Атаманова казна

– Как там? – спросил мимоходом Филатова, взглядом указав на приоткрытую дверь маслобойного цеха.

– В куски, командир. – удовлетворённо пробурчал тот.

Шайдавлетов уже успел спеленать пойманого по рукам и ногам, задрав ему голову за волосы и зло шипя что-то на ухо. Тот не слушал, кося в сторону Туманова настороженным взглядом.

– Смотрите в оба.

Туманов быстро прошёл в помещение цеха, едва не наступив в лужу крови у самого порога. Внутри всё тоже было в кровавых брызгах, в середине небольшого цеха, рядом с прессом, лежали бесформенной кучей останки двух бойцов из прибывшей команды, действительно изрубленные в куски. Было очевидным, что пластать их начали от самого входа, не дав даже вытащить оружие, которое отдельной кучей лежало в стороне: шашки в ножнах, наганы в кобурах, а справа от двери стоял отрубленный поперёк голенища сапог, со стопой внутри. Выглянул во двор, распорядившись тщательно обыскать всех убитых и пленного. Сам вернулся в комнату конторы, обеспокоенный затянувшимся бездействием хозяина маслобойни. Сразу направился к нему, всё ещё сидящему за столом, и внезапно понял, что тот мёртв: вцепившиеся в стол пальцы, лицо – белы как мел, остановившийся взгляд тускл и безжизнен. Подойдя ближе с удивлением не обнаружил рядом даже намёка на сеть, которую (он сам видел) набрасывал человек в тёмном. Коснулся плеча маслобойщика, оно было окоченевшим, твёрдым, как дерево. Осмотрел помещение – никакой сети, кровь на полу и стенах, и два трупа.

При обыске обнаружили у каждого одинаковые чёрного цвета кисеты с какой-то дрянью, обезличенные предписания за подписью председателя Петроградского ВЧК Бокия: «Предъявителю сего незамедлительно оказывать всемерное содействие», десяток бумажек с описанием Туманова и золотых червонцев на триста рублей. У пленного, кроме всего был на поясе мешочек с неизвестным порошком и амулетом, в форме треугольника. Находиться на территории маслобойни дальше было нецелесообразным, оставлять тут следы своего пребывания – тоже. Не долго думая решили поступить просто: пленного завернули в тряпьё, обнаруженное под навесом, крепко связав укутали в рогожу и бросили в подводу, закидав соломой. Трупы убитых сволокли в давильный цех, вместе с их оружием и вещами кинули в кучу сухого жмыха и вылили сверху бочонок грязного льняного масла, стоявший тут же. Хозяина маслобойни положили на солому под навесом. Казаки вскочили на добытых лошадей, и не таясь выехали из ворот – пятеро всадников заехало, пятеро и уехало. А Туманов поджёг бумаги, с описанием самого себя, от них запалил давильный цех, и на подводе задами выехал за околицу, направившись к ближайшему лесу, в направлении Ивашкина. В двух верстах от слободы, у леса собрались все вместе, издали понаблюдали за горевшей ярким пламенем маслобойней: стоявшая несколько на отшибе фактория горела почти полностью, оставался целым только навес с бывшим хозяином. Суета соседей и жителей, с вёдрами и баграми, была сугубо прагматичной – не дать загореться соседним домам и избам, тушить пожар никто не пытался. Движение по улице застопорилось, собрав у места пожара несколько обозов, один из которых был артиллерийским. Выставили дозорных, углубились в лес и приступили к допросу пленного – не везти же его на базу.

Допрос организовали прямо в подводе, открыв пленному лицо в разрезе рогожи. Оставить его связанным настоял Аюпов, настороженно держась всё время за спиной пленника. Он же завязал последнему глаза куском тряпки, буркнув, что так будет лучше, и оставил командира одного. Допрашивать спеленатого в кокон человека, да ещё не видя его глаз было необычно. И собственно допроса как-то не выходило: пленник молчал, на вопросы не отвечал, вёл себя странно – как будто впал в кому или ушёл в забытье. За четверть часа Туманов не смог выяснить ровным счётом ничего, и решил уже перейти к радикальным, фронтовым методам получения информации. Вытащив нож оглянулся на окрик спешащего через лес Филатова:

– Командир, там пушку развернули!

В следующий момент в отдалении, со стороны слободы, ахнул артиллерийский выстрел. Туманов замер прислушиваясь и заслышав знакомый свист снаряда, падая успел крикнуть:

– Ложись!

Взрыв ударил в грудь земной твердью, взметнул в воздух лежалые гнилые стволы, ветки, повалил с треском деревья и перевернул подводу. Туманова отбросило на ствол растущего рядом дуба и он потерял сознание.

Чёрное да тёмное