Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения

«Джентльмены на севере Шотландии», или Военные и преподобные в Хайленде

Если выше речь шла об общих основаниях и логике организации полевых исследований в Горной Стране, то теперь целесообразно обратить внимание на более частные случаи административно-этнографических штудий и попытаться реконструировать сам процесс начертания этнографической карты Хайленда. Следуя до некоторой степени обоснованным сентенциям Грэма из Гэртмора, традициям источниковедческого анализа и утвердившейся в первой половине XVIII в. активной корпоративной позиции армейских чинов в решении окраинных и колониальных вопросов, анализ формирования этнической картографии в данном случае будет сфокусирован на сведениях, собранных в Горном Крае капитаном Эдуардом Бартом и капитаном Джоном Барлоу (в соответствии с характером и организацией полевых исследований до и после последнего мятежа якобитов 1745–1746 гг.)[235].

Кроме того, в качестве частного примера общей практики активного участия церковнослужителей в этническом картографировании мятежного Хайленда мы проанализируем в этом же ключе мемориал преподобного Александра Макбиэна, по мнению У. Блэйки являвшегося агентом правительства в Горной Стране, инспектировавшим в 1749 г. имения в Хайленде и составившим самое обстоятельное хорографическое описание Горного Края в середине XVIII в. как среди военных, так и среди гражданских чинов[236]. Эти исходные позиции формируют региональный, историографический и институциональный аспекты изучаемой темы (одновременно первый и последний задают необходимые шотландский и британский контексты анализа).

«Письма джентльмена с севера Шотландии» капитана Барта считаются одним из немногих подробных свидетельств очевидца о нравах и обычаях горцев между крупнейшими выступлениями якобитов в 1715–1716 и 1745–1746 гг.[237] В первом же из 26 пространных писем автор поставил себе благородной целью знакомство своего анонимного столичного приятеля не с «предрассудками» и расхожими мифами о Горной Стране, а с известными ему в силу служебных обязанностей сторонами хайлендского общества[238].

Таким образом, познавательные возможности этого единственного в своем роде источника первой половины XVIII в. о состоянии Хайленда и «Хайлендской проблемы» в передаче восприятия британским агентом реалий и фактов повседневной жизни умиротворяемого края (не таким высоким военным чином, как генерал Уэйд, но, несомненно, более свободным в суждениях от условностей официальных бумаг) очень значительны.

Сложность работы с этим крайне примечательным документом эпохи заключается в том, что определить его значение в качестве репрезентативного образчика описания полевого исследования в рамках административной этнографии и в ходе начертания этнографической карты Хайленда весьма затруднительно. С одной стороны, капитан Барт предстает одним из наиболее деятельных и расторопных офицеров генерала Уэйда в Горной Шотландии[239]. С другой стороны, большая часть достоверных сведений о капитане связана с «Письмами». История и обстоятельства их создания и последующих публикаций — это во многом и есть документально подтвержденная история капитана Эдуарда Барта. Биография (как источниковедческий анализ) в данном случае оказывается едва ли не единственным проверяемым решением данной проблемы.

Учитывая изрядное количество почти дословных совпадений в пассажах рапорта командующего королевскими войсками в Шотландии в 1725–1740 и 1745 гг. генерала Уэйда и письмах капитана Барта, особое значение в определении взаимных интеллектуальных влияний, места и роли комментариев этих офицеров в свете полевых исследований в рамках административной этнографии и этнической картографии приобретает датировка «Писем джентльмена с севера Шотландии».

В последнем из них содержатся сведения, позволяющие установить приблизительное время его написания: «Эти новые дороги [военные дороги, проложенные в Горной Стране генералом Уэйдом] начали в 1726 г. и продолжали около одиннадцати лет…» Чуть раньше в том же письме капитан Барт указывает: «Миновало около восьми лет с тех пор, как я отправил тебе заключительную часть своего замысловатого отчета о Хайленде…»[240] Арифметический расчет показывает, что заключительное, 26-е письмо написано не ранее 1737 г., а предыдущее, 25-е, составлено не ранее 1729 г.

Из корреспонденции Джона Стюарта, бэйли и купца в Инвернессе, занимавшегося продовольственным снабжением и доставкой солдат и военного имущества в гарнизоны расквартированной в Шотландии королевской армии в 1716–1740-е гг., известно, что связанный с ним по роду деятельности капитан Эдуард Барт исполнял поручения генерала Уэйда в Горной Стране не только в 1729 г., но и в 1727 г.[241] В третьем письме капитан сообщает о начале строительства форта Джордж в Инвернессе летом 1726 г., имея в виду реконструкцию «форта Кромвеля», завершившуюся летом 1727 г.[242]

В процессе комментирования издатели писем не всегда обращались к архивным источникам. Между тем в собрании приказов генерала Уэйда хранится чрезвычайно важное для решения поставленной задачи письмо от 8 октября 1725 г., в котором командующий приказывает полковнику Джасперу Клэйтону предоставить военный отряд в помощь «Эдмунду Барту, эсквайру, печатью Шотландии утвержденному главным сборщиком и взыскателем с непроданных конфискованных имений в Северной Британии»[243]. В инструкциях от 1 июня 1725 г., данных королем генералу Уэйду в связи с его миссией в Хайленде, указано: «…поскольку Эдмунд Барт назначен агентом в имениях прежнего графа Сифорта, и Гленморрисона, не проданных прежними комиссионерами, вам надлежит обеспечить ему всякое законное содействие»[244]. Наконец, в письме генерала Уэйда к герцогу Ньюкаслу от 27 октября 1725 г. указано, что «мистер Барт назначен Его Величеством опекать имение Сифорта и те [имения], которые не были проданы на благо общества»[245].

Если, вслед за Д. Стивенсоном, обоснованно предположить, что инициалы «Е.В.» под предисловием к «Хайлендскому лиходею», популярному жизнеописанию знаменитого Роб Роя, подразумевают авторство Эдуарда Барта (положение которого в Горной Стране идеально подходило для собирания преданий о Роб Рое), а не Элиаса Брокетта, малоизвестного автора работ на самые различные темы, и не Даниэля Дефо, также работавшего в этом жанре, то первые два письма и этнографические материалы для следующих могли быть написаны и обработаны между 1723 (или ранее) и 1725 гг. Таким образом, можно справедливо утверждать, что основной корпус писем (23 из 26) написан между (предположительно) июнем 1725 и мартом 1729 г. (возможно, несколько позже), первые два письма — вероятно, между 1723 (или ранее) и 1725 гг., а последнее письмо появилось не раньше 1737 г.

Итак, полевые исследования капитана Барта вполне могли стать идейной и содержательной основой некоторых положений рапортов генерала Уэйда, хотя и не влияли на публичное обсуждение «Хайлендской проблемы» в Великобритании по крайней мере до 1754 г. Кончина капитана сопровождалась следующими выражениями («Scots Magazine», 1755): «4 января 1755 г. в Лондоне, Эдмунд Барт, эсквайр, некогда агент генерала Уэйда, главный инспектор во время строительства дорог через Хайленд и автор Писем о Шотландии»[246]. Последние были опубликованы в 1754 г. и переизданы в 1755 и 1759 гг., видимо, не случайно совпав по времени с подъемом очередной волны общественных страхов в связи с международной активностью якобитов и угрозой поддержки французского десанта в шотландских горах в свете Семилетней войны[247].

Вместе с тем этнографические штудии капитана Барта обладали определенным административным значением и сами по себе. Во всяком случае, в той мере, в какой они касались его служебных обязанностей в Горной Стране. Границы Горного Края традиционно определялись комментаторами Лондона через пределы распространения социокультурных практик жителей Хайленда, основанных, как полагали, на взаимосвязанных клановой и феодальной системах, формировавших социально-экономический и политический облик гэльской окраины. Конкретизация характерных особенностей их функционирования считалась надежным способом уточнения политической географии и этнокультурной картографии Горной Шотландии. В таком случае сочинения капитана оказываются едва ли не единственным в своем роде примером производства такого колониального знания о Хайленде на уровне первичных наблюдений и выводов. При этом особое значение в вопросе о роли полевых исследований британских чинов в Горной Стране в рамках географического видения «Хайлендской проблемы» приобретает избиравшийся агентом-этнографом аналитический метод.

В первом же письме капитан Барт уверяет: «Я не буду придерживаться порядка или метода, но примусь за параграфы так, как ляжет рука, за исключением тех случаев, когда один факт или обзор естественно произрастает из другого»[248]. Однако при внимательном прочтении писем XIX–XXV, специально посвященных Горной Стране, в них обнаруживается воспроизведение (не копирование, скорее наоборот, если говорить о взаимном влиянии) той же последовательности, стилистики и риторики описания местных реалий, которая отличает цельный и строгий по форме рапорт генерала Уэйда от 1724 г. (клановая система, кровная месть, военное дело у горцев, «черная рента» и даже перечисление «кланов, особенно вовлеченных в грабеж»)[249].

Следовательно, несмотря на вполне однозначное заявление самого автора, имеются все основания утверждать наличие определенного метода и у полевых исследований капитана Барта (в том числе, по описанной Саидом логике взаимного цитирования, характерной для текстов, составляющих тот или иной «колониальный архив»)[250]. Три черты в организации этнографического материала в «Письмах» привлекают в этой связи особое внимание. Автор, во-первых, достаточно ясно определяет пределы познания местных реалий. Реалии, во-вторых, неизменно объясняются традицией. Традиция, в-третьих, иллюстрируется сценой из повседневной жизни в Хайленде, замыкая анализ и возвращая читателя к начальному пункту.

Рамки полевых исследований капитана ограничивались в первую очередь языковым барьером и трудностями культурного перевода: «Очень часто, если ты задаешь вопросы обычным людям здесь или поблизости, они отвечают тебе Haniel Sasson Uggit, т. е. что они не владеют, не говорят на саксонском (или английском). Так они поступают, чтобы избежать проблем, давая… ответы»[251]. Продолжая рефлексировать как профессиональный этнограф, капитан добавляет: «Таким образом, я приступаю к самому трудному заданию, поскольку нравы и обычаи горцев представляют для меня проблему не многим меньшую, чем перевод». Причем в данном случае речь идет о трудностях именно культурного перевода, так как «благодаря словам мы можем получить представление лишь о тех неизвестных объектах, которые обладают неким подобием тому, что мы видели прежде»[252].

Отсутствие эффективного книжного знания в качестве возможного аналитического ориентира предстает в письмах капитана Барта еще одной труднопреодолимой интеллектуальной границей. Если иметь в виду те немногие упомянутые автором «Писем» опубликованные и попавшие к нему в руки травелоги («Описание Западных островов Шотландии» М. Мартина 1703 г. и «Путешествие через Шотландию» Д. Дефо 1723 г.), то, вновь предполагая, что «Хайлендский лиходей» принадлежит перу капитана, «джентльмен на севере Шотландии» мог предложить почтенной публике сведения не менее достоверные и, несомненно, более увлекательные[253]. Неудивительно, что, по мнению Барта, более подходящим названием для упомянутого сочинения Дефо было бы «Путешествие к геральдической службе и резиденциям знати и джентри Северной Британии»[254].