История Индии

Превосходство

Экономические показатели Индии в периоды древнее современного анализировать труднее, чем показатели других стран. Только благодаря книге Абу-л Фазла «Айн-и-Ак-бари», многочисленным отчетам иноземных путешественников и тщательному анализу недавно проделанному такими учеными, как Ирфан Хабиб^{253}, можно собрать некоторые статистические данные за период с конца XVI века. Совмещая различные методы вычислений, можно оценить численность населения индийского субконтинента на 1600 год в 140 миллионов человек. Из них около ста миллионов жили на широкой полосе земли между Гималаями и султанатами Декана — там, где находилась империя Акбара. В то время, когда население Британских островов едва достигало пяти миллионов, а всю Западную Европу населяло чуть меньше сорока миллионов человек, Индия не испытывала недостатка в живой силе. Путешественники, как европейцы, так и азиаты, восхищались многолюдностью городов и тем, как близко друг к другу стоят селения. Бабур не испытывал восторга перед искусством мастеровых, но был поражен их многочисленностью. На службе у Тимура трудилось 200 резчиков камня из Самарканда. Бабур располагал 1500 резчиками, главным образом из Агры. «Также и всяких других ремесленников и рабочих в Хиндустане бесконечное и несметное множество», — писал он^{254}.

Имея столь могучие людские ресурсы, страна не оскудевала ни в каком смысле. Напротив, изобилие рабочей силы порождало изобилие товаров, которым так славилась эпоха Великих Моголов. По сравнению со Средней Азией преимущество Хиндустана в том, что «это обширная страна, золота и серебра там много», как решил Бабур. Но ни золото, ни серебро нигде на индийской территории в больших количествах не добывалось — эти богатства копились в результате внешней торговли. Настоящим преимуществом были огромные размеры страны, а не изобилие драгоценных металлов, потому что обширные земли, расположенные главным образом в зоне муссонного климата, давали богатый урожай.

Земля и труд — вот источники богатства Индии. А насколько успешно этими ресурсами распоряжались, как сохраняли и распределяли полученные богатства, зависело от надежности правящего режима. Значит, было бы ошибкой считать за основу экономики лишь землю и труд. Затраты на содержание хозяйства обычно учитывались при общей оценке размеров урожая. По самым ранним сведениям, в Индии часть урожая отдавалась на ритуальные нужды, то есть не для людей и не в собственность. Все налоги и подати назначались, указы и законы издавались с учетом этой доли, которая вычиталась из общей оценки.

Эти законы устанавливали, как должен земледелец распоряжаться полученным излишком продуктов, и они очень сильно менялись от области к области, от периода к периоду, от урожая к урожаю. Даже в одной и той же деревне у разных земледельцев излишки урожая могли изыматься тремя или четырьмя способами. Некоторые земли могли составлять джагир крупного эмира, другие даровались религиозным учреждениям, третьи были закреплены за короной (кхалса). Вдобавок к серьезным и, как правило, удаленным претендентам на урожай находились мелкие, но настойчивые желающие из местных. Среди них были те, кто участвовал в непосредственном сборе дани, от деревенского старосты до заминдара (буквально «землевладелец», но этим словом стали называть откупщиков налогов и вообще любое сельское начальство).

Хотя теоретически этим претендентам полагался определенный процент урожая, а прочее должно было оставаться земледельцам, в реальности отнимали все, за исключением самой малости на посев и пропитание. «Вся сложная система налогообложения, которую использовала могольская администрация, сводилась лишь к тому, чтобы отнять у крестьян как можно больше»^{255}.

Как следствие, участь крестьянина не была счастливой даже в хорошие годы. Франсуа Бернье, французский путешественник, который много странствовал по Индии в 60-х годах XVII века и сообщал о своих открытиях первому министру Людовика XIV, писал, что индийские крестьяне «живут в постоянном трепете». Тирания джагидаров, заминдаров и тому подобных чиновников «часто переходит всякие границы, отнимает у крестьян и ремесленников все необходимое для жизни, так что они умирают от голода и нищеты». Более того, «бывает, что они покидают землю, чтобы поступить в услужение к какому-нибудь всаднику, или бегут, куда только могут, к соседям, в прежде найти более мягкое обращение».

Бернье считал, что корень проблемы — в отсутствии прав на частную собственность. Как и большинство европейцев, он принимал подати за признаки принадлежности всей земли царю. Значит, по мнению Бернье, земли не переходят по наследству и могут в любой момент перераспределяться государем по его усмотрению, а джагирдары, которые могут эту землю в любой момент потерять, не видят смысла тратиться на полив и благоустройство. «Зачем мне вынимать деньги из моего кошелька, — думают они, — и стараться вносить улучшения в землю или хорошо содержать ее, если я вечно накануне того, что у меня ее отнимут или заменят другой, если я вечно работаю не для себя, не для своих детей?» Таким же образом рассуждали и крестьяне: «Зачем же я буду трудиться для тирана, который завтра придет и заберет все или, по крайней мере, самое лучшее, самое прекрасное и, если только ему взбредет такое на ум, даже не оставит мне на нищенское существование?»

Без сомнения, Бернье чересчур обобщает. Его Индия 60-х годов XVII века еще не отошла от кризиса наследования, за которым началась гражданская война. Большая часть Декана, по которому он путешествовал, была охвачена смутой. Как прилежный наблюдатель, он отмечал, что Индия страдает от неправильного управления и что министру финансов Людовика, Жану-Батисту Кольберу, было бы полезно провести радикальные реформы, имея в виду эти сведения. Также Бернье не обратил внимания на то, что изрядная часть северной и центральной Индии в последние годы правления Акбара и в правление его наследников— Джихангира (1605–1627) и Шах-Джахана (1627–1658) — переживала период необычайной политической стабильности. Изъятие урожая и транспорта на нужды армии и использование труда населения в военных целях почти полностью прекратились. Рынки работали хорошо, меры и веса были стандартизированы, наличные деньги циркулировали. Население постепенно росло, росла и производительность труда. Даже покинутые деревни, о которых писал ученый, могли быть заброшены просто потому, что крестьяне ушли осваивать новые поля, до которых из старых домов неудобно добираться. В XVII веке таким образом было распахано много пустовавших земель.

Промышленность и торговля тоже переживали подъем, благодаря стабильным условиям и безопасным дорогам. Дороги, на многих из которых до сих пор стоят косминары (кирпичные или каменные башенки, построенные через равные промежутки пути, как верстовые столбы), связали столицы провинций и торговые центры с главной осью империи, Агра — Дели — Лахор. Во всех трех городах вокруг царского дворца выросли поселки мастеровых: портных, парфюмеров, ювелиров, резчиков по слоновой кости, шорников, плотников. Вокруг проживали целые армии архитекторов, инженеров, каменщиков и полировщиков, которые вечно требовались для амбициозных строительных проектов. Подобные городки окружали индийскую знать в провинциальных столицах, таких как Ахмадабад, быстро выраставших в крупные города. В походе царские войска сопровождали кузнецы, оружейники, погонщики слонов, изготовители шатров и интенданты.

Появление на рынке новых европейских торговых компаний также стимулировало предложение, особенно тканей из хлопка: муслина, тафты, парчи, батика, домоткани из Гуджарата, Бенгалии, Голконды и страны тамилов. Лондонская и Голландская Ост-Индские компании, основанные в 1600 и 1602 годах соответственно, старались преодолеть монополию португальцев на торговлю пряностями. Вскоре их заинтересовали индийские мануфактуры. В правление Джихангира, прямого наследника Акбара, обе компании открыли торговые дома в Сурате, который с тех пор и по сей день является главным портом Гуджарата. Они начали вклиниваться в давние торговые отношения между восточным побережьем Индии и Юго-Восточной Азией. Очень долго эти компании оставались политическим недоразумением, но к 1640 году они уничтожили монополию Португалии на восточных морских торговых путях. На европейских рынках появились дешевые ткани из хлопка, удобные для отделки и стирки. Множество кораблей, как крупных компаний, так и частных, отправлялись в Индию, а поскольку за товар обычно расплачивались слитками, в страну потекло серебро.

Но все это не улучшало жизнь земледельца. В эпоху Великих Моголов их положение, возможно, даже ухудшилось. В отличие от наяков империи Виджаянагара, чиновники и джагирдары редко владели своими наделами настолько долго, чтобы обеспечить населению приличные условия. Зато царские указы редко встречали сопротивление, и знать не бунтовала, за одним важным исключением — мятежи устраивали те, кто претендовал на трон. Реформы, проведенные Акбаром, прижились и превратили субконтинент в сильную, централизованную политическую структуру. Но это объединение проводилось «сверху» и не улучшало жизни производителей товаров. «Государство Моголов было ненасытным Левиафаном, — пишет Тапан Райчаудхури в издании «Кембриджская экономическая история Индии», — нагрузка на экономику определялась прежде всего неуемными аппетитами по отношению к ресурсам»^{257}.

Реформы Акбара были направлены на создание двух механизмов контроля: централизованной бюрократии и стандартной системы военных чинов. В каждой образовалась отдельная иерархия, и пересекались они на самом верху. Создание бюрократии началось с того, что Акбар отказался от должности первого министра. Вместо этого он учредил четыре министерства и назначил их глав: по доходам и финансам, по военным делам и разведке, по вопросам религии и правосудия и по вопросам хозяйства и общественных работ. В столицах большинства провинций (Лахор в Пенджабе, Аджмер в Раджастхане и др.) управление было организовано так же. По мере того как в империю входили новые регионы, в них вводилась та же система. Все министерства подвергались проверкам. Большинство чиновников состояли на жаловании, а самые старшие чиновники получали джагиры (доходные имения) и звания в военной иерархии.

Система военных чинов — второй из механизмов Акбара — присваивала каждому офицеру ранг, которым определялось его положение. Вдобавок эта система определяла, сколько вооруженных всадников (соваров) для армии государя содержал офицер. От высших чинов требовалось содержать еще и запасных лошадей, транспорт, слонов. Таким образом, все эмиры и многие мансабдары (офицеры меньшего ранга) имели двойной ранг: личный (зат) и воинский (совар). Все должности даровались государем, он же мог понижать, повышать ранг, смещать со службы. Система предусматривала множество способов поощрения, с ее помощью способные полководцы и администраторы продвигались по службе. Она способствовала личной преданности царю и в то же время объединяла тюрков, персов, афганцев, раджпутов и индийских мусульман, составлявших знать, в единую военную структуру.