Друзья и герои

22

Налеты случались всё чаще; по словам Бена Фиппса, это означало скорые перемены. В некоторые дни в перерывах между сигналами воздушной тревоги сложно было добраться до Афин. В один из таких дней Гарриет, идя от станции метро, встретила в районе Монастираки два британских танка. Они остановились рядом с улицей Гермеса. Солдаты стояли возле своих машин.

Ночью выпал снег. Мостовые были мокрыми; темное сырое небо испускало синеватое сияние, сулившее новые снегопады. Однако над стеной сада выглядывало дерево в цвету.

Гарриет была не единственной, кто остановился, чтобы поглядеть на танки. Некоторых прохожих, казалось, озадачила песочная камуфляжная раскраска и маркировочные элементы в виде верблюдов и пальм. Гарриет это зрелище было знакомо; оно смутно тревожило ее, словно принадлежало какой-то давно позабытой жизни. Молодые англичане тоже словно явились из прошлого. Они казались похожими друг на друга: не такие высокие, какими она запомнила своих соотечественников, коренастые, с выгоревшими волосами и обветренными лицами. Увидев ее, они умолкли. Все они в этот момент вспомнили мир, из которого попали сюда, но от смущения ничего не сказали.

Вдруг Гарриет повернулась и зашагала дальше. В Бюро было оживленно, и даже мисс Глэдис разговорилась. Всем приходящим, включая Гарриет, она сообщала:

– Наши ребята прибыли! Наши ребята! Как чудесно! Я знала заранее, конечно. Уже давно знала. Лорд Пинкроуз упоминал между делом – намеренно, конечно. Он часто сообщает мне подобные вещи, чтобы продемонстрировать свое доверие.

Пришедший в Бюро Бен Фиппс не стал слушать эту речь до конца. Он сразу же бросился в отдел новостей, забыв закрыть за собой дверь, благодаря чему все услышали его громкий голос:

– Ну всё, мы бросили вызов бошам!

Бен только что вернулся из Пирея; по его словам, там разгружали корабли и сваливали груз прямо на ступени немецкого консульства.

– А миссия в курсе? – спросил Алан.

– Я позвонил им, но что они могут сделать? Греция не воюет с Германией; по крайней мере, пока что. А груз лежит у всех на виду. Итальянцы бомбардируют, военный атташе Германии ведет учет. Когда я приехал, он считал пулеметы. Кивнул мне и сказал: мол, wie gewöhnlich – zu wenig und zu spät[67].

– В самом деле? – спросил Алан.

– Было бы дьявольски смешно, не правда ли?

– Я хочу сказать, правда ли, что немцы наблюдают за разгрузкой?

– Абсолютная. Пойдите да убедитесь сами.

Алан положил руку на телефонную трубку, помедлил и убрал руку.

– Ничего уже не поделаешь, – сказал Фиппс. – Типичный военный провал. Но что с того? У нас нет ни малейших шансов.

– Я бы не был так уверен, – сказал Алан. – Просто удивительно, на что способен загнанный в угол человек. Но, как бы то ни было, лучше уж сражаться вместе с греками, чем бросить их на произвол судьбы.

Гарриет поддалась всеобщему возбуждению перед лицом грядущих событий и решила, что вправе написать Чарльзу. «Хочу вас видеть, – написала она. – Встретимся в час». Записку она отдала посыльному.

Чарльз ждал ее у бокового входа – напряженный, неулыбчивый. Опасаясь, что она поступила неразумно, Гарриет сказала:

– Я иду на Плаку. Пойдемте со мной?

Он молча последовал за ней сквозь толпу, высыпавшую поглядеть на британские грузовики и пулеметы.

– Потрясающее зрелище, не так ли? – сказала Гарриет.

– Для вас – возможно.

– Но не для вас?

– Для меня это означает лишь то, что я скоро должен буду уехать.

Они вышли на площадь, где когда-то жил Байрон. Перед маленьким кафе выставили столики, но посетителей разогнал ветер, который безжалостно трепал нежные ветви перечных деревьев. Здесь Чарльз внезапно спросил:

– Куда вы идете?

– К портнихе. Я надеялась, что вы поможете мне с переводом: я плохо говорю по-гречески.

Он побледнел и возмущенно уставился на нее.

– Так вы за этим меня вызвали? Просто хотели воспользоваться моими услугами?

– Нет!

Ее задела такая реакция. Ей казалось, что он воспримет ее просьбу как подтверждение их близости и сразу же поймет, что она всего лишь нашла предлог встретиться с ним.

– Разве вам не хочется что-нибудь для меня сделать?

Выражение его лица не переменилось. Несколько минут он молчал, словно утратил дар речи, после чего спросил:

– И где эта портниха?

– Здесь. Но это неважно. Пойдемте в «Зонар», посмотрим, не найдется ли там для нас бутербродов.

Не выражая ни согласия, ни несогласия, он пошел вслед за ней в сторону Университетской улицы. Будучи понятой неправильно, Гарриет не решалась заговорить снова. Поглядывая украдкой на суровый профиль Чарльза, она гадала, почему ее так влекло к этому холодному, отстраненному и гневливому незнакомцу. Это был бы идеальный момент для прощания с ним – но притяжение никуда не девалось. Даже видя, как он беспричинно закрывается, она всё же не находила в себе сил разорвать эти отношения.

На углу рядом с кафе стояло около полудюжины австралийских грузовиков. Некоторые пассажиры уже выпивали со своими новыми греческими друзьями, другие сновали между уличными столиками, иногда опрокидывая стулья, но в целом производя впечатление трезвых. Греки, казалось, радовались новой компании, но Чарльз, завидев солдат, резко остановился и, нарушив обиженное молчание, объявил:

– Мы туда не пойдем.

– Почему же?

– Мы с ними в разных чинах, будет неловко. Кроме того, они пьют, а значит, могут быть проблемы. Я не хочу, чтобы вы в этом участвовали.

– В самом деле! Что за ерунда!

Он подхватил ее под руку и увел прочь. Смеясь над ним и уже не желая подыгрывать его дурному настроению, Гарриет сказала:

– Тогда мы идем к портнихе!

Она отвела его обратно на Плаку, где молодая гречанка шила ей два летних платья. Чарльз кое-как перевел ее указания, после чего сказал:

– Я подожду вас снаружи.

Гарриет боялась, что он уйдет, но, выйдя от портнихи, увидела его рядом с цветочной лавкой. Он купил букет фиалок и протянул ей. Гарриет прижала цветы к губам и сказала сквозь сладость лепестков:

– Мы не должны ссориться. На это нет времени.

– Это правда, времени у нас нет, – согласился Чарльз со смешком. – Куда теперь пойдем?

– Мне всё равно, только не сердитесь больше.

– Можно попытаться поесть. Для обеда уже поздно, но я знаю одного официанта в «Коринфе» – он нам что-нибудь найдет.

Они поспешили обратно на площадь, уворачиваясь от прохожих. Чарльз то шагал следом, то вел ее за собой – был рядом в бодрящем городском воздухе, бурлящем от событий. Оба они ликовали оттого, что их близость была восстановлена.

Сколько еще он рассчитывал пробыть в Афинах? Он не знал. Миссия должна была стать частью Экспедиционного корпуса, но у него всё еще оставалась работа в конторе военного атташе – пока не придет назначение. Это могло произойти через несколько дней или через пару-тройку недель. Никто не знал, когда прибудут те или иные части. Всё устраивалось в спешке, военнослужащих призывали из различных мест, и в целом кампания пребывала в состоянии хаоса.

Одно было известно наверняка: времени оставалось мало, а уверенности в происходящем – еще меньше.

Из Пирея чередой шли грузовики, направлявшиеся в лагеря под Афинами. Некоторые водители заблудились и приехали на улицу Стадиум, где их встречал Чарльз и указывал дорогу. Всякий раз, когда англичане говорили между собой, вокруг собирались греки. Какая-то девочка бросила мужчинам в кузове букетик цикламенов. Те принялись окликать прохожих, и в кузов снова полетели цветы. На улицах установилась праздничная атмосфера. Вдруг оказалось, что все вокруг забрасывают грузовики цветами и приветствуют солдат по-гречески и по-английски. На короткое время страх исчез. Британское вмешательство могло привести к поражению Греции, но эти люди были гостями страны, а значит, с ними надо было вести себя соответственно. До этого момента солдаты были встревожены неприветливой встречей, неожиданно промозглой погодой и девичьей холодностью, но такой прием их успокоил: они приветливо заговорили с местными.

Вокруг восклицали, махали руками и бросали цветы. Гарриет взяла Чарльза под руку и сказала:

– Как хорошо быть не одной.

Чарльз недоверчиво ей улыбнулся:

– А разве вы бываете одна?

– Довольно часто. Гай всегда чем-то занят. Он…

Ей хотелось сказать, что Гай слишком занят, чтобы жить, но она осеклась. В конце концов, вопрос в том, что считать жизнью.

– У него свои интересы, – сказала она вместо этого.

– А вы не разделяете эти интересы?

– Зачастую я и не могу их разделять. Взять хотя бы его постановки: он не желает, чтобы я в них участвовала. Его можно понять, конечно. Это его мир, и он царит в нем, а я словно не принимаю его всерьез. Мое присутствие всё портит. И он слишком уж этим увлекается. Когда он ставил «Троила и Крессиду» в Бухаресте, это занимало все дни и ночи. В то время немцы как раз вторглись в Париж. Я почти не видела Гая. Он просто исчез.

– А чем вы были заняты? Были одна?

– Как правило, да.

Чарльз с серьезным видом глядел на нее, ожидая какого-то вывода, который бы порадовал его, но Гарриет молчала. Он ободрительно сказал:

– Вам, наверное, было очень одиноко – в чужой стране, в такое время…

– Да.

– Вы вышли замуж за незнакомца и уехала в незнакомую страну. Чего же вы ожидали?

– Ничего. Мы и не думали, что останемся живы. Именно это и сбило нас с толку. Но мне казалось, что в Гае кроется огромный потенциал. Теперь я уже не так в этом уверена. Потенциал в нем есть, но он тратит его понапрасну. И зачем? Вам не кажется, что он боится столкнуться с настоящим испытанием?

Чарльз не знал ответа на этот вопрос.

– Он кажется уверенным в себе человеком, – сказал он.

– Уверенность Гая проистекает из его оторванности от реальности. Он застрял в своих фантазиях и боится выйти наружу.

Пытаясь как-то нащупать собственный контакт с реальностью, Чарльз спросил:

– А чем он сейчас занят?

– Снова репетирует постановку. Они решили пойти наперекор Пинкроузу. Падре разрешил им использовать церковь. Возможно, сейчас Гай там.

Но Гарриет ошибалась. Они шли мимо кафе. Облака расступились, и за уличным столиком грелись на солнце Гай с каким-то британским военным.

– Посмотри-ка, кто здесь! – окликнул Гай жену.

Но Гарриет уже узнала его спутника. Перед ней был Кларенс Лоусон – один из их бухарестских друзей, облаченный в мундир подполковника. Кларенс с улыбкой встал – он казался выше и стройнее, чем раньше. Склонив голову к плечу, он словно старался сделаться незаметнее, но Гарриет прекрасно понимала: он всё видит и не одобряет. Он смерил ее оценивающим взглядом и, очевидно, сделал свои выводы.

Кларенсу не везло с женщинами, но он принадлежал к той породе мужчин, жизнь которых посвящена противоположному полу. Такие люди переходят от одной любви к другой и предпочитают несчастную любовь полному ее отсутствию.

– Вот это да! – воскликнула она, надеясь своим радостным тоном отвлечь Кларенса от той близости, которую он подметил между ней и Чарльзом. Она протянула руку. Кларенс пожал ее, но взгляд его остановился на другой ее руке, в которой она сжимала букет фиалок.