История Индии

Разделяй и властвуй

Джордж Натаниэль Керзон, барон Кедлестон, сконцентрировал в своих руках такую власть, какой не было ни у кого из британских вице-королей. Об Индии он мечтал, еще когда учился в Итоне. В 1890 году он во время обеда в палате общин заявил, что стать вице-королем — его самая амбициозная мечта^{372}. С точки зрения происхождения, ему там было самое место. Резиденция вице-короля в Калькутте, построенная Уэллсли столетием ранее, была скопирована с Кедлестон-холла, фамильного имения Керзонов. В общем, в Индии его словно поджидал родной дом.

Интересно, что зарабатывать он предпочитал, путешествуя и делая записи не о самой Индии, а о ее пограничье и о пустынях Средней Азии. В представлении Керзона Индия находилась в положении пресловутого алмаза из королевской короны. «Пока мы управляем Индией, — говорил он премьер-министру Артуру Балфуру, — мы — величайшая держава мира». Это делало пост вице-короля алмазом в короне имперского покровительства. И кому же было носить его, как не Джорджу Натаниэлю Керзону, самой выдающейся личности эпохи, как назвал его стихотворец? По всеобщему мнению, Керзон не только был блестящим администратором от науки, но и самым видным империалистом своего времени. Фразой, которая развеивала робкие надежды Конгресса, он ответил Балфуру: «Будет неплохо для Англии, хорошо для Индии и превосходно для всей прогрессивной цивилизации, если мы ясно дадим понять, что не испытываем ни малейшего желания оставить наши индийские владения. Совершенно невероятно, чтобы такое желание изъявили наши потомки»^{373}.

Одним из бесспорных достижений Керзона как вице-короля было учреждение Археологического управления Индии, призванного восстановить и сохранить «величайшую в мире галактику памятников». История Индии зачаровывала его, он знал об индийских языках и обычаях, пожалуй, больше любого британского правителя со времен Уоррена Гастингса. Зато он мало знал о народе Индии, успехах администрирования и унаследованном им упадке. Возможно, это Керзона и не беспокоило. Подобно Тадж-Махалу, которому он уделял много внимания, Индия была великим храмом империи, который он взялся отреставрировать и законсервировать. Страна требовала твердой руки, а не нежностей. История, к великому кладезю которой обращался Керзон, учила, что такое внушительное строение требуется обезопасить извне — от нападений и изнутри — от всякого рода распада. Ради этого он трудился геройски и самоотверженно. Но его пример скорее ужасал, чем вдохновлял, сила его проницательного ума скорее опустошала, чем освещала. Даже жившие в Индии британцы считали Керзона совершенно несносным человеком.

Керзон в самом деле навел порядок на беспокойной северо-западной границе, где Британская Индия терялась в горах, среди смут афганских племен и провальных походов. Британские войска ушли с афганской границы. Была создана буферная зона, на которой ополчения, набранные из местных племен и находившиеся под британским командованием, следили за порядком. Специально для этого в 1901 году вся местность к западу от Инда была отделена от Пенджаба и превращена в Северо-Западную Пограничную провинцию. Дальше на север, на высоком Гиндукуше, британские войска действовали от имени махараджи Джамму и Кашмира и продвигали границу к китайскому Синьцзяну. Благодаря этому территория Кашмира почти удвоилась, и выдвижение России к Каракорумскому тракту удалось предотвратить. Любое вторжение стало почти физически невозможным. Тем не менее для надзора за «крышей мира» было основано Гилгитское ведомство, номинально считавшееся частью Кашмира.

Восток Кашмира, неподеленное захолустье Тибета, сорвал начинания британцев. Для такого строгого ума, каким обладал Керзон, неопределенный статус Тибета и наивный, безразличный к мирским делам режим правивших там монахов был бельмом на глазу. Поводом для вторжения послужили сомнительные слухи о каком-то нелепом русском шпионе в Лхасе. В 1904 году через границу отправили грубо замаскированный под политическую миссию военный отряд под командованием Фрэнсиса Янгхазбенда. Компанию по завоеванию британцы вели более успешно, чем замерзшая армия Зоравара Сингха, благодаря такому смертоносному изобретению, как пулемет Гатлинга. Но отчеты этой кампании, а тем более фотографии монахов, которые, путаясь в своих одеяниях, размахивали мотыгами или теребили кремневые ружья, не добавляли заслуг империализму. Как и «прогрессивной цивилизации», по замечаниям международной критики.

Если цивилизация претендовала на прогрессивность, правительство должно действовать эффективно. Строилось больше железных дорог, копалось больше каналов, особенно в Пенджабе. Курс на эффективность отличал все реформы Керзона, и теперь результат их многократно превосходил деятельность индийского правительства, превратившегося в бюрократического Левиафана. В 1901 году Керзон высмеял одну особенно важную годичную экспедицию. «Вращаясь по кругу, подобно суточному обращению Земли, шла колонна — статно, торжественно, уверенно и неторопливо. И теперь, в должное время, она завершает свой круг, и я приглашен засвидетельствовать последний шаг»^{374}. Колонна, о которой шла речь, двигалась в связи с очередным пересмотром границ, таким же крупным, как создание Северо-Западной Пограничной провинции. Одного этого было достаточно, чтобы вице-король мог отнестись к экспедиции с уважением. Она решала столь важный вопрос, как разделение Бенгалии.

Раздел Бенгалии стал для Керзона гибельным. Этот процесс совершенно дискредитировал империализм, пробудил первое общенародное движение сопротивления и привел к открытым столкновениям, да еще добавил в британо-индийские «споры» такой аргумент, как насилие. Только самых неистовых мог увлечь этот прожект, только самый самонадеянный из самодержцев мог его осуществить. Но наиболее крупный, густонаселенный и беспокойный из районов Британской Индии — Бенгалия — принял вызов. То, что население Бенгалии вдвое превышает население Великобритании, причем на западе живут преимущественно индусы, а на востоке преимущественно мусульмане, выглядело слабым доводом в пользу разделения. Но Керзон проявил настойчивость.

Он сильно удивлялся мнению, что бенгальские критики тоже разделятся. «Лучшая гарантия достижения наших политических целей — действовать наперекор партии Конгресса», — заявил он госсекретарю. Можно спорить, в чем он собирался перечить Конгрессу и насколько серьезно. В 1904 году в своей речи в Дакке, столице предполагаемой новой провинции Восточная Бенгалия и Ассам, он заверил мусульман, что «нововведение поможет восстановить такое единство, какого не видели со времен мусульманских правителей». Он имел в виду двор XVIII века, очень персидский по характеру и переполненный набобами. Для восточной Бенгалии, где жили в основном представители низших каст, принявшие ислам, это было не актуально. С другой стороны, это оскорбляло индусских заминдаров, патнидаров и бесчисленных субарендаторов, которые составляли немалую часть аудитории агитаторов-англичан из Калькутты.

Предостережениями звучали обвинения в макиавеллистской политике по принципу «разделяй и властвуй» и попытках раздуть вражду между индусами и мусульманами. Но в реальности того времени смысла в этих обвинениях было немного. Принцип «разделяй и властвуй» предполагал наличие целого, которое можно разделить. В Индии, которую объединяло только правление англичан, где не сформировалось даже единой оппозиции этому правлению, целого просто не существовало. Разделение выглядело обыденно. Как позже заметил Маулана Мухаммед Али: «Мы разделяем, а вы властвуете». Без хорошо продуманного и тщательно спланированного разделения британское господство в Индии стало бы невозможным. С другой стороны, британцы редко проявляли заинтересованность в мелких стычках между сектами.

Всего лишь за 10 лет до этих событий войска из Бенгалии, Бомбея и Мадраса, собранные для подавления мятежа, успешно действовали вместе. Такое объединение казалось более эффективным, чем принцип «разделяй и властвуй». По тем же причинам Северо-Западная Пограничная провинция была скроена из Пенджаба, Бенгалии и Ассама. Теперь же формировалась Западная Бенгалия (с Ориссой и Бихаром) и Восточная Бенгалия (с Ассамом). Считалось, что это разделение сократит число сектантских мятежей. И уж точно для такого олицетворения британского господства, как вице-король Керзон, не было смысла в разжигании вражды. В это время националистические идеи уже оформились, и мусульмане бойкотировали Конгресс. Серьезный конфликт нанес бы урон работе правительства. Вражда обходилась дорого, подрывала бизнес, подвергала опасности лояльность мирного населения и объединенной индийской армии.

Все эти причины были оглашены, когда в 1911 году объявили, что раздел, осуществленный Керзоном, отменяется и Бенгалия восстанавливает свое единство. Зато Бихар и Орисса отделяются в самостоятельную провинцию, таким же образом отделяется Ассам. «Единство», обещанное бенгальским мусульманам, продлилось целых шесть лет! Разочарованию мусульман не было предела. Усугубило его известие о том, что столица переносится из Дели — традиционного центра власти мусульман — в Калькутту, символ власти англичан (за это мусульманам пожаловали Нью-Дели). Если для мусульманского населения севера идея была приемлемой, то для крестьян провинции, которая стала называться Бангладеш, она была бессмысленна. То, как бенгальские мусульмане восприняли отмену раздела, плохо согласовалось с заявлениями, будто это сделано в угоду бенгальскому патриотизму. В самом деле все общины Бенгалии говорили на одном языке, имели общее богатое литературное наследие, общую историю и общую любовь к своему плодородному краю. Но взрыв протеста, который вызвало «керзоново сечение» и который потряс всю Индию, имел другие причины.

Многие к этим причинам относят бедственное положение, в которое попали индусы, потерявшие из-за раздела Бенгалии работу. В «Восточной Бенгалии и Ассаме» они составили религиозное меньшинство среди мусульман. В «Западной Бенгалии, Ориссе и Бихаре» они составляли языковое меньшинство, поскольку большая часть населения говорила не на бенгали. В какой бы части Бенгалии они ни жили, из-за разделения они проигрывали. Еще вызывали сожаление требования Конгресса, целый список, с выполнением которого правительство не торопилось. И самые серьезные возражения против действий Керзона вызывала поспешность, с которой проводились в жизнь его планы. Как заявил в 1905 году на заседании Конгресса Гокхале: «Ни одного бенгальца не спросили, ни одного возражения не выслушали».

Здесь нужно напомнить, что Гокхале относился к числу умеренных. Другие предпочитали словам действия. Толпы перекрывали главные улицы Калькутты, Дакки и других бенгальских городов. Газеты заполонили памфлеты и воззвания. За месяц после правительственного указа страну облетело воззвание, получившее известность как свадеши. «Свадеши» значит «отечественное», «из своей страны»; воззвание призывало к развитию отечественного производства и бойкоту импортных товаров, особенно британских тканей. Те, что находились в продаже, публично уничтожались, поставлять их со складов стало бессмысленно. В то время как индийские фабрики и многие кустарные производители процветали, ланкаширские предприниматели прогорали.