История Индии

«Государь не признает родства»

В 1675 году в Лондоне впервые поставили «Аурангзеб», романтическую стихотворную трагедию английского поэта Джона Драйдена, во многом основанную на заметках Бернье. Благодаря таким сочинениям, слова «Великий Могол» для англичан стали обозначать аристократического правителя и невообразимую роскошь. Все иноземные путешественники, являвшиеся ко двору шести Великих Моголов (Бабура, Хумаюна, Акбара, Джихангира, Шах-Джахана и Аурангзеба), свидетельствовали о твердой царской власти и были потрясены блеском царского двора. Особенно это проявлялось в архитектуре, но ею не исчерпывалось. Параллельно с рассказом о событиях описывалось завораживающее зрелище литого золота и гравированного серебра, драгоценных шелков и парчи, массивных каменьев, бесценных ковров и инкрустированного мрамора. Сэр Томас Роу, посол Иакова I Английского, человек, исполненный сознания собственной значительности, был заворожен, увидев Джихангира в парадном облачении. Пояс падишаха был золотым, щит и меч усыпаны огромными алмазами и рубинами.

Бернье тоже был восхищен. «Несметное количество ювелирных изделий самого разнообразного вида и рода, из золота и серебра, а также громадное количество жемчуга и драгоценных камней всякого рода, больших размеров и высокой стоимости; не знаю, существует ли в мире государь, который имел бы их больше».

Несмотря на весь этот внешний лоск, возникало сомнение в подлинности благополучия Моголов. По сообщению Бернье о доходах Аурангзеба в 60-х годах, «он один получает больше, чем турецкий султан и король Персии, вместе взятые». Но расходы его, продолжал француз, тоже велики. Хотя прибыль со времен Акбара удвоилась (благодаря реформам Тодар Мала и за счет новых земель), расходы также выросли. Падишаха можно считать богатым, «если только не учитывать, что казначей, получающий крупные суммы денег одной рукой и одновременно вынужденный их раздавать другой, действительно вследствие этого богат»^{262}. Что же касается золота и камней, это не доход, а дары, дань и трофеи, «добыча, взятая у древних князей и у раджей». Представляя огромную ценность, они не имеют практической пользы. Долгое время Индия была «пропастью, поглощающей золото и серебро», перерабатывавшей экономический потенциал в браслеты, ожерелья и прочие украшения.

Возникают также сомнения относительно численности имперской армии. Жан де Тевено, еще один французский путешественник в империи Аурангзеба, считал, что падишах и его мансабдары содержат трехсоттысячную конницу. Именно так сказано в его записях. «Говорят, что они и вправду оплачивают столь большое войско». Но небрежность мансабдаров в вопросах содержания военной силы известна. «Верно, что они едва могли должным образом содержать половину от того числа людей, которое им положено. Потому, когда Великий Могол собирается в какой-нибудь поход, его войско не превышает 150 000 конников. В армии очень мало ног, зато ртов 300–400 тысяч»^{263}.

Хуже того, размеры армии, как и государства, не всегда соответствуют ее мощи. Долгое правление Акбара (1556–1605) отмечено рядом громких и славных завоеваний, но их почти свели на нет мятежи и смуты. В 1600 году принц Салим, будущий Джихангир, попытался захватить Агру, пока Акбар усмирял Декан. В 1602 году он объявил себя падишахом. А в 1605-м, за несколько недель до смерти Акбара, установил колонну Ашоки в Аллахабаде и, между эдиктами Маурьев и восхвалениями Самудрагупты, дерзко вписал свою родословную. Абу-л Фазл, который числился теперь не только хронистом, но и полководцем, был отправлен объясняться с принцем, но по пути его хладнокровно убили по приказу Салима. И даже после этого и после примирения с отцом, когда Салим-Джихангир был утвержден в правах наследника, часть знати выступала против, предпочитая его сына Хосрова. Когда отец стал падишахом (его имя значит «Покоритель Мира»), Хоеров бежал на север, был осажден в Лахоре и принужден к сражению. Его захватили в плен и, по приказу отца, ослепили на месте.

«Верховная власть не терпит отеческих отношений, — пояснял Джихангир в своих назидательных, но ужасно наивных мемуарах. — Говорят, что государь не признает родства»^{264}. Атмосфера недоверия между отцом и сыном или между братьями — отличительная черта всей эпохи Великих Моголов. Она порождала внутренние кризисы и обходилась дороже любой внешней угрозы. О другом источнике бед Джихангира сказано в персидском стихотворении:

Из волчьего щеночка волк растет,

Пусть даже он среди людей растет.

В данном случае так и вышло. В 1622 году принц Хуррам, второй и любимый сын Джихангира, которого тот уже удостоил титула Шах-Джахан (Повелитель Мира), избавился от старшего брата (слепого Хосрова), а затем поднял мятеж против отца. Щенок действительно оказался волком. Четыре года безумным хороводом водил Шах-Джахан войска империи по полям и дорогам. Отец и сын примирились только в 1627 году, за восемь месяцев до смерти Джихангира. Затем последовало новое кровопролитие, когда, добиваясь трона, Шах-Джахан избавлялся от второго брата и прочей родни.

Кровопролитие продолжалось и дальше. «Не признававшие родства» четверо сыновей Шах-Джахана в свой срок поднялись на отца, а затем и друг на друга. Когда в 1658 году Аурангзеб выиграл это состязание, сместив отца, Шах-Джахана, и отправив его до скончания дней в заточение, он мотивировал свой поступок традицией предков. Дескать, он посягал на власть Шах-Джахана, как тот посягал на Джихангира, а Джихангир — на Акбара. Разумеется, самого Аурангзеба тоже ждал мятеж со стороны потомства.

В таких жестоких раздорах пролетела большая часть XVII столетия. За это время были даже робкие попытки расширить империю Великих Моголов. В начале своего правления заметных успехов добился Джихангир. Принц Хуррам (Шах-Джахан), который в то время был любимым сыном, а не отщепенцем, покорил раджпутов Мевара. С тех пор как Рана Удаи Сингх бежал из Читора и город был взят Акбаром, меварский клан Сесодия восстановил силы. Под предводительством РанаАмар Сингха он успешно отражал нападения Моголов. Хуррам повел на него огромную армию, делая ставку не на героические осады, а на тактику блокады и измора. Великой битвы не случилось. По этому поводу Роу — английский посол — ядовито заметил, что клан Рана скорее купили, чем покорили, и верх одержало не оружие, но взятки^{265}.

Тем не менее прибытие ко двору сына Рана Амар Сингха оказалось мерой достаточной для того, чтобы защитить Мевар от позорных обвинений. Джихангир, добившийся успеха там, где не преуспели Акбар и Бабур, оказался великодушным победителем и позволил юному принцу Мевара сохранить лицо, не потребовав личного подчинения ни от него, ни от любого из клана Рана, кто будет находиться на престоле. Наследники Амар Сингха сохранили добрые отношения с Хуррамом, обеспечивая ему убежище, когда он находился в бегах, и поддержку, когда он обретал силу. Во время правления Шах-Джахана Джагат Сингх украсил озеро в Удайпуре островом из белого мрамора, на котором позже возник Озерный дворец — Джагнивас.

Но когда у Великих Моголов наступил очередной кризис наследования, клан Рана допустил ошибку. У Аурангзеба не нашлось времени на бывших союзников отца, полулояльных индийских князьков. С этого времени каждый раджпут становился в зависимость от могольского эмира или объявлялся вне закона, как те «рашбуты», которых в 90-х годах германский путешественник Альберт де Мандельсо описал как разбойников, бандитов с большой дороги. Вражда между Моголами и Меваром набирала обороты.

В то же время в приграничных районах империи Джихангир и Шах-Джахан пытались подражать политике Акбара, но получалось плохо. На востоке, там, где теперь находится Бангладеш, ахомы — шанский народ верхней Бирмы — предупредили нападение Моголов на Ассам, отразив их атаки. На севере, у подножий Гималаев, в 1618 году Шах-Джахан долго и упорно пытался захватить крупную крепость Кангра (теперь она находится на территории штата Химачал-Прадеш). И снова Джихангир, который в то время еще был падишахом, присвоил победу себе. Джихангир похвалялся, что до этого дня, когда «меч ислама и слава веры Мухаммада» воцарились в Хиндустане, ни один государь не мог покорить этих мест^{266}. Очевидно, его не заботило, что еще шесть веков назад Махмуд Газневи взял крепость Нагаркот. Мелкие завоевания происходили на севере, у границ Кашмира. Джихангира зачаровывали кашмирские озера с ивами по берегам и прохладный климат. Да еще новые победы Хуррама на закате правления отца окончательно обеспечили покорность раджи Гархвала, небольшой горной страны в Уттар-Прадеше.

Ни одно из этих завоеваний не стоило затраченных на него усилий и не имело большого стратегического значения. Две сухопутные границы империи — северо-западная и южная, с Деканом, — существенно различались по своему характеру. Вторжения можно было ждать отовсюду, обе стороны старались приютить диссидентов, бежавших от режима Моголов. Титулы Покоритель Мира (Джихангир) и Повелитель Мира (Шах-Джахан) соседи без внимания оставить не могли. Но особых успехов в покорении вселенной не наблюдалось. Кандагар — торговый и стратегический центр Афганистана, который Акбар отдал Персии, а Хумаюн вернул — снова был потерян. Когда персидский шах Аббас в 1622 году двинулся на город, Джихангир велел Хурраму двинуть войска на его защиту. Этот приказ побудил сына перейти от подозрений насчет отцовских планов на передачу власти к прямому мятежу. Отцу пришлось ответить на вызов, а Кандагар достался персам. Хотя, став падишахом, Шах-Джахан неоднократно устраивал походы, чтобы вернуть город, все они не имели успеха. Так же безуспешно он дважды ходил в северный Афганистан, на Балх и Бадахшан. Мечта потомка Тимура воцариться в Самарканде осталась неисполненной.

Декан казался более легкой и более привлекательной целью. В начале XVII века он еще оставался раздробленным на мелкие государства, оставшиеся после распада Бахманидского султаната. Главные из них — Ахмаднагар (в Махараштре), Голконда (впоследствии Хайдарабад) и Биджапур (в Карнатаке) — на некоторое время объединились для завоевания Виджаянагара. Акбар ближе к концу своего правления предпринял ряд нападений на Ахмаднагар, которые в 1600 году окончились взятием города. Это привело к распаду Ахмаднагарского султаната, который и без того страдал от войн с Биджапуром. Во всеобщей суматохе возник неудачливый, хотя и очень способный «творец монархов». Малик Амбар был африканским негром, хубши, купленным на багдадском невольничьем рынке и отправленным в Декан. Там он отличился на военной службе, а теперь в качестве военачальника и политика пытался восстановить Ахмаднагарский султанат. Говорят, как администратор, он был беспристрастен, не делал различий между индусами и мусульманами. Он ввел у себя многие из реформ, которые в государстве Великих Моголов разработал раджа Тодор Мал. Как военачальник, он побед не одерживал, но прославился как самый находчивый и неунывающий командир своего времени. Часто вынужденный прибегать к тактике партизанской войны, он полагался главным образом на отряды конницы, которые состояли из наследственной индийской аристократии народа Махараштры, называемого маратхами. Часть маратхов служила в армиях Биджапура и Голконды. В атмосфере запутанных отношений Декана эти вожди, получив сигнал малика Амбара, набросились друг на друга.