Самурай

Глава VII

Позади сидевших в первом ряду, лицом к алтарю, Тародзаэмона Танаки, Самурая и Кюскэ Ниси расположились их слуги, тоже готовые принять крещение вместе со своими хозяевами. Справа и слева от алтаря стояли дядя и двоюродный брат Веласко, которые должны были стать крестными отцами, а рядом с ними выстроились монахи в темно-коричневых рясах, перепоясанных вервием. Поскольку прихожанам разрешили присутствовать при крещении, даже задние скамьи были заполнены, но большая часть находившихся в церкви были либо родственники Веласко, либо приглашенные ими гости.

Танака сидел закрыв глаза. Ниси неотрывно смотрел на трепещущие, как крылышки мотыльков, огоньки свечей на алтарном столе. Сзади было слышно, как Ёдзо и его товарищи время от времени шмыгают носами и покашливают. Интересно, думал Самурай, что испытывает каждый из них.

Самураю казалось, что все происходящее — сон.

…Зима в Ято. Вместе с крестьянами он рубит деревья, снег лепит в лицо… Сидя у очага, он слушает причитания дяди и согласно кивает… Казалось, все это было давным-давно. Ему и в голову не могло прийти, что он окажется в далекой чужой стране и в этой христианской церкви, в окружении южных варваров, будет принимать крещение. Вот были бы потрясены дядя и жена Рику, если бы увидели эту картину, подумал он, но не мог даже вспомнить их лица.

Появились служки в алых одеяниях и белых накидках, со свечами в руках. Епископ с Веласко и вторым священником преклонили колени у алтаря. Японцы по знаку, поданному им крестными отцами, как их учили, тоже встали на колени на выщербленный мраморный пол.

Непонятная молитва на латыни длилась бесконечно. Глядя на огромный заалтарный крест, Самурай стоял лицом к лицу с пригвожденным к нему худым человеком.

«Я… не хочу поклоняться тебе, — виновато шептал Самурай, моргая глазами. — Не понимаю, за что почитают тебя южные варвары. Ты умер, взяв на себя грехи людей, но я не думаю, что от этого жизнь наша стала легче. Я знаю, что в Ято крестьяне всегда жили убого. После твоей смерти ничего не изменилось».

Самурай вспомнил зиму в Ято, когда холодный ветер гуляет в жалких лачугах. Вспоминал рассказы крестьян, которые в голодные годы, подчистую съев все припасы, уходили из деревень в поисках пропитания. Веласко говорил, что этот человек спасет страждущих, но Самурай не понимал, что означает «спасет».

Последние несколько дней Веласко готовил Самурая и остальных японцев к таинству крещения. Он терпеливо рассказывал им о жизни Христа. Его рассказы были непонятны японцам и не рождали в их душах никаких чувств. Они с трудом сдерживали зевоту, а некоторые, опустив голову, дремали. Когда Веласко замечал это, на лице его появлялось раздражение, и, пытаясь сдержаться, он с трудом изображал улыбку.

Жизнь Иисуса, о которой рассказывал Веласко, казалась Самураю странной. Мать, не знавшая мужчины, родила его в хлеву. С самого своего рождения Иисусу было предначертано стать царем, который спасет людей; вняв зову небес, он удалился в пустыню и стал жить там, руководимый отшельником по имени Иоанн. Через некоторое время он вернулся на родину, обрел учеников, несметным толпам людей являл чудеса, учил, как им следует жить. У него появилось множество последователей, и это навлекло на него ненависть первосвящеников, после многих невзгод он был безвинно приговорен к смертной казни. Иисус счел это волею неба и безропотно принял ее. А через три дня воскрес из мертвых и вознесся на небо.

Самурай не мог понять, почему даже такой умный человек, как Веласко, верит столь неправдоподобной истории. И не один Веласко — все южные варвары считают ее истинной! Это было выше его разумения. Удивительно, что и в Японии находятся люди, верящие в такие нелепые выдумки.

— Вам всем прекрасно известно, как трудно человеку избегнуть греха. Вопрос в том, может ли человек спастись сам или же его спасет лишь Тот, кого зовут Иисусом. Первосвященники в Иерусалиме, ненавидевшие Иисуса, ошибочно утверждали, что спастись можно самостоятельно. Однако христиане верят, что только с помощью Иисуса можно достигнуть рая. Иисус принял страдание во искупление тяжких наших грехов.

Рассеянно слушая Веласко, Самурай тайком поглядывал на сидевшего с закрытыми глазами Танаку, на Ниси.

«Все это ради нашей миссии, — звучал в его ушах голос Танаки. — Ожить после смерти — разве можно поверить в такое?»

— Вы страшитесь смерти. И сокрушаетесь о бренности этого мира. Японские монахи учат о перевоплощении душ после смерти, которое они называют вечной цепью перерождений. Согласно же учению Христа, мы, подобно самому Иисусу, можем попасть в рай. Конечно, только благодаря его заступничеству; Иисус дарует нам силы подняться, воспарить над пучиной греха и вселяет надежду на вечную жизнь. Вот почему мы зовем Его Господом, Пастырем добрым.

Тут Веласко неожиданно понизил голос и прошептал:

— Чего вы хотите — жить в мире, подчиняясь закону перерождения душ, или попасть в рай? Верите ли вы, что путь к спасению — умножение добродетелей, как утверждают японские монахи, или же, сознавая свое бессилие, будете уповать на милосердие Иисуса? Если вы сможете понять, какой путь единственно верный, ответ будет ясен.

Откуда Веласко знает, что небеса наделили Иисуса этой таинственной, чудесной силой? Он утверждает, что Иисус был наделен ею еще до рождения и то была воля Бога.

«Ради нашей миссии, — приказал себе Самурай. — Все ради нашей миссии».

Крестные отцы, сидевшие рядом с посланниками, встали и жестами показали Танаке, Самураю и Ниси, что они должны подойти к алтарю. Навстречу им вышли Веласко с чашей в руках, священник с серебряным сосудом и в центре — епископ.

Ярко-красные губы дородного епископа зашевелились, он о чем-то спрашивал Танаку, Самурая и Ниси. Веласко быстро перевел вопрос на японский и прошептал, чтобы они ответили: «Верую».

— Веруете ли вы в Господа нашего Иисуса Христа? — спросил епископ.

— Верую.

— Веруете ли вы в Воскресение Господа нашего Иисуса Христа и в жизнь вечную?

— Верую.

Каждый раз по указанию Веласко Танака, Самурай и Ниси хором, точно попугаи, повторяли «верую». Сердце Самурая раздирало раскаяние. Хотя он и уговаривал себя, что делает это не от чистого сердца, а ради выполнения миссии, его не оставляло горькое чувство, что сейчас, в эту самую минуту, он предает отца, дядю, Рику. Это чувство было похоже на отвращение, испытываемое женщиной, лежащей в объятиях нелюбимого мужа, которому она к тому же не верит.

Все трое склонили головы, и епископ, приняв у священника серебряный сосуд, окропил их святой водой. Вода, стекая по лбу, залила глаза и нос Самурая и закапала в чашу, которую держал Веласко. Это и было крещение. Для Самурая и его товарищей оно было простым обрядом, для Церкви — священным таинством.

Jesus Meus, amor meus,
Cordis aestum imprime
Uratignisuratamor [37].

В ту минуту под сводами собора послышались тихие голоса, похожие на легкий шелест. Это молились верующие, возносившие хвалу Господу. Епископ протянул Танаке, Самураю и Ниси по зажженной свече, и в сопровождении крестных отцов, родственников Веласко, они вернулись на свои места.

Самурай заметил, что находившийся рядом с ним Веласко со своей обычной улыбкой смотрит на молящихся и посланников.

«Только для виду, — грустно повторял Самурай, сложив руки. — Я говорил „верую“ не от чистого сердца. И в конце концов забуду, что произошло в этот день. Что произошло в этот день…»

Слуги, вслед за своими хозяевами, тоже склонили головы над чашей.

Когда молящиеся поднялись, встали и посланники, когда молящиеся опустились на колени, то же самое сделали и они. Обряд крещения закончился литургией — епископ распростер руки над алтарем и, прочитав из Евангелия, склонился над хлебом и чашей. Это был обряд превращения хлеба в Тело Господне, а вина — в Кровь Господню, но для трех японцев, не понимавших смысла этого таинства, действия епископа казались странными и загадочными.

Стоявший рядом с ними на коленях Веласко пояснил тихим голосом:

— Этот хлеб — Тело Господне. Делайте то, что буду делать я. И примите с почтением хлеб и вино, которые даст вам епископ.

В церкви воцарилась тишина. Беззвучно епископ взял в руки небольшой белый хлебец. Монахи и верующие, стоя на коленях, низко склонили головы. Самурай и его товарищи, так и не уловив смысла происходящего, поняли одно: для них наступает сейчас самый торжественный момент.

«Только для виду, — повторял про себя Самурай вместо того, чтобы молиться. — У меня нет никакого желания поклоняться этому жалкому, худому человеку».

Зазвонили колокольчики. В полной тишине епископ опустил хлеб и, взяв чашу из чистого золота, вознес ее над головой. Это было мгновение, когда вино превратилось в Кровь Господню.

«Только для виду, — повторил Самурай, склонив голову, как сделали все остальные. — Ни во что это я не верю».

Самурай никак не мог понять, чем его все же так влечет к себе этот худой человек с пригвожденными к кресту руками. Раз он принял крещение лишь для виду, ему незачем без конца оправдываться перед собой. Почему он должен испытывать горечь? Почему он должен грустно думать о том, что предал отца, дядю и Рику?

Самурай заморгал глазами и чуть покачал головой, стараясь, чтобы Веласко и крестные отцы не заметили этого. Он пытался преодолеть тоску — все забудется, и не нужно принимать происшедшее так близко к сердцу.

Этим закончился долгий обряд крещения. Когда японцы направились к выходу, их забросали цветами. Веласко переводил поздравления окружающих.

— Пусть вся Япония станет страной Бога!

После обряда крещения каждый день моросил мелкий дождь, увлажняя камни крутых улиц Мадрида. Трое посланников в сопровождении Веласко наносили визиты влиятельным горожанам. В экипаже Веласко без конца твердил, как необходима была их помощь.

Неуютность, которую они испытывали во время визитов, напряжение, царившее за столом, — это бы еще полбеды, хуже было полупрезрительное отношение испанцев к Японии. Самурай и его товарищи чувствовали себя оскорбленными, понимая, что японцев приравнивают к индейцам Новой Испании.

— Мы рады, что члены японской миссии отказались от суеверия, именуемого буддизмом, и языческих богов, уверовав в нашего Господа.

Слыша такие слова, Самурай, чувствовал в них спесь богатого, подающего милостыню нищему. Во всяком случае, ему не доставляло удовольствия такое презрение к Будде, в которого верили отец, дядя и Рику.

«Я не христианин, — говорил себе Самурай. — Я не собираюсь поклоняться Христу, которого почитают эти люди».

Однако, приняв крещение, японцы вынуждены были ежедневно ходить к мессе. В холодном сумраке, еще до рассвета, звонили к заутрене, и они со свечами в руках вместе с монахами шли по длинной галерее в часовню. Над алтарем, освещенным тусклым пламенем свечей, раскинул руки жалкий, худой человек. Священник служил мессу на латыни, а в конце воздевал над головой хлеб и потир. И каждый раз Самурай думал в этот момент о родине. Вспоминал, как навещал могилы отца и родных на одном из холмов Ято.

«Это не я. Я чувствую совсем другое», — говорил он себе.