Друзья и герои

11

В честь взятия Воскопои[34] колокола зазвонили вновь. Звонили они и в честь Конисполя[35]. А в первый день декабря, пока на Афины сыпался дождь, они звонили в честь великой победы в Поградце[36]. Битва за него длилась семь дней и сопровождалась непрекращающейся снежной бурей. Старый портье, поджидавший постояльцев с новостями в вестибюле, воспроизвел битву в лицах. Он проковылял, демонстрируя, как итальянцев ослепил снег, после чего выпрямился и с решительным лицом продемонстрировал, как Тиносская Богородица даровала грекам чудесное прозрение.

– Но почему Тиносская Богородица? – спросил кто-то.

Дело в том, объяснил портье, что его жена, родом с острова Тинос, всего за два дня до битвы послала их сыну Тиносскую икону Богородицы.

Одна победа следовала за другой. Когда колокола начинали звонить, незнакомцы с хохотом говорили друг другу: «Еще один!» Афиняне танцевали на улицах. Старики плясали, словно мальчишки, а женщины аплодировали. Поговаривали, что греки взяли в плен половину армии Муссолини, а военная техника, которую они захватили, изменит весь мир.

Когда кто-нибудь входил в кафе и выкрикивал неизвестный ранее город, не было нужды спрашивать, о чем речь. Это означало очередную победу. Вскоре все запоминали это название и повторяли его повсюду: оно становилось самым часто употребимым словом в Афинах. На следующий день этот город становился вчерашней победой, и на смену ему приходил другой.

После Поградца взяли гору Островица, затем настал черед Пермети, Саранды, Гирокастры и Дельвины[37]. Эвзоны[38] во время метели захватили окрестности Охрида. Атака длилась четыре часа, и гречанки, сопровождавшие своих мужчин, босиком взбирались по горному склону, чтобы доставить им еду и боеприпасы.

Колокола звонили в честь каждой победы. «Ну что на этот раз?» – радостно спрашивали люди. Греки захватили маленький город, который никому не удавалось найти на карте. Затем последовала пауза. Греки взяли всю албанскую границу и, не будучи готовы к такому успеху, обогнали свои же отряды обеспечения. Это был большой успех. К такому следовало относиться серьезно.

В тот день, когда пришли вести о взятии Саранды, – это было важное достижение, поскольку грекам необходим был порт, через который можно было бы получать снабжение, – Гай рано вернулся на обед. Кто-то из учеников упомянул, что назначили нового директора. Школа должна была снова открыться. Ученики уже устали бегать от одного дома к другому и послали одного из своей среды сообщить Гаю: «Мы очень благодарны вам, сэр, но теперь нам надо вернуться к занятиям. У нас уже не осталось комнат, где можно было бы проводить занятия. Наши родители велят нам вернуться в школу, потому что там есть место».

– А кого назначили директором? – спросила Гарриет. – Не Дубедата же?

– Нет.

– Пинкроуза?

– Нет.

– Так всё же Бен Фиппс?

– Нет.

– Но никого больше не осталось.

– Арчи Калларда.

Гарриет восторженно воскликнула:

– Но это же куда лучше, чем мы думали! От Дубедата и Пинкроуза мы бы ничего не добились, но с Арчи Каллардом еще неизвестно. Возможно, он сделает что-нибудь для тебя.

– Да.

Они отправились в столовую, где теперь кормили не хуже, чем в остальных местах, поскольку продуктов не хватало повсюду. Гай вел себя так, словно ничего особенного не произошло, но вид у него был рассеянный и он постоянно отвлекался от еды.

– Когда, по-твоему, Каллард узнал о назначении? – спросила Гарриет.

– Вчера, полагаю.

– Тогда он, наверное, еще свяжется с тобой.

– Конечно, я и не волнуюсь.

– А если этого не произойдет, что ты будешь делать?

– Не знаю. Я еще не думал об этом.

– У тебя теперь есть право обратиться к нему. Он же директор.

– Да, – с сомнением сказал Гай. Его тревожила мысль, что придется именно так и поступить.

Глядя на то, как нерешительно держится Гай в момент, когда приходится отстаивать свои интересы, Гарриет подумала: как же мало они знали друг друга, когда второпях женились в преддверии войны. Разумеется, тень эта нависала над ними уже много лет, но в те пыльные, теплые летние дни, когда они впервые встретились, она преобразилась в тень лавины, которая грозила вот-вот обрушиться на них. Людям некуда было бежать, и они хватались друг за друга. Гай казался ей воплощением уверенности. Вырасти он под защитой богатства, и тогда он не мог бы относиться к жизни более безмятежно, добродушно и щедро. Предлагая себя, он, казалось, предлагал взять ее под защиту своего тепла, надежности и здравомыслия. В определенном смысле он и впрямь был наделен всеми этими качествами, но, с другой стороны, представлял собой клубок неожиданных причуд, страхов и сомнений.

– Он обязан назначить тебя старшим преподавателем, – заявила Гарриет. – Здесь нет никого, кто годился бы на эту работу. Пинкроуз и Бен Фиппс могли бы еще быть директорами, но если речь идет о преподавании, то кто, кроме тебя?

– Дубедат.

– Не говори глупостей, дорогой.

Единственным источником тепла в гостинице являлась керосиновая печка в столовой, вокруг которой были расставлены столы, поэтому гости с неохотой возвращались в свои комнаты. Принглы всё еще сидели над чашками жидкого серого кофе, когда портье принес им письмо. Гай открыл его, рассмеялся и непринужденно сообщил:

– Это от Калларда. Приглашение на чай в Фалирон. Он сейчас живет у Куксона. Тебя тоже приглашают.

– Но это же замечательно, милый.

– Возможно. Мы еще не знаем, чего он хочет.

– Знаем, конечно. Он занял пост директора, и теперь ему нужен кто-то, кто будет работать.

– Пойдем. Куплю тебе настоящего кофе в «Бразилиане».

Бар был настолько маленьким, что людям негде было сесть, и они стояли вплотную друг к другу, попивая крепкий черный кофе, который был редкостью и в лучшие времена, а теперь стал настоящей роскошью. Разглядывая посетителей, Гарриет вдруг увидела Бена Фиппса. Он стоял в углу у двери в полном одиночестве, с горечью глядя куда-то на улицу. Неужели должность директора так много для него значила?

Если бы он больше ей нравился, она бы указала на него Гаю, а тот, разумеется, бросился бы его утешать. Однако Гай был слишком близорук и не увидел его, а Гарриет слишком нервничала, чтобы думать о посторонних людях.

День был серый. Когда они вышли из автобуса перед Фалироном, то увидели желтоватое море, вяло растягивающее по песку пенные кружева, – так картежник лениво показывает, какие бесполезные карты ему пришли. На берегу было пусто, словно это был Северный Ледовитый океан, и почти так же холодно. Вдаль уходила серая эспланада, по бокам которой, однако, росли пальмы.

– Средиземное море, – сказала Гарриет.

Гай поправил очки и пригляделся.

– Не очень-то похоже на море мечты, – сказал он.

Однако тем днем их волновали другие вопросы. Шагая мимо вилл, где, казалось, не было ни единой живой души, Гай что-то напевал, чтобы продемонстрировать свою уверенность в успехе предстоящего собеседования. Он шел слишком близко к Гарриет, но она безропотно семенила рядом. Они спешили приблизить тот момент, когда их сомнительное положение будет наконец разрешено.

Виллу Куксона оказалось легко найти. Это была самая большая из прибрежных вилл, и ее название – «Порфировые колонны» – было написано не греческими буквами, а латиницей. Вилла была отделана белым мрамором, и коричнево-красные колонны – о которых, как сообщил Алан, даже упоминалось в «Бедекере»[39] – выглядели на этом фоне не лучшим образом.

– Похожи на гигантские сардельки, – прошептала Гарриет, и Гай нахмурился, предлагая ей помолчать.

Дворецкий провел их в круглый зал, также украшенный колоннами, на сей раз белыми, а оттуда – в? огромную гостиную, уставленную мебелью с острова Корфу и отделанную атласом цвета янтаря.

Посреди всего этого золотистого мерцания майор поднялся им навстречу и протянул руку.

– Как приятно снова видеть вас, – сказал он, хотя они едва ли были знакомы. Он усадил Гарриет на почетное место на обитой атласом софе и извинился перед Гаем. – Мне очень жаль, но Арчи пока нет. У него в обед была встреча в Афинах, и он еще не вернулся.

Гай принялся извиняться, что они пришли так рано, но майор запротестовал:

– Нет-нет, это Арчи опаздывает, несносный мальчишка. Он у нас с чудинкой, боюсь. Но это неважно. У нас с вами есть немного времени наедине, и я прошу вас рассказать мне про Бухарест. Я был там когда-то и познакомился с десятком князей и княгинь; все они были, разумеется, само очарование. Надеюсь, что с ними всё будет в порядке. Что за катастрофа! Как вы это пережили?

Гай говорил с Куксоном охотнее, чем с Грейси. Слушая его анализ румынской катастрофы, Куксон издавал восклицания восторга и ужаса, после чего стал настойчиво расспрашивать, как же Принглам удалось сбежать.

– А как же вы, – заботливо повернулся он к Гарриет, – вы же, полагаю, ужасно тревожились? И даже, наверное, немного боялись? Вам, наверное, было невероятно грустно уезжать!

Майор переводил взгляд с Гарриет на Гая и обратно и излучал такую симпатию и такое внимание, что Гарриет растаяла. Он вел себя как любезный и щедрый хозяин, принимающий новоприбывших в круг своих друзей. Как же повезло этим друзьям! Теперь Гарриет прекрасно понимала, почему в этом светском соревновании у бедной миссис Бретт было мало шансов.

Но Гая было не так легко очаровать, и он не готов был позабыть миссис Бретт. Хотя он и отвечал на расспросы майора – не мог не ответить, – он не откликался, как обычно, всем сердцем на предложение дружбы. Несколько раз где-то в глубине дома раздавался шум, и он тут же оглядывался, надеясь на появление Арчи Калларда. Майор, казалось, не замечал его невнимательности и продолжал задавать один вопрос за другим, отвлекая их от волнений. Атмосфера царила самая дружелюбная, но Гай был рассеян, и майор в конце концов пробормотал:

– Куда же подевался Арчи?

Наконец дверь распахнулась, и в гостиную вошел Каллард. Хотя уже смеркалось, Гай и Гарриет поняли по его лицу, что он совсем позабыл о них. Арчи был не один: с ним был Чарльз Уорден.

Гарриет и Уорден обменялись потрясенными взглядами, и Гарриет ощутила, что ей вдруг стало холодно. Казалось, что с ними сыграли какую-то шутку.

Каллард оставил свою прежнюю игриво-безразличную повадку и, осознавая свою ответственность, держался серьезно и сдержанно.

– Как любезно с вашей стороны было приехать, – сказал он. – Вы все знакомы друг с другом?

Сочтя это достаточным представлением, Гарриет и Уорден на расстоянии кивнули друг другу и стали ждать, что будет дальше.

Майор, которого, казалось, волновала новоприобретенная должность Калларда, встал и заявил:

– Дорогой Арчи, думаю, я отведу миссис Прингл и Чарльза в сад, а вы пока можете тут побеседовать. Сейчас еще светло, и мы сможем пройтись. Не задерживайтесь. Думаю, всем нам до смерти хочется чаю.

Он открыл французское окно. Гарриет с радостью последовала за мужчинами, но, оглянувшись напоследок, увидела искаженное от напряжения лицо Гая и почувствовала себя виноватой, поскольку покинула его с такой готовностью. Она поспешила к майору, держась так, словно они были в саду вдвоем. Он провел ее вокруг клумб, описывая, какие цветы расцветут здесь после весенних ливней, и, хотя пока любоваться было нечем, она восторженно восклицала, слушая его рассказы. Польщенный ее интересом, Куксон сказал: