История Индии

Индийский Юлий Цезарь

Родословной Чандрагупта Маурья не блистал. Буддистские тексты утверждают, что он происходил из клана Шакья, откуда был и сам Будда. Другие относят его к династии Нанда. Оба варианта выглядят очевидными попытками приукрасить тот факт, что основатель династии был низкороден, предположительно вайшья. Если он и не родился в Пенджабе, то по крайней мере провел там значительное время. В этом сходятся Плутарх и древняя легенда, которую можно отыскать и в индийских, и в греко-римских источниках и которая ассоциирует Чандрагупту со львом. Тигры встречались по всей Индии, а вот индийский лев, ныне сохранившийся только кое-где в Гуджарате, похоже, никогда не обитал восточнее Раджастхана и Дели.

В какой-то момент молодого самостоятельного Чандрагупту заприметил Каутилья (по другим источникам. Чанакья) — ворчливый странствующий брахман, отвергнутый при дворе Нанды. Свою месть Каутилья построил на том, что Нанду не любили. Сам он не мог стать царем по причине телесного несовершенства (кажется, он лишился зубов) и все свои амбиции решил воплотить в жизнь при помощи Чандрагупты. Первая попытка свергнуть Нанду в Магадхе не увенчалась успехом. Каутилья думал решить дело обычным государственным переворотом, но не получил достаточной поддержки. Интриган решил попробовать еще раз, но теперь ему для этих целей подвернулся мальчишка, которого он особо выделил среди окружения царя. На сей раз вместо того, чтобы ударить в самое сердце могущества Нанды, он принялся «подтачивать по краям», сея раскол и заручаясь поддержкой подчиненных Нанде царей.

Хорошим местом для начала деятельности оказался Пенджаб, где после ухода Александра Македонского образовался вакуум власти. Поселения, основанные македонцами, пришли в запустение, гарнизоны разъехались по домам или были переведены в более крупные центры, такие как Таксила. Пока на Ближнем Востоке преемники Александра боролись за наследство, индийские сатрапии оказались предоставлены самим себе. Ставленники Александра — Амбхи и Пор — не жаловали династию Нанда, а потому чувствовали необходимость поддержать амбиции семьи Маурьев. Войска из ганасангх, все еще стоявшие на северо-западе, на фоне местных беспорядков тоже поддерживали Чандрагупту. Во всяком случае некий могущественный вождь горцев, с которым Каутилья вел переговоры, заключил с ним оборонительный союз.

Набеги союзных государств на царство Нанда внезапно сосредоточились на Магадхе. Вероятно, Паталипутра подверглась осаде, и союзники, прибегнув, вне всякого сомнения, к помощи перебежчиков, одержали верх. Нанду буквально заставили паковать вещи— ему обещали сохранить жизнь и столько из его несметных богатств, сколько он сможет унести на себе. Затем вождя горцев, с которым так успешно договорился Каутилья, отравили (скорее всего, по наущению самого Каутильи), и Чандрагупта Маурья получил трон Магадхи. Это событие датируется 320 годом до н. э.

О периоде его правления мало достоверных сведений. Кропотливо выявлялись и уничтожались приверженцы Нанды. В «Артхашастре» немало внимания уделено тому, как это нужно делать — вероятно, так и поступали. На такой политике, на таких методах и было основано господство династии Маурьев. Большинство сведений об этом господстве получено из более поздних источников. Но поскольку немногие из длинного списка своих завоеваний Чандрагупта смог передать по наследству похоже, что он. соединив громадную армию Нанды с собственной, нашел для нее немало работы. Его со всей справедливостью можно назвать создателем империи. Историки-соотечественники называют его «индийским Юлием Цезарем», хотя если соблюдать последовательность событий, то скорее уж Юлия Цезаря следует называть «римским Чандрагуптой».

Существует предположение, что саму идею создания империи Чандрагупта почерпнул, наблюдая амбициозность Александра Македонского. Но в отличие от Александра, шедшего от одной победы к другой, ему нельзя приписать с определенностью ни одной выигранной битвы. Империя Маурьев достигла размаха, невиданного для индийских династий — даже Великие Моголы довольствовались меньшим. Но нам точно известно лишь об одной кампании правителя Маурьев, и то лишь в связи с публичными сожалениями по ее поводу. Такое отсутствие сведений можно приписать давности лет или ненадежности источников, но информации об империи Маурьев это не добавит.

В оценке завоеваний Чандрагупты может помочь знание размеров империи, захваченной у Нанды. Можно предположить, что в нее входили Магадха и Анга, а также большинство старых государств долины Ганга (Кошала, Ватсья, государство личчхавов и проч.). Ее пределы тянулись на юг, через горы Видхья, центральную Индию к реке Нербудда. За этой рекой, в Декане, следы правления Нанды довольно сомнительны.

В поздних записях, обнаруженных в Калинге, в современной Ориссе, ясно указывается, что этот район был некогда частью империи Нанды. Возможно, Чандрагупта ее удержал, но позднее она выскользнула из рук семьи Маурьев, поскольку внуку Чандрагупты пришлось отвоевывать ее заново. А за тысячу миль от нее, на другой стороне Индии, на горе Гирнар, в городе Джунагарх (Гуджарат) сохранились иные записи. Они рассказывают о починке плотины, которая проводилась по указанию «губернатора» правительства Чандрагупты. На западе власть Нанды могла доходить до Аванти (Малва), но вряд ли простиралась до самого Гуджарата. Следовательно, Чандрагупта провел успешную кампанию в западной Индии и, вероятно, достиг района Бомбея. Таким образом, империя Маурьев стала первой, протянувшейся от моря до моря — от Бенгальского залива до Аравийского моря. Целью ее создания, конечно, было не «объединить Индию». В те времена, когда понятия о географии, равно как и о национальности, были расплывчаты, такими идеями вряд ли можно было оперировать. Скорее, цели были иными — возобновить прибыльную морскую торговлю, которую открыли еще хараппцы (лес, ткани, пряности, ювелирные изделия и дорогие камни), с побережьем Персидского залива.

Владения Чандрагупты в Пенджабе и на северо-западе Индии были не менее протяженны, как скромно замечают греко-римские источники. Из них нам известно, что после продолжительной борьбы Селевк Никатор — один из полководцев Александра Македонского — унаследовал восточную половину его империи. За большую ее часть пришлось сражаться, и на Индию Селевк обратил внимание только в 305 году. Оказалось, что к тому времени Чандрагупта уже успел «освободить» Пенджаб (в римских источниках использовалось именно это слово). Тем не менее Селевк перешел Инд, а возможно и Джелум, затем согласился на условия Чандрагупты и отступил. Возможно, Селевк прокладывал себе путь, подобно Александру, и также вскоре понял, что пора уходить. А может, его попросту разбили. Условия, которые он принял, позволяют такое предположить. Чандрагупта даровал ему 500 боевых слонов, которых Селевк затем успешно использовал против врагов на западе. Вряд ли такой подарок сильно разорил Чандрагупту. В ответ Селевк уступил не только Пенджаб, но и Вгндхару и всю территорию современного Афганистана, кроме Бактрии (северный район между Гиндукушем и Амударьей). Договор скрепили помолвкой между Чандрагуптой или его сыном и дочерью Селевка.

Для дальнейшего укрепления дружеских отношений Селевк назначил в Паталипутру ко двору Маурьи, посла. Им стал Мегасфен, чей отчет о «Сандракоте» и его империи, как та виделась из столицы, некоторыми фрагментами сохранился в произведениях других авторов. Тем не менее эти фрагменты очень важны как живое свидетельство очевидца, побывавшего в Пенджабе в IV–III веках до н. э. В самом деле, Мегафсен, упоминая о бюрократии и абсолютизме в государстве Маурьев и о структуре постоянной армии, подтверждает, что материал «Артхашастры» мог применяться на деле. Дома, в Греции, его отчет послужил важным свидетельством в пользу тех, кто считал все россказни об этой стране кипой лживых бумажек. Все эти уродцы с ушами-лопухами и ногами-зонтиками выглядели ничем не хуже тростника, из которого делают сироп, и деревьев, на которых растет шерсть. В веселой Аттике первые сведения о сахарном тростнике и хлопчатнике сочли забавной выдумкой на восточную тему.

Хотя Чандрагупта, несомненно, оставил своим наследникам империю протяженностью от Бенгалии до Афганистана и Гуджарата, нет точных сведений о том, как далеко она простиралась на юг. Джайнская традиция утверждает, что Чандрагупта отрекся от трона в пользу сына, уступив джайнам Карнатаки. В живописном городке под названием Шравана-Белгола, угнездившемся в теснине между двумя отвесными горными склонами, в западной части Бангалора, император, как принято считать, окончил свои дни в умеренности и молитвах. На вершине одной из здешних гор высится огромная скульптура обнаженного Гаматешвары — одного из джайнских учителей. Эта двадцатиметровая статуя, стоящая без опоры, числится среди важнейших достопримечательностей южной Индии. «Ничего более величественного и впечатляющего не отыскать за пределами Египта, да и там тоже неизвестно статуи выше»^{56}. Но вот вторая гора, Чандрагири — не такая головокружительная. Считается, что Чандрагупта здесь жил. Надписи и рельефные изображения, сделанные в разное время вплоть до V века н. э., рассказывают о его жизни. Считается, что здесь, в глубокой гранитной пещере. в порыве джайнского самоотречения император заморил себя голодом.

У ученых, конечно, имеются в этом сомнения, особенно если учитывать тот образ жизни, который император вел, согласно Мегасфену. Паталипутра купалась в роскоши, очень мало похожей на джайнский аскетизм. Но самопожертвования во времена Маурьев были довольно обычны. Власть Маурьев на юге была, несомненно, сильна, и «эту историю можно считать доказательством того, что он этой частью полуострова овладел»^{57}.

То, что это место находилось на границе империи, очевидно из пролога к истории. Император решил отречься (297 год), получив от почтенного Бхадрабаху известия о надвигающемся голоде. Бхадрабаху оставался последним из монахов, кто слышал наставления Махавиры Натапутты. (Как раз о таком голоде упоминают две древние надписи на медных пластинах, найденных в Бенгалии и Уттар-Прадеше. Надписи датируются временем правления Чандрагупты. Если жизнь Бхадрабаху была не сверхдолгой, то его личное знакомство с Махавирой, современником Будды, может служить аргументом в пользу «краткой хронологии».) В результате этого пророчества не только сам Чандрагупта, но целая джайнская община ушла на юг. Судя по упоминаниям в «Артхашастре», там происходило заселение свежезавоеванных земель, вдоль границ империи. Джайны шли на юг пока не добрались до Карнатаки. Они остановились там, где между двух гор Шравана-Белгола струится поток. С помощью паломников и меценатов они принялись за работу и возвели 12 изящных храмов, выкопали прекрасный пруд и украсили гранитные скалы вокруг абстрактными изображениями. Джайны живут там до сих пор и по сей день рассказывают все ту же историю о Чандрагупте.

Такие сюжеты для Индии не редкость. Сэр Уильям Джонс сравнивает свою первую встречу с брахманом с открытием изолированного сообщества греков, которые, как и 2000 лет назад, ходят в гиматиях и сандалиях, почитают Зевса, цитируют Гомера и хранят письменный архив, восходящий к каменному веку. Индийские историки до сих пор внимательно выпутывают из пряжи повседневной жизни нити прошлого. Д. Д. Косамби, автор захватывающих исторических книг, вооруженный записной книжкой и крепкой палкой (с острым наконечником, чтобы выковыривать из земли находки, а заодно отгонять наглых деревенских собак), словно ведет своего читателя на прогулку по склонам Пуны. Удачные находки, встречи с прохожими из различных слоев общества, наблюдение за их обычаями, терпеливые расспросы о местах, где расположены поселки с трехтысячелетней историей, торговые сделки, изучение санскритской культуры. «Для восстановления истории эпохи, когда письменности еще не было, нет ничего важнее полевой работы», — пишет Косамби^{58}. Большую часть истории Индии доисламского периода можно отнести к этой эпохе. Но ни в одной стране прошлое не живо в народе так, как в Индии. Легенды и устные предания здесь по надежности и достоверности сравнимы с летописями.