросердечие Добсона, но когда он увидел ее, то тут же бросился к ней и схватил ее за плечо с дружелюбной фамильярностью.

– Какая радость! – воскликнул он. – Мы все оказались здесь. Ну вы и хулиганы, конечно: выбрали Грецию вместо жары, грязи, мух, болезней и прочих прелестей Ближнего Востока! Но кого это волнует? Уж точно не Лондон.

Он с довольным видом провел рукой по младенческому пуху у себя на голове и покачался из стороны в сторону.

– Вы вовремя уехали из Бухареста. Теперь он уже мало напоминает Восточный Париж. А знаете, что там еще произошло вдобавок? Ужасное землетрясение. Помните здание, в котором вы жили, Blocşul Cazacul? Оно просто рассыпалось. Сложилось, точно брошенное полотенце, и погребло под собой всех жителей.

Гарриет уставилась на него, потрясенная таким итогом их бухарестской жизни.

– Надеюсь, домовладелец был погребен вместе с ними, – сказала она наконец.

Добсон распахнул младенчески голубые глазки и расхохотался, словно услышал что-то невероятно остроумное.

– Думаю, так и было! – радостно заявил он и отошел.

Гарриет тоже рассмеялась. Бухарест стал тенью, и царившая в нем разруха уже утратила для нее всякую реальность. Однако, освобождаясь от воспоминаний о прошлом, она вдруг увидела Сашу мертвым среди руин. На мгновение она представила себе его лицо, но потом оно ускользнуло от нее. Саша тоже стал тенью. Пытаясь мысленно восстановить его облик, она обнаружила, что разглядывает совсем другое лицо. За ней наблюдал какой-то молодой мужчина. Поймав ее взгляд, он смущенно отвернулся. На вид он был так юн, что вполне мог бы оказаться школьником, но на нем была английская форма младшего лейтенанта. Она обратила внимание, что за столом с ним сидели Куксон, Арчи Каллард и Бен Фиппс.

– Кто этот офицер за столом Куксона? – шепотом спросила она Алана.

– Офицер? А, это Чарльз Уорден. Он только что приехал с Крита.

– Я думала, что греки не допускают появления английских войск на материке.

– Он служит в управлении военного атташе. Вы знаете, что здесь будет военная миссия? Мне кажется, его готовят к должности связного офицера.

Гарриет некоторое время разглядывала Уордена, после чего заметила:


Скачать книгу "Друзья и герои" - Оливия Мэннинг бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Историческая проза » Друзья и герои
Внимание