История Индии

Появление Бабура в Индии

5 июля 1505 года город Агра содрогнулся от сильного землетрясения. Феришта писал, что «столь жестоких землетрясений в Индии прежде не бывало… Жилые дома сровнялись с землей, похоронив под обломками тысячи человек»^{223}. Выжившие сочли бедствие дурным знамением. Сикандер Лоди, второй из трех султанов Делийских этой династии, всего лишь год назад отпраздновал возвращение прежних владений султаната. Агру он собирался сделать второй столицей. Раньше это был неприметный городок, но Лоди решил подчинить народы, жившие к югу от Джамны. Город был перепланирован и окружен мощной крепостной стеной. В это время был заложен «фундамент современной Агры»^{224}.

Почти сразу после постройки стены были разрушены землетрясением, но это не остановило Сикандера Лоди. Он продолжил строить новую столицу и громить ближайших соперников-раджпутов. Среди последних оказался раджа Ман Сингх из Гвалиора. Подвластная ему крепость Нарвар пала. Но перед отвесными скалами самого Гвалиора, его отлично защищенной крепостью-дворцом войско Лоди, не имевшее пушек, оказалось бессильным. Осада Гвалиора длилась несколько лет и стоила невероятных затрат. Вдобавок о неудаче Лоди узнал новый правитель Кабула, молодой и заносчивый.

Захир ад-дин Мухаммед по прозвищу Бабур (Тигр) уже проявлял интерес к тому, как идут дела в растревоженном Пенджабе, который формально находился под властью Лоди и граничил с афганскими владениями Бабура. В 1505 году — как раз в год землетрясения — он совершил первую вылазку через границу. Это было еще одно знамение, которое Лоди оставил без внимания. Бабур сделал свои выводы. Как пишет биограф, «Сикандер Лоди, воюя с Томарами (то есть гвалиорскими раджпутами), преступно пренебрегал северо-западной границей с Пенджабом»^{225}.

Положение дел усугублялось тем, что Лоди враждовали и между собой. Предприняв в течение двадцати лет пять вторжений, Бабур сумел свергнуть наследника Сикандера и, взяв Дели и Агру, провозгласил в Индии могольскую империю, или империю Великих Моголов, как ее принято называть. Она продержится два века и охватит большую часть субконтинента. С помощью Бабура — первого из Великих Моголов — лоскутная история индийского субконтинента начала формироваться в монолитную историю Индии.

В своей книге «Бабур-наме», его собственных воспоминаниях, изложенных с подкупающей прямотой, «одном из самых увлекательных и романтических литературных произведений всех времен»^{226}, Бабур предстает перед нами в образе совара, воина, полного жизненной силы, живущего в седле. Прирожденный авантюрист, он был неутомим, как настоящий кочевник, удачу считал закономерностью, а неудачу— временным затруднением. На людях всегда действовал решительно. За размышлением следовало решение, за решением — неизбежно действие. В воспоминаниях своих подданных он предстает веселым и обаятельным, как его английский современник, принц Гэл. И если у Генриха VIII всякие колебания давились тучностью и толстокожестью, то Бабур сохранил и чувствительность души, и живость рассудка. В его характере, наряду с такими чертами, как талант и храбрость, присутствовала удивительная эмоциональная уязвимость. Короткое стихотворение могло доставить ему не меньшую радость, чем удачный кавалерийский маневр. Слабое здоровье он считал расплатой за бурную молодость — будучи стойким сотрапезником, нередко после трапезы он мучился похмельем. Готовясь к главной битве, он отказался от спиртного окончательно. Еще интересно, что запах мускатной дыни напоминал ему о покинутой родине — Средней Азии — и вызывал ностальгию и слезы.

Тягой к приключениям он был обязан не только собственной судьбе, но и предкам. По линии матери в дальних предках Бабура числился Чингисхан, а по линии отца он был в пятом поколении потомком Тимура, который в 1398 году отнял у Туглукидов Дели. По этой причине Бабур имел лестное, хотя и весьма сомнительное право на власть над северной Индией. Но первый свой выбор он остановил не на Индии и даже не на Кабуле. Его наследственное владение находилось за Амударьей, в Ферганской долине, к востоку от современного Ташкента. Там в 1484 году он родился. Несмотря на монгольские корни, вырос он в тюркских и мусульманских традициях маленького государства, осколка прежней империи Тамерлана. Его основным языком был тюркский (староузбекский), он даже писал о себе и своих последователях как о тюрках. Его ислам был суровой, будничной верой, продиктованной скорее повседневными нуждами и ветром походов, чем красотами теологии. И усвоил он вероучение в Самарканде, столице Тамерлана, культурном центре Средней Азии. В возрасте пятнадцати лет Бабур занял Самарканд, но вскоре его сместили узбекские соперники. Еще дважды он брал город и дважды его терял. Поход на Кабул был всего лишь отвлекающим маневром. Да еще утешением для Бабура, иначе отступление от Самарканда выглядело бы просто бегством. Сам Тимур пришел в Среднюю Азию из Афганистана. Бабур поступил наоборот. В 1504 году он пересек Амударью, затем Гиндукуш и взял Кабул.

Как еще один зловещий знак, в 1505 году состоялся очередной рейд Бабура через границу Индии. Следующие 14 лет он провел, укрепляя свое положение в Афганистане и лелея мечту вернуть Самарканд. Об этой мечте он писал на закате своего правления: «Мои желания в Индостане неизменны». Они не изменились ив 1519 году, когда возникла идея большого похода, и в 1525, когда поход состоялся. Бабур вышел с мобильным войском, закаленным в боях в Средней Азии. После переправы через Инд, к северу от Аттока, войско тщательно пересчитали. «Отрядов малых и великих, дурных и добрых, временных и постоянных набралось на 12 000 человек». Казалось, замахиваться на столь крупную цель такими малыми силами неразумно. Но Бабура вдохновляли две идеи.

Во-первых, он обзавелся огнестрельным оружием. В производстве пороха противники Бабура, Лоди, отставали от всех царств и султанатов юга и Декана. Нет никаких упоминаний о пушках или фитильных ружьях в их армии. А у Бабура было и то и другое. Хотя сам он предпочитал стрелять из лука, но в достоинствах артиллерии убедился еще в Средней Азии. Поэтому он набрал в войско стрелков и теперь желал опробовать осадные орудия в деле и посмотреть, насколько удобно их перевозить. Во время последнего похода в Пенджаб его поразили возможности ружей. Теперь войско было пусть не слишком многочисленным, зато огневой мощью могло подавить пехоту, конницу и слонов.

Во-вторых. Бабуру на пользу шло постоянное соперничество между Лоди. Сикандеру наследовали двое сыновей, которые поделили султанат пополам. Ибрагим унаследовал Дели, потом победил в Джаунпуре своего брата, но настроил против себя знать, и индусы восстали, в том числе раджпутский князь Рана Сангха из Мевара. Раджпут предложил Бабуру совместные действия против Лоди. В 1523 году он, будучи наместником в Пенджабе, позволил Бабуру захватить Лахор и бросить вызов султанату. Даулат-хан решил противиться Бабуру в то время, как многие другие Лоди, даже сын Даулата, поддерживали Бабура.

В результате 12 000 могольских воинов перешли реки Пенджаба беспрепятственно. Под стенами Лахора Даулат-хан, хоть и был уже стариком, повязал на пояс две сабли и вознамерился остановить пришельца. «Этот человек неотесанный и тупой», — жалуется Бабур^{227}. Когда старик сдался, Бабур приказал ему преклонить колени, а дурацкие сабли перевесить с пояса на шею. Используя свободное время чаще для развлечений, чем для мести, Бабур двинулся на Рупар, Амбалу и Дели.

Подобным же образом описано, как Ибрагим вышел из Дели, чтобы сразиться с ним. Хотя Бабур пишет, что его силы сократились, пока он шел через Пенджаб, но к войску примкнули дезертиры, бежавшие от Лоди. Впрочем, когда в апреле 1526 года оба войска встретились у Панипата, в 80 километрах севернее Дели, армия Ибрагима все равно обладала десятикратным численным превосходством.

Бабур не отчаивался. К Лоди он не испытывал ничего, кроме презрения. Ибрагим был новичком, мало смыслившим в искусстве ведения войны, не умевшим «ни встать, ни двинуться, ни сразиться». Неделю он простоял без дела, потом его втянул в бой отряд могольских всадников. Он бросился вперед без всякого плана, без порядка. Бабур поджидал на хорошо подготовленной позиции, имея с одного фланга стены Панипата и заросли кустарника — с другого. По фронту построили заграждение из 700 соединенных между собой повозок. Между ними расположились стрелки с ружьями. Через каждую сотню метров были оставлены проходы для конницы. В резерве стояли дополнительные летучие отряды. Когда битва началась, они донимали врага с флангов и напирали с тыла. Ибрагиму не осталось места для маневра. Он постоянно бросался в атаку, но прорваться за ряд повозок не смог. Его войско теснили с флангов, оно толпилось в центре, не в силах ни наступать, ни отойти. Вот так численное превосходство, которое должно было стать козырем против Бабура, сыграло против Лоди. «По милости Аллаха это трудное дело оказалось для нас легким. — писал Бабур. — За полдня вся эта вооруженная толпа была повержена наземь». По самым скромным подсчетам число убитых составило 15 000 человек, в их числе был и сам Ибрагим.

Преследуя уцелевших, Бабур ворвался в Дели, пока Хумаюн — его сын — «быстро, налегке направился в Агру», чтобы занять город и завладеть казной. Помимо сокровищ в Агре обнаружилась мать Ибрагима и семейство раджи Викрамадитьи Гвалиорского. Гвалиор с 1519 года подчинялся власти Лоди, и Викрамадитья, наследник Ман Сингха, стал их вассалом. Сражаясь у Панипата под знаменами Ибрагима, он должным образом «отправился в ад». Вероятно, для того, чтобы заслужить милость победителя, домочадцы Викрамадитьи преподнесли Хумаюну «много драгоценностей и самоцветных камней. В числе их был знаменитый алмаз, который якобы велел привезти султан Ала ад-дин. Этот алмаз пользуется такой славой, что один оценщик определил его стоимость в два с половиной дневных расхода всего мира». Если под Ала ад-дином подразумевался султан Хильджи, значит, этот алмаз добыли во время похода «Аладдина» в Декан, потому что основные алмазные копи находились в Голконде (Хайдарабад). Неизвестно, как достался этот камень гвалиорским раджам, но многие специалисты сходятся во мнении, что в «Бабур-наме» речь идет о знаменитом камне Кохинур (Гора Света). Считалось, что этот камень дает своему владельцу власть над миром или ведет к неотвратимой гибели, смотря как толковать его удивительную историю. Иногда его называют «алмазом Бабура», хотя первый из Моголов никогда на него не претендовал. Хумаюн предложил камень отцу, но Бабур благоразумно отказался: «Когда я прибыл, Хумаюн поднес мне этот алмаз, а я снова подарил его Хумаюну»^{229}.

Хоть Бабур никоим образом не был правителем мира, под его властью оказались Пенджаб, Дели и Агра, и уже это поставило его в критическое положение. Одно дело разбить ненавистного Ибрагима, а другое — держать в подчинении необузданную афганскую знать, наводнившую Индию с легкой руки Лоди, а затем присвоившую владения Лоди. Даже население Агры проявляло враждебность. «Когда мы прибыли в Агру, между нашими людьми и тамошними людьми сначала царила удивительная рознь и неприязнь». Все междуречье находилось в руках врага, как и Алигарх, Баяна и Дхолпур, откуда недалеко и до самой Агры.