История Индии

Зов муэдзина на заре

Быстрота, с которой последователи Пророка разносили свое учение из аравийских пустынь по всем краям, поразила мир. С 632 года, когда Пророк скончался, за 20 лет арабские армии, не имея боевого опыта, не умея правильно осаждать города, покорили почти все византийские владения в Сирии и Египте, а также империю Сасанидов в Ираке и Иране. Через 40 лет к их владениям добавились северная Африка, Испания, большая часть Афганистана и громадные пространства Средней Азии. Владения арабов растянулись на три континента, от Атлантики до Инда и от Нила до Аральского моря. Такое не снилось ни Александру Македонскому, ни Юлию Цезарю. Неудивительно, что мусульманские летописцы, географы и путешественники прославляли этот успех — он служил прекрасным доказательством истинности мусульманской веры. К 700 году Индия и Китай имели весьма неопределенные границы со своими исламскими соседями, точно так же, как и Франкское королевство в Европе, и то. что осталось от Византии.

Но долго поддерживать такой темп экспансии невозможно. Усиливалось сопротивление извне, внутренние трения приводили к восстаниям в провинциях. Когда в 750 году Омейядский халифат со столицей в Дамаске уступил место династии Аббассидов, сидевших в Багдаде, установился долгий период стабильности и культурного роста. На востоке арабы дошли до Инда столетием раньше, но очень редко переходили реку. В Афганистане их тюркские наследники — скорее грабители, чем правители — долгое время ограничивались тем, что разоряли североиндийские города.

Граница Индии с мусульманами начала постепенно обретать постоянные очертания. Она проходила по Инду, шла через Синд, который теперь находится в Пакистане, к Кабулу в нынешнем Афганистане. На протяжении трех столетий она оставалась почти неизменной. Каннодж и приграничные индийские княжества находились, подобно Константинополю, под постоянной угрозой захвата со стороны соседей, которые высоко ставили свою веру и хорошо умели воевать. Но никому не дано остаться непобедимым. Угроза, растянувшаяся на века, казалась менее опасной. Мнилось, что можно отбиться, что можно мирно жить рядом. В XIII веке Индия, хотя и раздробленная политически, наконец признала господство мусульман, но к тому времени ее структура управления стала более гибкой, чем хрупкие династические древа VIII века. Но и захватчики к тому времени, когда они утвердили свою власть над Дели, хотя и не растеряли нетерпимости к язычеству, но уже перестали тешить себя иллюзиями всеобщего обращения индусов и больше думали об Индии как о богатом земельном наделе.

Возможно, среди арабского войска, впервые вступившего в 663 году на индийскую землю через Боланский проход (возле Кветты в Белуджистане), было немало седобородых фанатиков, которые еще молились с самим Пророком. Боланский проход открывал удобный доступ из южного Афганистана в долины, тянувшиеся до самого Инда. Дальше на юг, в низинном Синде, до масштабного вторжения арабы устраивали отдельные набеги, приплывая на кораблях — многие привлекательные для грабежа места располагались у воды. Фактически первыми мусульманами, за 20 лет до этого прибывшими к индийским берегам, были новообращенные арабские купцы, торговавшие в портах западного побережья. Это происходило в портовых городах династии Майтрака в Саураштре, династии Чера в Керале и даже в городах ланкийских царей. К середине VII века в большинстве из этих городов уже имелись значительные мусульманские общины. Не вызывая вражды со стороны привычного ко всему местного населения, пришельцы продавали в Индии арабских лошадей, а покупали пряности. Торговля процветала, число чужаков росло. Этот торговый путь арабы прибрали к рукам — побережье Синда стало регионом особой важности. А до этого бухточки в устьях рек служили прибежищем для местных племен — прирожденных пиратов.

Непонятно, почему арабы не воспользовались побережьем Синда как плацдармом для вторжения в Индию. В VIII веке эта мысль была очевидна, хотя в VII столетии для арабских набегов более предпочтительной оказалась уже знакомая дорога через Кабул и Хайберский перевал. С другой стороны, Синд как морская гавань терял свою перспективность, потому что продвижение на восток вскоре уперлось бы в Тар (Великую Индийскую пустыню), где сейчас проходит индо-пакистанская граница. Даже история за тысячу лет накопила очень мало сведений об этих местах с тех пор, как Александр Македонский прошел мимо на кораблях, возвращаясь домой. Понятно, что к тому времени она была арианизирована, поскольку Александру оказывали сопротивление и на его пути встречались поселения брахманов.

Впоследствии в Синде распространился и, кажется, вышел даже на лидирующие позиции буддизм. Сюаньцзан, который путешествовал в этих краях всего за 20 лет до вторжения арабов, нашел бесчисленные ступы, среди них, возможно, и Мохенджо-Даро, который спустя 13 веков впервые пробудил у археологов интерес к хараппской цивилизации. Китайский паломник обнаружил также несколько сотен сангх, в которых обитали около 10 000 монахов. Интересно, что буддисты хинаяны, которых китайский махаянист всем сердцем отвергал, представлялись ему изнеженными, капризными и скандальными. Но народ в целом он описал как закаленный и порывистый, а их царство — одно из государств конфедерации Харша — как известное своими урожаями зерновых, скотоводством и экспортом соли^{128}.

К сожалению, Сюаньцзан, писавший настолько правдиво, насколько это возможно для чужеземца, не упомянул о политической ситуации, разве что обмолвился, что некий царь Синда принадлежал к касте шудр. К тому же он был «честным и откровенным»; неудивительно, что при таких характеристиках он «склонялся к закону Будды». Предположительно, этот монарх принадлежал к династии Раи и, вероятно, был в этой династии последним. Согласно мусульманским летописям, в 640 году трон династии Раи захватил брахман по имени Чач. Мусульманские историки очень высоко оценили Чача, хотя тот и был неверным. В «Чач-намэ», исламской истории Синда, написанной в XIII веке, но отражающей события прошлого, рассказывается, как он установил границы своих владений.

От этого царства не сохранилось никаких записей, но можно предположить, что мусульманские историки упоминали его для обозначения границы владений Чача и местных дигвиджаев, дальше которой «завоеватели четырех сторон света» не прошли. Историки пишут, что на севере Чач дошел до Кашмира. Даже если это означает не Кашмирскую долину а просто территорию, которая тянулась тогда до самых равнин Пенджаба, брахман наверняка дошел до подножий Гималаев, потому что там была посажена чинара (платан) и деодар (гималайский кедр), отмечавшие границу. Такие деревья растут в горах. На западе Чач заявил права на Макран — прибрежный район Белуджистана, где посадил пальмы, а на юге добрался до устья Инда. Владениям Чача не хватало только Гандхары на северо-западе, чтобы занять всю территорию современного Пакистана. Как настоящий дигвиджая, он не завершил свои завоевания лишь из-за того, что восточная часть мандалы утопает в песках пустыни Тар^{129}.

Зато именно Чач (или его наместник в провинции Синд) смог отбить нападение арабов через Боланский проход в 663 году. Больше нападений не было, и в 674 году, после славного правления, Чач «умер и отправился в ад» согласно записям правоверных мусульманских историков. На престол взошел его сын Дахир, который в 708 году встретил следующее, гораздо более решительное нападение арабов.

На этот раз причиной беды стало пиратство. Корабль, перевозивший женщин и детей погибших на Шри-Ланке купцов, попал в засаду у порта Дебал (возле современного Карачи). Его захватили ужасные меды — пираты. Жен и детей больных и погибших купцов царь Шри-Ланки передавал аль-Хаджаджу ибн Юсуфу, наместнику халифа в Ираке и всей восточной части империи. Произошел международный конфликт, вроде того, что случился в Аравийском море в конце XVIII века. Аль-Хаджадж потребовал, чтобы Дахир обеспечил освобождение пленных. Однако Дахир не мог этого сделать, даже если бы хотел. Он ответил: «Женщин захватили пираты, а над ними я не властен»^{130}. Недовольный таким ответом, аль-Хаджадж послал к Дебалу боевые корабли. Они были разбиты, командующий погиб. Вторую эскадру ожидала та же участь. Неясно, сыграл ли Дахир в этих сражениях активную роль, но он ничего не сделал, чтобы осадить своих подданных, и аль-Хаджадж возложил ответственность на него. В 708 году ситуация разрешилась.

Командующим войсками халифата назначили Мухаммада ибн Касима — кузена аль-Хаджаджа и способного полководца. Его снабдили машинами для осады города и 6000 отборных сирийских солдат. Ничего не забыли — согласно одному из летописцев, Ибн Касим получил все, что просил, вплоть до ниток и иголок. Может, это просто фигура речи, но такой подход к сборам говорит о значительности похода и личности предводителя.

Осадные машины пригодились. Сухопутные войска требовались, чтобы подавить сопротивление жителей приморья, но в город они войти не могли. Даже манджаник, гигантский требушет, катапульта, которую обслуживали 500 человек, оказался бессилен против стен Дебала. Но тележку манджаника сделали короче и выше. Он смог бить дальше, и его пристреляли к башне главного городского храма, на которой вызывающе развевался ярко-красный флаг. После нескольких промахов последовал удачный выстрел, флаг упал, «и идолопоклонники познали горечь поражения». На самом деле горожане пришли в ярость и, желая отомстить за святотатство, полегли в бою. «Город взяли штурмом, и резня продолжалась три дня», — пишет аль-Биладури. Храм частично разрушили, его «жрецов» (вероятно, буддистов или брахманов) умертвили. Для четырехтысячного гарнизона, который остался в городе, построили мечеть.

Тем временем Ибн Касим двинулся в глубь страны, затем к западному берегу Инда. В летописях упоминаются какие-то «шаманы» (вероятно, шриманы или буддистские монахи) из «Неруна» (вероятно, Хайдарабад в Пакистане), которые рассуждали о ненасилии и пытались договариваться с захватчиками. Благодаря этой «пятой колонне буддистов»^{131}, как язвительно назвал их известный историк, Нерун капитулировал. Дахир остался на другом берегу реки, в отчаянии, зато невредимый — Ибн Касим то ли не смог, то ли не захотел переправляться. Наконец из Багдада пришел приказ о переправе. У берега собрали мост из связанных между собой лодок. Один конец пустили по течению, и когда он пристал к другому берегу, солдаты сразу же ринулись вперед.

«Столкновение было ужасным», — пишет аль-Биладури. Остается вспомнить битву Александра Македонского с Пором. Снова индийское войско выказало невероятную отвагу и опять чашу весов склонили в сторону чужеземцев бежавшие в панике слоны. Сам Дахир сидел на спине хорошо всем заметного альбиноса. В зверя попала горящая стрела, и он бросился в реку. Там Дахир стал удобной мишенью. Со стрелой в груди, он продолжал биться, но едва остался без слона, как удар меча разбил ему голову. К вечеру, как пишет аль-Биладури, «Дахир умер и отправился в ад. идолопоклонники бежали, а мусульмане насладились убийством».