История цивилизации

ГЛАВА 28. ЖИЗНЬ ГАУТАМЫ БУДДЫ

Теперь мы должны отступить в нашем повествовании на три столетия, чтобы рассказать о великом учителе, которому удалось произвести почти полный переворот в религиозном мышлении и понятиях Азии. Это был Гаутама Будда, поучавший своих учеников в Бенаресе, в Индии, около того времени, когда Исайя пророчествовал среди евреев в Вавилоне, а Гераклит углублялся в Эфесе в свои размышления и изыскания о природе вещей.

Все эти люди жили на свете одновременно в VI веке до Р. X., ничего не зная друг о друге.

Это шестое столетие воистину является одним из наиболее замечательных во всей истории человечества. Повсюду (как мы увидим дальше, это распространилось и на Китай) человеческие умы обнаруживали новую отвагу. Повсюду они пробуждались от традиций царизма, жречества и кровавых жертвоприношений и задумывались над самыми глубокими вопросами. Кажется, как будто род человеческий достиг возмужалости после детства, длившегося двадцать тысяч лет.

Первоначальная история Индии все еще очень темна. Когда-то, быть может, около 2000 лет до Р. X., говоривший на арийском языке народ с северо-запада спустился в Индию, совершив одно или несколько нашествий; он сумел распространить свой язык и свои традиции в большей части Северной Индии; он говорил на особом наречии арийского языка — санскрите. Эти пришельцы застали в Индии смуглокожий народ с более утонченной, чем у них, культурой, но с меньшей силой воли; этот народ владел бассейном Инда и Ганга. Но пришельцы, по-видимому, не смешались со своими предшественниками так же свободно, как сделали это греки и персы. Они остались в стороне. Когда прошлое Индии становится смутно различимым для историка, индийское общество уже разделено на несколько слоев, или каст, с непостоянным числом подразделений; люди разных каст не едят вместе, не заключают между собой браков и не общаются свободно. И в течение всей истории продолжается это расслоение на касты. Это сообщает индийскому государству некоторые особенности по сравнению с простыми, свободно общавшимися европейскими и монголоидными общинами. Это действительно общество, состоящее из множества обществ.

Сидхарта Гаутама происходил из аристократической семьи, которая правила небольшой областью на склоне Гималаев. В девятнадцать лет он женился на красавице, своей двоюродной сестре. Он охотился, веселился и гуляд в своем солнечном мире садов, рощ и искусственно орошаемых рисовых полей. И среди этой жизни на него напала великая тоска. Это была неудовлетворенность великого ума, требовавшего работы. Гаутама чувствовал, что жизнь, которую он вел, не была настоящей жизнью, а праздником, и праздником, затянувшимся слишком долго.

Будда Шакьямупи — Сиддхартха Гаутама

Мысль о болезнях и о смерти, о тщете всего земного и неполноте всякого счастья возникла в уме Гаутамы. Однажды, будучи в подобном мрачном настроении, он повстречался с одним из тех странствующих аскетов, которые уже тогда в большом количестве существовали в Индии. Эти люди жили, подчиняясь строгим правилам, уделяя много времени созерцанию и религиозным спорам. Считалось, что они ищут глубокой сущности жизни, и страстное желание поступить так же овладело Гаутамой.

Он раздумывал над этим проектом, говорит предание, когда ему принесли весть, что жена его произвела на свет первенца. «Это новые узы, которые необходимо порвать», — сказал Гаутама.

Он вернулся домой, встреченный радостным ликованием своих товарищей по касте. Чтобы отпраздновать появление этих новых уз, были устроены большой пир и пляска, но ночью Гаутама проснулся в сильном смятении духа, «как человек, которому сказали, что его дом горит». Немедленно же он решил покинуть свою счастливую, бесцельную жизнь. Он тихонько подошел к порогу спальни своей жены и, при свете масляной лампы, увидел ее сладко спящей, окруженной цветами, державшей в объятиях его новорожденного сына. Он почувствовал большое желание перед уходом заключить в свои объятия ребенка в первый и последний раз, но страх разбудить жену удержал его. Он повернулся наконец и вышел в ярком сиянии индийской луны из дома, затем вскочил на лошадь и отправился в мир.

Он очень далеко заехал в эту ночь, остановился под утро за пределами своей области и сошел с лошади у реки. Там он срезал мечом свои развевающиеся кудри, снял все свои украшения и отослал их вместе с лошадью и мечом обратно домой. Идя дальше, он встретил человека в рубище и обменялся с ним платьем; избавленный от всех земных уз, он был теперь волен посвятить себя исканию мудрости. Он направился на юг, к убежищу отшельников и учителей в холмистых отрогах Виндайских гор. Там в заповедных пещерах жили мудрецы, ходившие в город за своим несложным пропитанием и устно делившиеся своим учением со всеми, кто приходил к ним. Гаутама оказался посвященным во всю метафизику своего века. Но его проницательный ум не удовлетворился предложенными ему решениями.

В индийском сознании всегда существовала склонность к вере, что сила и знание могут быть достигнуты путем крайнего аскетизма, постами, бессонницей и самоистязаниями, и Гаутама решил испробовать эти способы достижения мудрости. Он отправился вместе с пятью братьями-учениками в джунгли и там предался посту и жестокому умерщвлению плоти. Слава о нем распространялась, «как звон большого колокола, подвешенного к небесному куполу». Но она не принесла ему сознания достигнутой истины. Однажды он бродил, стараясь, несмотря на ослабленное состояние, размышлять; внезапно он лишился сознания. Когда же он пришел в себя, нелепость этих полумагических путей искания истины стала для него очевидной.

Он привел в ужас своих товарищей, попросив обыкновенной пищи и отказавшись заниматься дальше умерщвлением плоти. Он сознавал теперь, что всякая истина, которую может постичь человек, лучше постигается хорошо упитанным мозгом и здоровым телом. Такое представление было абсолютно чуждо настроению его страны и времени. Ученики покинули его и вернулись в Бенарес в сильном унынии. Гаутама стал странствовать один.

Когда ум захвачен великой и сложной проблемой, он подвигается вперед шаг за шагом, лишь очень слабо сознавая достигнутый им успех, пока, словно озаренный ослепительным светом, внезапно не почувствует торжества. Так случилось и с Гаутамой. Однажды, когда он уселся под большим деревом на берегу реки, чтобы поесть, ему явилось светлое видение. Ему показалось, что он ясно видит жизнь насквозь. Говорят, что он просидел весь день и всю ночь в глубокой задумчивости, затем встал на ноги, чтобы поделиться своим откровением с миром.

Он отправился в Бенарес и там отыскал и снова привлек к себе новым учением своих прежних учеников. В царском Оленьем Парке в Бенаресе они выстроили себе сами хижины и основали нечто вроде школы, в которую приходили многие, искавшие мудрости.

Отправным пунктом его учения являлся вопрос, который он задавал себе, еще будучи счастливым молодым человеком: «Почему я не вполне счастлив?» Это был интроспективный вопрос, сильно отличавшийся по характеру от откровенной и самозабвенной, направленной вовне любознательности, с которой Фалес и Гераклит углублялись в тайны Вселенной, или от столь же самоотверженного бремени нравственной ответственности, которое великие пророки налагали на сознание евреев. Индийский учитель не забывал о себе, он сосредоточивался на своем «я» и старался уничтожить его. Все страдания, учил он, вызываются сильными желаниями личности. До тех пор, пока человек не овладеет ими, его жизнь — волнение, а конец — горе. Существуют три главные формы жажды жизни, и все они представляют собой зло. Первая — это жажда удовлетворения плотских желаний, жадность и все виды чувственности, вторая — устремление к личному, эгоистическому бессмертию, третья — жажда личного успеха, приверженность к мирской суете, скупость и т. п. Чтобы избежать горя и отчаяния в жизни, все эти формы желаний должны быть подавлены. Когда они побеждены, тогда наше «я» исчезает совершенно, тогда достигается блаженство души — нирвана, высшее благо.

Такова суть его учения, чрезвычайно утонченного, метафизического учения, которое далеко не так легко понять, как стремление греков увидеть и бесстрашно познать или еврейский завет бояться Бога и жить в истине. Учение Гаутамы было много выше понимания даже его собственных ближайших учеников, и неудивительно, что, как только его личное влияние исчезло, оно исказилось и извратилось. В то время в Индии была широко распространена вера в то, что на землю время от времени нисходит мудрость и воплощается в каком-нибудь избраннике, которого называли Буддой. Ученики Гаутамы заявили, что он был Буддой, хотя не существует никаких данных относительно того, присваивал ли он себе когда-нибудь сам это звание. Не успел он умереть, как вокруг его имени начали сплетаться целые циклы легенд. Человеческое сердце всегда предпочитало чудесную сказку нравственному усилию. И Гаутама-Будда превратился в сверхъестественное существо.

Тем не менее в мире осталось все же некоторое положительное достижение. Если нирвана и была слишком высока и утонченна для понимания большинства людей, если инстинкт к созданию мифов в народе и был слишком силен для простых фактов жизни Гаутамы, все же люди могли усвоить себе кое-что из стремления учителя к тому, что он называл путем восьми достижений, арийским, или благородным путем в жизни. В его учениях заключалось требование умственной порядочности, чистоты стремления и речи, справедливых поступков и честной жизни. В них было нечто, способное оживить совесть и, вместе с тем, призыв к великодушным и самоотверженным действиям.