История цивилизации

ГЛАВА 37. УЧЕНИЕ ИИСУСА

Когда Иисус, ставший впоследствии Христом в христианстве, родился в Иудее, в Риме царствовал первый император, Август Цезарь. Во имя Иисуса возникла религия, которой суждено было стать официальной религией целой Римской империи.

Нам будет удобнее отделить историю от теологии. Громадное большинство христиан верят, что Иисус был воплощением Бога всей Вселенной, которому впервые поклонялись евреи. Историк, если он желает оставаться историком, не может ни отрицать, ни принимать такое толкование. В материальном смысле Иисус явился в человеческом образе, и историк должен толковать его как человека.

Он появился в Иудее в царствование Тиберия Цезаря. Он был пророком. Он проповедовал по образу прежних еврейских пророков. Ему тогда было около тридцати лет, и мы совершенно ничего не знаем об Его образе жизни до того момента, когда Он начал проповедовать.

Единственным прямым источником нашего знания о жизни и проповеди Иисуса являются четыре евангелия. Все четыре сходятся в том, что дают нам образ вполне определенной личности. Каждый вынужден сказать: «Такой человек был Этого нельзя было выдумать».

Но так же, как личность Гаутамы Будды была искажена и затемнена неподвижной скорчившейся фигурой, позолоченным идолом позднейшего буддизма, так — чувствуется — худощавая, мужественная фигура Иисуса представляется в неверном свете, благодаря той нереальности и условности, которыми окружало Его неправильно понятое почитание в новейшем христианском искусстве. Иисус был учитель, не имевший ни копейки денег, бродивший пешком по пыльной, выжженной солнцем Иудее, живший случайным подаянием, и, тем не менее, Он всегда изображается чистеньким, причесанным, гладеньким, в незапятнанной одежде; Он всегда держится чрезвычайно прямо, и в фигуре Его чувствуется что-то неподвижное, точно Он скользит по воздуху. Это одно уже возбуждало сомнение в Его реальности и в возможности Его существования у многих людей, которые не в состоянии отличить сути исторического факта от неразумных прикрас и добавлений, сделанных неразвитыми, но набожными почитателями.

Если мы выбросим из рассказа все эти аксессуары, то перед нами предстанет личность в высшей степени человечная, очень горячая и страстная, склонная к порывам, внезапному гневу и проповедующая новое, простое и глубокое учение, а именно — универсальную любовь Бога, отца для всех людей, и грядущее пришествие Царствия Небесного. Это, несомненно, был человек, — употребляя обычное выражение, — обладавший сильной способностью к внушению. Он привлекал к себе последователей и внушал им любовь и мужество. В Его присутствии слабые и больные люди делались сильными и исцелялись. В то же время Он, вероятно, не отличался физической крепостью, так как Он быстро скончался от страданий на кресте. Существует предание, что Он совершенно ослабел, когда Его, согласно обычаю, заставили нести свой крест к месту казни. Он ходил по стране в течение трех лет, распространяя Свое учение, потом пришел в Иерусалим и там был обвинен в попытке установить чужеземное царство в Иудее; Его судили, признали виновным и распяли на кресте вместе с двумя ворами. Но Его страдания прекратились еще задолго до того, как эти двое умерли.

Богоматерь приезжает в Древний Рим — (псевдоязыческое изображение)

Нет ничего удивительного в том, что современники Иисуса не сумели оценить Его истинного значения и в страхе отшатнулись, даже когда лишь смутно почувствовали, какой в Нем скрывается небывалый вызов всем установленным людским обычаям и учреждениям. Ибо учение о Царстве Небесном в том виде, как оно, по всей вероятности, проповедовалось Иисусом, являлось ни чем иным, как смелым, отрицающим всякие компромиссы требованием полного изменения и очищения жизни мятущегося человечества, полного очищения, как наружного, так и внутреннего. В евангелии читатель может найти все, что сохранилось от этого великого учения; здесь же мы заинтересованы только Его столкновением с установившимися идеями.

Г. Доре. Рождение Иисуса

Евреи были убеждены, что Бог, единый Бог всей Вселенной, был Богом справедливым, но вместе с тем они представляли его себе как торгаша, который в отношении их заключил сделку с праотцом Авраамом, сделку, несомненно, весьма для них выгодную, в результате которой они должны были получить преобладание на Земле. С ужасом и негодованием услышали они, как Иисус отметает все их драгоценные привилегии. Бог, учил Он, не торгаш; в Царстве Божием нет ни избранного народа, ни любимцев, Бог — любящий отец всех живых существ, и Он так же неспособен оказывать кому-либо предпочтение, как само солнце. И все люди — братья, все грешники, но вместе с тем все — любимые дети этого Божественного Отца. В притче о милосердном самаритянине Иисус относится с порицанием к присущей всем склонности, которой мы всегда подчиняемся, — склонности прославлять свой собственный народ и приуменьшать хорошие черты людей другой веры и другой национальности. В притче о работниках Он отрицает упорно отстаиваемое евреями право предъявлять какие-то особые требования к Богу. «Ко всем, кого Бог принимает в свое царство, — учил Он, — Он относится одинаково; Он не делает между ними различия, ибо нет пределов его благости». Ото всех, как свидетельствует притча о зарытом таланте и подтверждает случай с лептой вдовицы, Он требует самой великой жертвы. Никаких преимуществ, ни уступок, ни извинений не существует в Царстве Небесном.

Но Иисус оскорбил не один только чрезмерный пламенный патриотизм евреев. Они были народом с сильно развитым чувством семейной жизни, а ему хотелось, чтобы всякие мелочные и ограниченные родственные привязанности были сметены прочь в одном великом потоке любви к Богу. Все Царство Небесное должно было быть единой семьей Его последователей. В Евангелии говорится: «Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто матерь Моя, и кто братья Мои? И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь» (Мат. 12, 46–50).

Иисус не только наносил удар патриотизму и семейным узам во имя всеобщего братства всего человечества; Его учение так же, несомненно, осуждало существовавшую экономическую систему, частную собственность и всякие личные преимущества. Все люди принадлежат царству; все их имущество принадлежит царству; праведную жизнь — единственно праведную жизнь — ведут лишь те, которые исполняют волю Божию, жертвуя всем своим достоянием, жертвуя и собой. Неоднократно отвергал Он частную собственность и громил людей за их желание удержать что-нибудь лично для себя.

«Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; не обижай; почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель, все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. И посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие!» (Мар. 10, 17–25).

Более того, в своем поразительном пророчестве об этом царстве, которое должно было соединить всех людей в Боге, Иисус крайне нетерпеливо относится к торгашеской праведности формальной религии. Большое число дошедших до нас Его проповедей направлены против мелочного соблюдения правил благочестия.

«Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас лицемерах Исаия, как написано: «люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня; Но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим»; Ибо вы, оставивши заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?» (Мар. 7, 5–9).

Но Иисус провозглашал не только моральную и социальную революцию; есть множество указаний на то, что Его учение имело определенную политическую окраску. Правда, Он говорил, что царство Его не от мира сего, что оно заключается в сердцах людей, а не на троне, но тем не менее очевидно, что, если бы где-нибудь в какой бы то ни было мере утвердилось это царство в сердцах людей, в окружающем их внешнем мире тотчас же произошел бы переворот и началось бы обновление. Слушатели Его многое, быть может, в Его учении не доглядели и не услышали, благодаря своей слепоте и глухоте; одного лишь они, несомненно, не пропустили мимо ушей, а именно Его намерения произвести переворот в мире. Весь характер оказанного Ему сопротивления, а также все обстоятельства, сопровождавшие суд над Ним и казнь, ясно доказывают, что современникам Он казался — впрочем, это так и было по существу — проповедником полного изменения жизни людей, что Он хотел сделать ее полнее и шире и объединить человечество. Итак, нам становится вполне понятным, когда мы вспомним Его учение, столь ясно Им высказанное, что все богатые, удовлетворенные жизнью люди, слушая Его, только ощущали ужас перед чуждыми им идеями, которые должны были поколебать мир. Он хотел раскрыть перед всеми мелкие оговорки, посредством которых они уклонялись от того или иного общественного долга, раскрыть их при свете всеобщей религиозной жизни. Он был подобен беспощадному охотнику, вытаскивавшему людей из уютных норок, в которые они до тех пор зарывались. В ослепительном свете Его царства не должно было быть ни собственности, ни привилегий, ни восхваления, ни первенства, никакой выгоды и никакой награды, кроме любви. Что удивительного, если люди были поражены, ослеплены и вопияли против Него? Даже ученики Его не выдерживали слишком яркого блеска этого света. Что удивительного, если священники почувствовали, что им нужно сделать выбор между собой и этим человеком, что Ему или всей касте священников надлежит погибнуть. Что удивительного в том, что римские солдаты, встретившись с чем-то выше их понимания, угрожавшим всем их твердо установленным порядкам, искали успокоения совести в безумных насмешках? Что они украсили Его терновым венком, одели в пурпур и, издеваясь, приветствовали Его как цезаря? Потому что отнестись к Нему серьезно — значило войти в какую-то странную и тревожную жизнь, отказаться от своих привычек, обуздать свои инстинкты и побуждения, чтобы испытать сомнительное счастье…