Атаманова казна

(25 сентября)

Сознание возвращалось волнами. Сначала появилось чувство полета в невесомости, потом запах дыма и близкого жилья, накатом вернулся слух, по нарастающей, до осознания шелеста опавшей листвы и негромкого разговора рядом, а потом и глаза приняли в себя картинку: плывущее звездное небо, полумесяц за облаком и тёмные, поредевшие кроны деревьев. Сразу отреагировало тело, беря под контроль положение в пространстве. Оказалось, его несут, на самодельных носилках. Головой вперёд (слава Богу), в ногах идёт Лисин, в голове, судя по всему, Филатов. Попытался привстать, но сбоку его придержала рука Аюпова:

– Лежи, лежи командир. Уже почти пришли на базу, не надо вставать.

Впереди послышался нарастающий топот шагов: шедшие в авангарде Нуртдинов и Шайдавлетов возвращались с подмогой: Суматовым и Поздеевым. В четыре руки быстро донесли носилки до лагеря, и осторожно положили их на землю у жаркого костра. Туманов с трудом сел, голова кружилась, но тошноты не было, значит контузия была лёгкой. Согревая руки кружкой крепкого, горячего чая, слушал доклад Филатова и оживлённый разговор казаков, обычный после удачного возвращения с рейда или задания. После того, как он потерял сознание, случилось вот что.

Выстрел был один, и судя по всему случайным. Снаряд угодил совсем рядом с подводой, по другую её сторону. Она же и спасла Туманова, приняв на себя всю ударную волну и осколки. Больше никто из казаков не пострадал, только Филатов на время потерял слух. Лошадь в куски, сама подвода в щепки, и самое плохое – пропал пленник. Обыскали всё вокруг, но ничего похожего на его останки не нашли. Стали исходить из худшего из возможных вариантов – сбежал. С учётом этого, по категорическому настоянию Аюпова, трофейными лошадьми пользоваться не стали, а расседлали и оставили в лесу. Упряжь и все предметы, принадлежащие пленному, сожгли (опять же, по требованию Аюпова). Он же заставил всех показать свои обереги, которые выдавал утром, и сам лично проверил его у Туманова. Клинки шашек и ножей тоже заставил всех заново вычистить до блеска. Уже в сумерках соорудили носилки и пешим порядком двинулись в сторону базы, убрав за собой всё, что могло дать информацию о количестве и направлении движения группы. К самой базе подходили по ручью, никаких следов ни оставили. На базе за время их отсутствия происшествий не было. За одним исключением – прошлым вечером Поздеев и Суматов в карауле снова видели Осипа Ивановича и Ефросинью Савельевну. Старики появились в сумерках и долго молча стояли на полянке. Дет смотрел на казаков, оперевшись на свой посох, бабка скромно стояла с ним рядом, держа в руках узелок. Наконец оба поклонились казакам в пояс и пропали. Этому событию, памятуя их предыдущее появление, караульные большого значения не придали, но предположили, что старики благодарили за своё отмщение, а значит засада была успешной. И не ошиблись.

Итак, плюсы ушедшего дня: потерь среди личного состава нет, отряд таинственных преследователей уничтожен. Минусы: их командир упущен, потеряна подвода с лошадью.

К Туманову осторожно подсел Аюпов:

– Разреши, командир?

– Присаживайся, Юсуп. Угощайся. – протянул ему кружку с чаем.

– Рахмат. Как голова, командир? Болит?

– Уже нет, почти нормально. Что скажешь про сбежавшего, Юсуп?

Аюпов поворошил веткой рубиновые угли, проводил взглядом стайку искр, взлетевших в ночное небо и спокойно сказал:

– Плохой человек. Очень плохой. Опасный. Но не самый страшный. – помолчал, подтягивая котелок с травяным настоем и наливая в кружку, – Умеет, знает много, будет искат далше. Нас тут не увидит, толк след самим не оставлять, это мест хороший. А тебя, командир, найти сможет, если бэтейлек снимешь. Сразу увидит. Он тебя хорошо запомнил, смотрел и трогал. Я ему глаз не зря тряпка закрыл. Все его вещь я сжёг, не ругай, так надо, если не сжёг – он бы сразу узнал, где мы.

Туманов кивнул, соглашаясь, понимаю мол.

– Скажи, почему умер маслобойщик? Я видел, как этот Чёрный набрасывал на него какую-то сеть, а потом сети никакой не оказалось.

– Алла беле… есть разный чёрный заклинаний, командир, человек становится как дерево, двигается плохо. А кто сердце слабый, тот умирает. Но про сетка там ничего нет, я не знаю такой.

Два дня Туманов восстанавливался от последствий контузии. На всё это время караул обоза был усилен, три человека находились в дозоре, три бодрствовали, и три отдыхали. Командовал всем Филатов, который умел поддерживать дисциплину и службу. На третий день Туманов подозвал Филатова, и уже почти полностью придя в себя поставил задачу:

– Сделаем так: разведка была не завершена, поэтому завтра я выдвигаюсь прежним порядком. Вам оставаться на хозяйстве. Юсуп – обработай местность от посторонних глаз, как ты умеешь, и действуйте, как ранее обговаривали. Филатов – возьми деньги, у мельника, что на северном выезде Волчьей, заберёшь тридцать пудов муки, я с ним сторговался, организуй всё по уму.

Утро выдалось холодное, с морозцем. Ещё в сумерках Туманов по ручью выбрался из леса и полями направил лошадь к светлеющему северо-востоку, огибая Волчью Слободу. Лошадь на рыси бодро взрывала копытами подмёрзшую стерню, а он размышлял о том, как и где пересечь обозом линию фронта. План выстроил такой. Следовало разобраться с расположением фронтовой линии в районе Бугульмы, коли такая линия существовала. И уже по результатам спланировать бросок на ту сторону. Район Бугульмы для этого он выбрал не случайно, это крупная железнодорожная станция, на ветке из Симбирска в Уфу. Пересекать железную дорогу обозом проще было в районе станции, где сходились различные пути и тракты. Поскольку основные боевые действия велись вдоль железных дорог, то и охранялись они как стратегически важные и уязвимые объекты. То есть, пересечь обозом железную дорогу в поле возможным не представлялось. Кроме того, пересекая железнодорожный путь с Симбирска на Уфу отряд Туманова неизбежно оказался бы окружен другой железнодорожной веткой, из Самары. Это повлекло бы дополнительные сложности и ставило его в тактически невыгодное положение – по железной дороге перемещалась масса воинских частей, которые легко могли снять с поезда и бросить на поиски обоза, замкнув его в кольцо. Именно поэтому переходить на ту сторону железной дороги следовало один раз, и сразу к своим. В этот раз он решил не искушать судьбу праздными расспросами населения (собственно, и расспрашивать-то было уже не о чем), и решил положиться на свои наблюдательность и везение.

Поставив целью выбраться на Чистопольский тракт, а вдоль него уже добираться до Бугульмы, Туманов пересёк открытые поля, на которых заметить верхового было делом не хитрым, переправился через неширокую речку Шешму, и углубился в леса, где ощущал себя много спокойнее. В деревни и хутора не заезжал, так как местность была глухая, нового человека тут замечали сразу и относились к чужакам с понятной настороженностью. Огибая лесом очередную деревню, с забавным названием Олимпиадовка, на выезде к проселку неожиданно услышал громкие голоса и крики. Спешился, и осторожно подобравшись к краю лесного подлеска оценил обстановку.

На краю проселка, завалившись одним колесом в обочину, стояла бричка, запряженная гнедой лошадкой. Вокруг неё суетливо толклись четверо оружных воинов в серых шинелях, по хозяйски вытаскивая наземь сумки и баулы, и потрошили содержимое тут же, распихивая по своим вещевым мешкам то, что считали интересным, громко оповещая друг друга о найденном. Несколько в стороне стоял деревенский священник, очевидно хозяин брички и прижимал к широкой груди с крестом тонкую даже на вид барышню, как бы закрывая её спиной от интереса разбойничавших. Барышня вела себя стойко, истерики не наблюдалось, происходящее воспринимала отрешенно, как неизбежную напасть или непогоду. Никаких лошадей рядом не было, похоже, что неудачливые пассажиры брички наткнулись на пеших солдат, и встреча закончилась вот такой экспроприацией. Собственно, до её окончания было ещё далеко, после сумок и баулов дело дойдёт и до пассажиров, в чём Туманов не сомневался ни секунды, равно как и в том, что остаться в добром здравии им вряд ли повезёт. Особенно барышне. Подсознание ненавязчиво намекнуло на необязательность вмешиваться во все конфликты, которые гражданская война выдавливала из себя в чрезмерном избытке, и Туманов скорее всего так бы и поступил. Если бы не эта худенькая барышня, молча ожидающая понятной и ей самой участи. Помочь ей было некому.

Вздохнув, Туманов начал перемещаться ближе к центру предстоящих событий, прикрываясь кустами и деревьями. До священника и его подопечной, оказавшихся к нему боком, осталось немногим больше двадцати шагов, когда двое из грабителей направились к ним, кривя рты в глумливых усмешках.

– А што ты там прячешь от народа, вашество?.. – громко, на весь лес и не таясь пробасил один, – А ну, сарынь, на кичку!

На его призыв с интересом обернулись двое у брички, и рассмеявшись тоже направились к ожидающим неминуемой расправы жертвам. Священник, обернувшись к подходящим грабителям, закрыл спиной девушку и возгласил:

– Бога побойтесь, окаянные! Берите вещи, отроковицу не трогайте!

– А нонче нету богов, мироед толстопузый, – зло процедил второй, и неожиданно ловко ткнул священника прикладом в живот.

– Не трогайте батюшку, изверги, креста на вас нет! – внезапно звонко крикнула барышня, и выскочив из-за спины едва не упавшего священника сильно толкнула в грудь ударившего его солдата.

Тот вздрогнул от неожиданности и под смех остальных ухватил девушку за выбившуюся из под платка косу, наматывая её на руку.

– На нас нет, так и на вас не будет.. – первый подхватил крест с груди священника и резко сдёрнул, порвав золочёную цепь. Батюшка ахнул и вдруг ударил осквернителя тяжелым кулаком прямо в нос.

Вскрик опешившего солдата, с кровавыми брызгами на лице, девичий отчаянный крик, злой рёв остальных грабителей Туманов слышал уже в стремительном броске. К эпицентру событий подоспел вовремя – влепил ногой в затылок замахнувшемуся прикладом на священника, мимоходом полоснул ножом по шее державшего за косу девушку, тут же вогнал его в горло третьему, отпустив рукоять (лезвие застряло в шейных позвонках). Четвертый споро выставил перед собой винтовку со штыком, за который Туманов и дёрнул, подтаскивая его ближе и в сторону. Подхватил за затылок и ударил в бородатый подбородок, свернув ему шею. На всё ушли секунды, внезапность его появления шокировала священника и девушку едва ли не больше, чем смерть обидчиков. В наступившей тишине, диссонансом шелесту опадавшей листвы, звучали горловые хрипы и бульканье умирающих. За его спиной раздался слабый стон и шорох. Обернувшись, Туманов успел подхватить на руки падавшую в обмороке барышню, после чего, с девушкой на руках повернулся к застывшему в ступоре священнику.

– Не стойте, батюшка, надо отсюда уезжать.

К чести служителя, пришёл он в себя быстро, и после того, как Туманов бережно положил девушку в бричку, помог ему оттащить тела солдат за кромку леса, вернув себе сорванный крест, затем споро покидали в бричку разбросанные вещи и помогли лошадке вытянуть её на проселок.