Шум и ярость
- Автор: Уильям Фолкнер
- Жанр: Классическая проза
- Дата выхода: 1985
Читать книгу "Шум и ярость"
— Так все время и ноет, — сказал Ластер.
— Садитесь кушать, — сказала Дилси. — Будем обедать без Джейсона. — Они сели за стол. С твердой пищей Бен справлялся довольно сносно сам, но, хотя обедали без первого, Дилси все же повязала ему слюнявчик. Бен с Ластером сидели ели, а Дилси хозяйничала, напевая все те же две строчки, — дальше слов она не помнила.
— Кушайте все, — сказала она. — Джейсон не сейчас вернется.
Джейсон в это время был в двух десятках миль от дома. Со двора он на полной скорости направился в город, обгоняя праздничные неспешные группы горожан и властные колокола в облачном, плывущем небе. Проехав по пустынной площади, он повернул в узкую улочку и разом окунулся в глушь задворков; затормозил у дощатого дома и пошел к веранде по обсаженной цветами дорожке.
Из-за сетчатой внутренней двери доносился говор. Он поднял руку постучать, но услышал шаги, подождал, и ему открыл рослый человек в черных суконных брюках и в белой, с крахмальной манишкой, рубашке без воротничка. У него была буйная седая со стальным отливом шевелюра, серые глаза круглились и блестели, как у мальчика. Приветственно тряся и не выпуская руку Джейсона, он потащил его в дом.
— Прошу, — приговаривал он. — Прошу.
— Ехать надо. Вы готовы? — сказал Джейсон.
— Входите, входите, — говорил тот, за локоть увлекая его в комнату, где сидели двое, мужчина и женщина. — Вы знакомы с мужем моей Мэртл? Нет? Джейсон Компсон — Вернон.
— Да, — сказал Джейсон. Он и не взглянул на Вернона, и тот произнес:
— Мы выйдем, не будем мешать. Идем, Мэртл.
— Нет, нет, — сказал шериф, неся через комнату стул. — Вы, друзья, сидите, как сидели. Не настолько уж это серьезно — а, Джейсон? Садитесь.
— Расскажу дорогой, — сказал Джейсон. — Надевайте пиджак и шляпу.
— Мы выйдем, — сказал Вернон, вставая с места.
— Вы сидите, — сказал шериф. — А мы с Джейсоном потолкуем на веранде.
— Наденьте пиджак и шляпу, — сказал Джейсон. — У них уже и так двенадцать часов форы. — Шериф вышел на веранду, за ним и Джейсон. Мимо дома прошли двое, поздоровались с шерифом. Ответный жест шерифа был размашист и сердечен. Колокола по-прежнему слышны были — из Низины, из негритянского поселка. — Идите за шляпой, шериф, — сказал Джейсон. Шериф пододвинул два стула.
— Присаживайтесь и рассказывайте, что у вас стряслось.
— Я вам говорил уже — по телефону, — сказал Джейсон, не садясь. — Думал время этим сэкономить. Но, видно, придется мне обратиться к властям, чтобы заставить вас выполнить долг и присягу.
— Да вы сядьте расскажите, как и что, — сказал шериф. — А о дальнейшем уже моя забота.
— Хороша забота, — сказал Джейсон. — Вот эту мешкотню вы называете заботой?
— Вы сами же нас задерживаете, — сказал шериф. — Садитесь и рассказывайте.
Джейсон принялся рассказывать, каждым новым словом так распаляя свое чувство обиды и бессилия, что скоро и спешка была позабыта в этом яростном громожденье праведных и гневных жалоб. Шериф не сводил с него блестящих холодных глаз.
— Но вы же не знаете наверняка, что это их рук дело, — сказал он. — У вас одни предположения.
— Предположения? — сказал Джейсон. — Это когда я, заботясь о ней, битых два дня гонялся за ними по всем закоулкам, причем предупредил, что я с ней сделаю, если увижу с ним, и после всего я еще, по-вашему, не знаю, что эта малолетняя б…
— Ну, хватит, — сказал шериф. — Довольно. Предостаточно. — Он сунул руки в карманы, перевел взгляд на ту сторону улицы.
— А теперь прихожу к вам, должностному лицу, поставленному охранять закон, — сказал Джейсон.
— Эту неделю они в Моттсоне[63] гастролируют, — сказал шериф.
— Да, — сказал Джейсон. — И если бы мне найти такое должностное лицо, чтоб хоть мало-мальски позаботилось насчет защиты тех, кто его избрал на должность, то я бы тоже уже в Моттсоне сейчас был. — Он опять принялся излагать, едко подытоживать, как бы смакуя свое посрамление и бессилие. Шериф его уже не слушал.
— Джейсон, — сказал он. — На что вам было прятать в доме три тысячи долларов?
— На что? — сказал Джейсон. — Это мое дело, где я держу свои деньги. А ваше дело-помочь мне вернуть их.
— А матушке вашей известно было, что вы храните дома столько денег?
— Послушайте, — сказал Джейсон. — Мой дом ограбили. Я знаю кто и знаю, куда скрылись. Я прихожу к вам, поставленному на стражу закона, и я вас опять спрашиваю: намерены вы принять какие-то меры к возвращению моей собственности или нет?
— Допустим, вы поймали их, что вы сделаете с этой девочкой?
— Ничего, — сказал Джейсон. — Ровно ничего. Я до нее пальцем не дотронусь. Дряни, которая стоила мне моей должности и тем лишила меня единственного шанса на успех в жизни, которая свела в могилу моего отца и день за днем сводит в могилу мою мать, а мое имя обратила в посмешище в городе, — я ей ничего не сделаю, — сказал он. — Ровным счетом ничего.
— Вы сами ее довели до побега, Джейсон, — сказал шериф.
— Как я веду мои семейные дела, вас не касается, — сказал Джейсон. — Намерены вы мне помочь или нет?
— Вы сами ее довели, — сказал шериф. — А насчет того, чьи это деньги, у меня есть кой-какие подозрения, только вряд ли мне дознаться полной правды.
Джейсон стоял, медленно обминая в пальцах поля шляпы. Он сказал тихо:
— Так вы не окажете мне никакого содействия в их поимке?
— Это не входит в мои обязанности, Джейсон. Будь у вас фактическое доказательство, тогда я обязан был бы действовать. А так — думаю, что это не мое дело.
— И это ваш окончательный ответ? — сказал Джейсон. — Советую прежде подумать.
— Окончательный, Джейсон.
— Что ж, хорошо, — сказал Джейсон. Надел шляпу. — Вы об этом еще пожалеете. Я найду защиту. Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет. — Он сошел с крыльца, сел в машину, завел мотор. Шериф смотрел, как он тронул с места, развернулся и рванул мимо дома — обратно к площади.
Высоко в солнечной ряби опять плыл благовест яркой кутерьмою звуковых лоскутьев. Джейсон остановился у бензоколонки, велел проверить шины и заправить бак.
— За город, верно, собрались? — спросил заправщик-негр. Джейсон не ответил. — Вроде все ж таки распогоживается, — сказал негр.
— Черта с два тебе распогодится, — сказал Джейсон. — К двенадцати как из ведра захлещет. — Он поглядел на небо, представляя себе дождь, склизкую глину дорог, свою машину, застрявшую где-нибудь за много миль от города. С каким-то злорадным торжеством подумал он об этом и о том, что в Моттсон поедет сейчас же и к полудню из-за этой неотложности очутится как раз в равноудалении от обоих городов, притом голодный. Во всем этом ему увиделся некий промах, послабленье со стороны давнишнего врага, имя коему Обстоятельства, — некий шанс, и он накинулся на негра:
— Ты сколько еще будешь там копаться? Уплатили тебе, что ли, чтоб задержал меня здесь подольше?
— Тут у вас скат спустил, — сказал негр.
— Отойди к дьяволу, дай подступиться, — сказал Джейсон.
— Да я накачал уже, — сказал негр, подымаясь с карточек. — Можете ехать.
Джейсон сел за руль, тронул с места, включил вторую передачу. Двигатель фырчал, захлебывался, а он, выжав до отказа педаль дросселя и яростно действуя кнопкой заслонки, гнал обороты. «Дождь будет, и обложной, — подумал он вслух. — Как раз на полдороге и захватит». Оставив позади город и колокола, он ехал, рисуя себе, как машина застряла и он пешком месит грязь в поисках упряжки мулов. «А на фермах никого, вахлачье все по церквам». Как, наконец, церковь разыскана, мулы отвязаны, а хозяин их, подскочивший было с криком, свален ударом кулака. «Я — Джейсон Компсон. Посмотрим, как это вы мне воспрепятствуете. Навыбирали шерифов — досмотрим, как шериф мне воспрепятствует», — сказал он вслух, воображая, как с двумя солдатами входит в здание суда и выволакивает оттуда шерифа. «Я тут должность теряю, а он будет себе сидеть ручки в брючки и смотреть. Я ему покажу должность». Не о своей племяннице он думал и не о деньгах, трех или скольких-то тысячах. Ни то, ни другое для него вот уже десяток лет не существовало раздельно, само по себе, а лишь олицетворяло в совокупности своей ту банковскую должность, которой он лишился, не успев и занять ее.
Облачные бегущие тени редели, свету прибывало, день разгуливался, и ему чудилась в этом очередная Вражья каверза и неминуемость новой битвы после стольких прежних стычек и ран. Время от времени навстречу попадались церкви, деревянные некрашеные зданьица с крытыми жестью колокольнями, с привязанными мулами вокруг и обшарпанными автомашинами, — и ему казалось, что это мелькают арьергардные посты, следят из укрытий за ним дозоры Обстоятельств. «И Тебя к чертям собачьим тоже. Твоя персона, думаешь, мне воспрепятствует»; он представил себе, как пойдет — а поодаль за ним, свитой, те два солдата и шериф в наручниках — и стащит с трона самого Всевышнего, если потребуется; как прорвется сквозь построенные к бою легионы преисподней и небес и схватит наконец беглянку.
Ветер дул с юго-востока. Дул упорно в щеку Джейсону. Он словно ощущал, как этот протяженный ветровой удар пронизывает ему череп, и вдруг — со знакомым предчувствием боли — он резко выжал тормоз, остановил машину, посидел не двигаясь. Затем поднял руку к шее и принялся ругаться — сидел и чертыхался сиплым шепотом. В сколько-нибудь длительные поездки он брал с собой накамфаренный носовой платок, сразу же за городом повязывал его на шею и дышал этим запахом. Он вышел из машины, поднял подушку сиденья — не завалялся ли там платок. Проверил под обоими сиденьями, постоял, опять ругаясь, видя, что оставлен в дураках собственной злорадной спешкой. Прислонился к дверце, закрыл глаза. Либо возвращаться за платком, либо ехать дальше. И так и этак голова расколется дорогой, но дома камфара всегда есть, а вот достанет ли он ее в чужом городе, в праздник. Но возвратиться — значит прибыть в Моттсон с полуторачасовой задержкой. «Может, если ехать медленно, — произнес он. — Ехать медленно и думать о другом…»
Он сел за руль, поехал дальше. «О другом буду думать», — сказал он и стал думать о Лорейн. Представил, как лежит с ней, но ничего, кроме лежанья рядом и своих жалоб, просьб о помощи, не смог представить; затем вспомнил о деньгах, о том, что баба, соплячка, взяла над ним верх. Ограбь его тот галстучек — и то б не так обидно. Но лишиться денег, накопленных с таким трудом и риском, предназначенных возместить ему утрату должности, — и кто же похититель? Девчонка, живой символ той утраты и, к довершению всего, шлюха малолетняя. Он ехал, отворотом пиджака защищая лицо от упорного ветра.
Ему зримо увиделось, как две противоборствующие силы — его судьба и его воля — теперь быстро идут на сближение, на схлест, откуда возврата не будет; он стал напряженно и остро соображать. «Промашку я себе позволить не могу», — предостерег он себя. Верный ход здесь возможен лишь один, и он обязан его сделать. Оба они, полагал он, со взгляда узнают его, у него же надежда на то, что Квентина мелькнет ему первая, разве что на пижоне по-прежнему тот галстук. И в том, что на галстучек полагаться приходится, была вся соль и суть нависшей впереди беды, — а беду эту он чуял, ощущал почти физически сквозь молотки, стучащие в мозгу.