Друзья и герои

Ближе к вечеру люди понемногу стали сбрасывать с себя оцепенение и выходить на палубу. Среди них был и Пинкроуз, по обыкновению закутанный до ушей. Поняв, что погода стоит жаркая, он начал раздеваться и вдруг сорвался с места, скрылся в каюте и вернулся уже без фетровой шляпы – на ее месте красовалась большая соломенная. На некоторое время он успокоился, после чего вдруг ощупал тулью и снова убежал куда-то. Когда он появился на палубе в третий раз, фетровая шляпа возвышалась поверх соломенной.

– Господи, почему он надел две шляпы? – прошептала мисс Джей.

– Всё потому, что он безумен, как два шляпника, – объяснил Фиппс, ненадолго присоединившийся к остальным.

На шлюпочную палубу вышел старик с игрушечной собачкой, которую он тащил за собой на поводке, маневрируя между людьми, коробками и чемоданами. Гарриет была потрясена. Это был тот самый мистер Ливерсейдж, который сопровождал ее по пути из Софии в Афины. Она едва ли вспоминала о нем с тех пор и полагала, что он эвакуировался еще осенью. Однако он был здесь, всё такой же бодрый, с желтовато-седыми волосами, носом картошкой и водянистыми глазами. Игрушечная собака также была уже немолода, бока ее поистерлись, но она имела столь же бодрый вид, как и ее хозяин.

Мистер Ливерсейдж тут же узнал ее.

– Опять вытурили! – воскликнул он. – Вот потеха, а?

Он устроился рядом с ними, и Гарриет спросила, где он провел зиму.

– Сидел взаперти. Приболел неудачно. Бронхит, знаете ли.

Выяснилось, что мистер Ливерсейдж жил в Кифисье у своих друзей – пожилой английской четы. Они и ухаживали за ним.

– Чертовски благородно было с их стороны принять старика. Повезло мне! Дом у них чудесный.

Вслед за этим он описал, как хозяйка накануне разбудила его на рассвете со словами: «Вставайте, Виктор, немцы уже здесь».

– Старушка держалась очень храбро. Им всё пришлось побросать, но она не жаловалась. Что поделать, говорит, война. Поэтому все мы погрузились вместе с майором. Очень благородно с его стороны!

Увидев, что над ним возвышается Фиппс, мистер Ливерсейдж обратился к нему:

– Взгляните-ка на собаку! Это лучшая собака в мире.

– Вот как?

Фиппс слегка наклонился к старику, не переставая, однако, обводить взглядом палубу в поисках развлечения получше.

– Эта собака собрала уже тысячи фунтов.

– Да что вы! И для кого же? Для вас?

– Для меня?! – Мистер Ливерсейдж поднялся на ноги. – Моя собака собирает деньги на нужды больниц!

Он был глубоко оскорблен. Гай и женщины попытались умилостивить его, но он был непреклонен и удалился, подхватив собаку. Прежде чем кто-либо успел упрекнуть Фиппса, он тоже ушел, но в другом направлении.

Час спустя корабли замедлили ход, а потом и вовсе остановились. Прошел слух, что вокруг ходит вражеская подводная лодка и «Нокс» готовится выбросить глубинную мину. Тем временем к компании на палубе вернулся Бен Фиппс, за которым семенил Плаггет. Фиппс пребывал в состоянии крайнего возбуждения: слухи о подводной лодке были ничем по сравнению с его потрясающими новостями.

– Я нашел запертую каюту, – сказал он. – Попросил Лаша открыть, но он весь затрясся и отказался. Я сказал, что у нас есть право знать, что внутри. Что если он не откроет, то я сообщу о поведении майора в каирское посольство и потребую расследования. Тут-то он струсил, уверяю вас. Я собираю свидетелей. Пойдем, Гай, поднимайся.

Гай устроился поудобнее, но с места не двинулся.

– Уверен, что внизу только багаж.

– Уверен, что ты не прав. Пойдем!

Гай с улыбкой покачал головой и обернулся к Гарриет:

– Сходи ты.

Гарриет успела соскучиться и была рада развлечению. Она встала и пошла вслед за Фиппсом, который по пути увлекал за собой всё новых и новых свидетелей.

Когда они вошли в главный коридор, Фиппс прошел мимо каюты майора и потряс дверь следующей каюты. Обнаружив, что она всё еще заперта, он пнул ее и проревел:

– Открывайте!

Из каюты майора донесся встревоженный голос Арчи Калларда:

– Ну сколько можно! Откройте уже малышу Фиппсу.

– Плевать мне на него, – ответил майор. – Я хочу только сойти с этого проклятого корабля.

Тоби вышел с побитым видом и, шмыгая, открыл запертую каюту. Внутри было темно. Фиппс ворвался внутрь, раздвинул шторы, и их взорам предстали ряды консервов.

– Как я и думал, – заявил он и резко повернулся к Тоби. – Остальные ничего не ели уже два дня. На борту есть дети и беременные женщины. Мы немедленно раздадим эти продукты – по банке каждому.

Тоби потрусил обратно в каюту майора, в ужасе восклицая:

– Майор, майор, они разоряют склад!

– Помоги нам Господь, – сказал Фиппс. – Вы только поглядите, как Лаш побежал ябедничать!

Гарриет вернулась на палубу с банкой мясных консервов. Когда с раздачей еды было покончено, Бен Фиппс обошел всех с туалетной бумагой.

– Угощайтесь, леди, – заявлял он, комически кланяясь и вручая всем по три квадратика бумаги. – Один спереди, один сзади и заполировать.

– А что же завтра? – спросила мисс Джей.

– Завтра может и не наступить, – бодро ответил Фиппс.

Солнце садилось. Прислонившись головой к борту и наблюдая за блестящей морской гладью, переливающейся аметистовыми и изумрудными оттенками, Гарриет думала о Чарльзе, который остался с отступающей армией, о ставшем чужим Саше, о потерянном в Салониках Кларенсе, об Алане, которому предстояло разделить участь греков, и о погибшем Якимове.

Из всех их друзей остался только Бен Фиппс – «самый пустой и самодовольный», подумала Гарриет.

Всегда найдется тот или иной Фиппс, который уведет от нее Гая в очередные вымышленные миры. Однако песенка Бена Фиппса была уже почти спета. Увлечение Гая иссякало, и Бену Фиппсу вскоре предстояло отправиться искать внимания у кого-то другого.

Гай был постоянной фигурой в ее жизни – что ж, ей следовало стать для него тем же. Другой стабильности им ждать не приходилось.

Крит по-прежнему виднелся в последних закатных лучах – темная земля, на которой не горел ни один огонек. Той ночью корабли набрали скорость; старые моторы грохотали, всё скрипело, и пассажиры, цепляясь за мебель, лежали без сна и слушали эту какофонию. К рассвету шум утих: опасность миновала.

Первым делом они вспомнили о своих спутниках и поднялись на палубу. «Нокс» и танкер всё так же тихо шли рядом. Три старых корабля пережили ночь, и их путешествие подходило к концу.

Пассажиры проснулись в египетских водах, удивляясь тому, каким белым здесь был свет. Слишком белым: он лежал на предметах, словно белая пыль. Гарриет встревожило это странное зрелище: она подумала, что и жизнь их здесь будет тяжелой и странной.

Кто-то крикнул, что видит землю. Она вложила руку в ладонь Гая, и он ободряюще сжал ее пальцы.

– Пойдем посмотрим, – сказала она.

Они покинули Грецию как изгнанники, пересекли Средиземное море и теперь, на другой его стороне, стали беженцами. Однако они сохранили жизнь, а это было немало. Они были вместе и знали только то, что будут вместе и в будущем.

Они вышли на палубу, чтобы увидеть новую землю: прибыв сюда не по своему желанию, они всё же были благодарны ей. На горизонте лежал плоский и белый африканский берег.