Пыль

Пыль

https://ficbook.net/readfic/6079892

Направленность: Гет

Автор: Katya Kallen2001 (https://ficbook.net/authors/1231319)

Соавторы: Korell

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: PG-13

Размер: планируется Макси, написано 314 страниц

Кол-во частей: 26

Статус: в процессе

Метки: Любовный многоугольник, Невзаимные чувства, Политические интриги, Подростки, Неозвученные чувства, Друзья детства, От друзей к возлюбленным, Советский Союз, Вторая мировая, Подростковая влюбленность, Становление героя, Разнополая дружба, Любовь с первого взгляда, Повествование от нескольких лиц, Первый раз, Переходный возраст, Влюбленность, Развитие отношений, Любовный магнит, Смерть основных персонажей, Романтика, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, Повествование от первого лица, Учебные заведения, Исторические эпохи, Дружба, Любовь/Ненависть

Описание:

История жизни и любви военного поколения. Дети растут вместе со страной в сложную и противоречивую сталинскую эпоху. Два поколения – две судьбы.

Посвящение:

Korell за идею

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика

====== Пролог ======

1929 г.

Алексей

Эта история началась теплой июльской ночью, когда мне было семь лет. В тот год я как раз собирался идти в школу, и мое последнее детское лето прошло в бесконечных хлопотах: от покупки прописей с промокашками до упорных попыток мамы научить меня правильно окунать перо в чернильницу. Мы всей семьей ехали на отдых в Крым. Намотавшись за день и насмотревшись в окно на бесконечные товарные составы, вокзалы и аккуратные платформы с рисунками поездов, я сладко заснул под стук колес.

Я проснулся от надсадного рева паровозов на громадной станции: кажется, у нее было причудливое название Лозовая. Стояла глухая ночь — час или половина второго. Поезд, видимо, отправлялся, и стрелки с грохотом начали сходиться. В закрытом белыми занавесками окне были видны освещенные фонарями силуэты громадных привокзальных тополей и водонапорной башни, похожей на старинный замок из книжек. Мама сладко спала на соседней полке, а отец стоял в коридоре в своей оранжевой дорожной рубашке и курил с незнакомым мужчиной в желтом костюме. Он ехал в нашем купе, и за минувший вечер они с отцом хорошо сошлись друг с другом. Невысокого роста, коренастый и в круглых роговых очках, он, кажется, отвечал за строительство какого-то уральского комбината, и им явно было о чем поговорить.

Свет фонаря бил в окно сладкой предкурортной белизной. Мне казалось, что колеса сами собой отстукивают «К морю! К морю! К маякам!» Отец и его попутчик с наслаждением дышали ночным воздухом через открытое окно. Они говорили непонятные мне слова «КВЖД», «Чан Кайши», «Гоминьдан», «Шанхай», «Болдуин»… Что они означали, я толком не понимал. Слушая разговоры взрослых, я знал только, что в Китае идет война и этот таинственный Чан Кайши нам то ли друг, то ли враг… Как это возможно, я не знал. Но я твердо знал, что мне хорошо от того, что я лежу ночью в купе, укрытый мокроватой простынью и слушаю украдкой разговоры взрослых. Мне было приятно от того, что поезд мчится через грохочущий металлический мост, а затем влетает в туннель. Мне было страшновато, а отцу и его попутчику — нет. И я хотел поскорее вырасти и стать взрослым, чтобы увидеть ту самую КВЖД, узнать, кто такой Чан Кайши и почему его любят англичане. Взрослая жизнь казалась мне невероятно интересной и счастливой.

Поезд затормозил на небольшой станции. Огни фонарей освещали составы с серыми цистернами. Пахло вагоном, паровозной гарью, табачным дымом и железнодорожным мазутом, которым часто покрыты летние шпалы. А еще пахло летом и приближавшимся теплым морем. Отец достал новую папиросу, а мне совсем не хотелось спать. Мне хотелось лежать и слушать дальше разговоры — пусть даже я не засну всю ночь.

Тогда я еще не знал, что мы едем всей семьей в последний раз.

Следующий раз я проснулся около шести часов. Все спали. Потянувшись, я скорее полез к окну в деревянной раме и отодвинул белые занавески с рисунками синих поездов. На деревянном столике стояли два стакана в узорных металлических подстаканниках: видимо, отец и наш сосед попили чай перед сном. Рядом лежала газета с очками нашего попутчика: у него, в отличие от моей мамы, не было очечника. Я посмотрел в газету и улыбнулся: там было что-то про Китай и упоминался Блюхер — это имя я слышал от родителей. Рядом лежала газета отца, открытая на том развороте, где публиковались шахматные задачи: он очень увлекался шахматами и даже играл в них по переписке. Вчера отец так и не смог решить пример с королем, и забавно грыз карандаш, бормоча про ладью и коня даже за чаем. Мама тихо лежала, уткнувшись в подушку, а я жадно посмотрел в окно.

Поезд стоял на станции Алчевская. Из окна виднелось низкое здание вокзала то ли из светло-коричневого, то ли из желтого кирпича. Прохожих было мало: летнее утро вступало в свои права. На стенде висели газеты, которые можно было почитать прямо на перроне. Мимо по свободному пути пропыхтел паровоз, важно выпуская белый пар. В отдалении от вокзала были видны две громадные домны. Мы тронулись. Начинался Донбасс, и я с нетерпением припал лицом к оконному стеклу, ожидая увидеть много интересного.

Стрелки со звоном начали сходиться, и замелькали кирпичные заводские стены. Поезд мчался мимо составов с углем и сыпучих вагонов в виде перевёрнутых трапеций. На некоторых путях растопленные паровозы стояли, готовые к выходу, выбрасывая в летнее утро кипящие облака пара. Невдалеке стояли насыпные холмы — терриконы, как называл их отец. Затем поезд встал на маленькой станции Кипучая. Пожилой дядечка в подтяжках покупал газету, а мимо него пронеслись ребята в синих блузах. Напротив пыхтела круглая водонапорная башня. Нет, нас, видно, она заправлять не будет.

И снова замелькали домны и терриконы, кирпичные сваи пригорков и сложенные штабелями новенькие шпалы, хранилища мазута и вагоны с углем. Поезд явно подходил к большой станции. Мне стало ужасно интересно, что это за станция, как вдруг с верхней полки спрыгнул тот самый человек в желтом костюме и очках. Правда теперь он был в легкой синей пижаме с белыми прожилками.

— Привет! — заговорщицки подмигнул он мне.

— Доброе утро… — улыбнулся я.

— К Дебальцево подъезжаем? — посмотрел он в окно. — Здесь главная ветка.

— Вы все станции помните? — спросил я с неподдельным удивлением.

— Я тут в двадцать третьем много покрутился, — заулыбался мой сосед. — Наизусть все знаю. — Он лихо переоделся, и стал снимать полотенце.

— Наизусть? — с недоверием прищурился я. За окном как раз мелькнули водонапорная башня и перрон.

— Наизусть, — снова улыбнулся он.

— Ну, вот что было перед Ал… Алчевской, когда я спал?

— Углегорск, — не задумываясь ответил мужчина. — А за ним — Славяносербск и Родаково.

— А потом? — мне самому было очень интересно узнать, что же было ночью, когда надсадно ревели паровозы.

— А перед ними шли знаменитые Родаковские туннели… — Наш попутчик прищурился на летнее солнце. — Да спрашивай, спрашивай мне самому рассказывать про них интересно!

Он быстро открыл желтую дверь купе. Я подумал, что мне тоже пора умыться. Быстро надев брюки и темно-серую рубашку, я поплелся за попутчиком. Его, кажется, звали Всеволод Эмильевич… В коридор выходило одиннадцать дверей — красные, блестящие с жёлтыми ручками. В вагоне было почти пусто, только незнакомая девушка стояла в отдалении с полотенцем. Станция. Чтобы умыться, нужно ждать, когда отправят поезд. Служащая вокзала в форме стояла на перроне с маленьким флажком, готовясь взмахнуть им, дав сигнал для отправления поезда.

— Мама говорит, что это железнодорожный узел, — захотел показать я свою осведомленность.

— Ну, это еще не узел, — карие глаза попутчика весело смотрели на меня. — Вот следующая, Горловка, — настоящий узел! Или Чаплино… Будем проезжать сегодня.

— А почему тут такой вокзал? — изумился я, глядя на громадное здание из красного кирпича, украшенное деревянной башней с часами.

— При царе строили еще… Тогда царский министр Витте хотел пофорсить: смотрите, мол, какие у нас вокзалы! Денег бросали немерено, да все ни на что…

— Нас заправлять не будут? — я посмотрел на красную водонапорную башню. На путях за вокзалом раскатисто проревел готовый к отправлению паровоз.

— Нет, нас в Горловке заправят, там паровоз менять будут. Скоро уже, — кивнул он.

Девушка на перроне махнула флажком, и поезд помчался вперед. Мы со Всеволодом Эмильевичем сразу пошли умываться. Когда я вышел из уборной, то с удивлением заметил, что станция словно и не кончалась. Мимо постоянно шли по три-пять путей на фоне терриконов. Некоторые пути улетали под горку, где стояли по десятку товарных составов.

— Грузовые горки, — махнул мне попутчик. — Там держат составы для переформирования.

— А это как? — не понял я.

— Вот смотри. Нужен нам в Ленинграде уголь? — Я кивнул. — А как его везти из Артемовска в Ленинград? Не будешь же ты гонять составы каждый день то в Ленинград, то в Псков, то в Казань?

— Это сколько надо гнать составов из одного Артемовска! — задумался я. Мимо нас мелькало небольшое озеро, заросшее камышами и залитое мазутом.

— Молодец, просек! Вот и везут уголь сначала до ближайшей узловой станции, Горловки, ну, а там решают, куда с чем вагоны отправлять. А пока решают — их на горку ставят, чтобы нам ехать не мешали, — подмигнул он.

Утреннее небо становилось все более синим. Всеволод Эмильевич нажал на желтую ручку купе и открыл дверь. Мама уже проснулась и сидела у окна, надев белую блузку, темно-синюю юбку до колен и белые босоножки. Хотя мать только собиралась умываться, она уже успела причесать кудрявые каштановые волосы и достать пудреницу.

— Доброе утро, Наталья Филипповна! — улыбнулся ей наш спутник,

— Доброе, — мягко улыбнулась мама в ответ. — Алексей, ты умылся? — строго посмотрели ее карие глаза. — Подожди, дай посмотрю, не дергайся. Опять уши как у свинЬюши! — Это слово мама выговаривала всегда с забавным акцентом.

— Мама… — поезд как раз мчался мимо горки, заставленной составом с углем.

— Без мам! Немедленно почисти их в коридоре, потом возвращайся завтракать!

— Угу… — мне было не слишком приятно, что мама так жестко ставит меня на место в присутствии соседа, которому я хотел показаться взрослым. — Мама, я могу выйти погулять в Горловке?

— Алекс, что за чушь? Ты можешь отстать от поезда! — поморщилась мама.

— Не волнуйтесь, Наталья Филипповна, я выйду покурить и возьму с собой Алексея. Он отличный собеседник! — улыбнулся наш сосед.

— Что вы, Всеволод Эмильевич, мой не стоит такого внимания, — махнула рукой мама. — Алексей, немедленно почистил уши, я сказала! Зубы почистил?

— Да, — пробормотал я и вышел в коридор. Деваться было некуда: врать маме было невозможно.

Мое торчание в коридоре оказалось недолгим: поезд уже тормозил на станции Горловка. В отличие от Дебальцево здесь ревели разом несколько десятков паровозов. Служащие тянули шланги от водонапорной башни, готовясь заправлять наш новый паровоз. Всеволод Эмильевич вышел в коридор с пачкой папирос. Я с удивлением заметил, что теперь он был в сером френче, на котором красовался Орден Красного Знамени. Такого не было даже у моего отца, хотя он долго работал в Исполкоме Коминтерна, а теперь стал начальником цеха на одном из заводов. Мы охотно подошли к металлическим ступенькам и спрыгнули вниз.