Мясо. Eating Animals

Как все животные в то время еще до начала начал, ты размножалась согласно своим собственным привычкам и инстинктам. Тебя не кормили, не заставляли нестись, не защищали. Тебя не маркировали, как имущество, клеймом и не навешивали ярлыки. Никто не думал о тебе как о чем-то, чем можно обладать или владеть.

Как дикий петух ты всматривался в окрестности, предупреждал других сложными криками о незваных гостях и защищал самок своим клювом и острыми когтями. Как дикая курица ты начинала общаться со своими цыплятами еще до того, как они вылуплялись из яйца, реагируя на жалобный писк, пересаживаясь в гнезде. Образ твоей материнской заботы будет использован во втором стихе Книги Бытия для описания парения Духа Божьего над первыми водами*. Иисус обращался к тебе, как к образу хранящей любви: «Сколько раз я хотел собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья»**. Но Книга Бытия еще не написана, а Иисус еще не родился.

* Не вполне ясно, что автор имеет в виду. Ни в английском, ни в русском переводах второго стиха первой главы Книги Бытия Образ курицы не встречается. (Прим. ред.)

** Мф. 23:37; Луки 13:34. Христос перефразирует строку из Третьей Книги Ездры (1:30): «Я собрал вас, как курица птенцов своих под крылья свои». Образ курицы, о котором упоминает автор, отсутствующий у евангелистов, есть как раз в первоисточнике. Прим. ред.)

Первый человек

Любую еду, которую намереваешься съесть, тебе приходится добывать самому. Потому что, как правило, ты не живешь в близком соседстве с животными, которых убиваешь. Ты не делишь с ними территорию и не соперничаешь с ними за нее, ты должен идти и искать их. Обычно ты убиваешь животных, забредших на твою территорию, и при этом считаешь их равными себе. Животные, которые тебе встречаются, сильны (конечно, не все) и обладают качествами, которых нет у людей, они могут быть опасны, но при этом они — источник твоей жизни, здесь одно всегда порождает другое. Когда ты создал обряды и традиции, ты включил в этот круг и животных. Ты рисуешь их на песке, в глине, на стенах пещер — и не только фигуры животных, но и существ, сочетающих черты животного и человека.

Животные — это и то, что ты есть, и то, чем ты не являешься. У тебя сложные взаимоотношения с ними, но вы, в известном смысле, равноправны. Это вот-вот изменится.

Первая проблема

8000 лет до н. э. Когда-то дикая птица из джунглей — курица — теперь одомашнена, так же как козы и крупный рогатый скот. Это означает возникновение нового вида близости с человеком — нового вида забот и нового вида насилия.

Распространенное представление, древнее и современное, описывает одомашнивание как процесс взаимной эволюции людей и других видов живых существ. Люди как бы заключили сделку с животными, которых назвали курами, коровами, свиньями и так далее: мы обязуемся вас защищать, обеспечивать кормежку и т. д., а от вас, в свою очередь, требуется подневольный труд под ярмом, мы заберем у вас яйца и молоко, ц временами будем убивать вас и есть. Жизнь в дикой Природе — не вечеринка, отсюда следует, что природа жестока, и значит, — это хорошая сделка. И животные по-своему с этим согласились. Майкл Поллан предлагает эту историю в своей книге «Дилемма всеядного»:

«Одомашнивание — это скорее эволюционный, а не политический процесс. Наверняка это было не так, что люди, которым не хватало еды, обманом взяли верх над животными примерно десять тысяч лет назад. Скорее одомашнивание произошло тогда, когда горстка особо склонных к сотрудничеству видов животных, пройдя через серию, так сказать, проб и ошибок естественного отбора, выяснила, что они выживут и будут благоденствовать лишь в союзе с людьми, а не сами по себе. Люди обеспечивали животных едой и защищали их в обмен на то, чем животные обеспечивали людей — молоком, яйцами и… да… собственной плотью. С точки зрения животных, сделка с человечеством обернулась громадным успехом, по крайней мере, до сегодняшнего дня».

Это постдарвинистская версия древнего мифа о согласии животного. На него ссылаются владельцы ранчо, оправдывая насилие, которое является частью Их профессии, этот миф — неотъемлемая часть обучения в сельскохозяйственных вузах. Он опирается на идею, что хотя интересы видов и интересы личностей зачастую конфликтуют, но, не будь видов, не было бы и отдельных личностей. Если бы человечество пошло по пути веганства, то, следуя логике, на свете не было бы сельскохозяйственных животных (что на самом деле не совсем верно, поскольку уже существует множество «декоративных» пород кур и свиней, их держат как домашних питомцев, а другие содержались бы ради удобрений). Животные на самом деле хотят, чтобы мы держали их на фермах. Они это предпочитают. Некоторые ранчеры, которых я встречал, рассказывали мне о случаях, когда они ненароком оставляли ворота открытыми, и ни одно животное не убежало.

В Древней Греции существовал миф о согласии, который разыгрывался у Дельфийского оракула: на головы животных брызгали водой и только потом убивали. Стряхивая воду, животные как будто кивали головами, а оракул истолковывал это как согласие быть убитыми и говорил: «Того, что кивает головой, выражая согласие… говорю вам, можете законно принести в жертву». Традиционная формула, которую используют якуты в России, гласит: «Ты пришел ко мне, Повелитель Медведь, ты хочешь, чтобы я тебя убил». По древней иудейской традиции, рыжая тёлка, которую приносят в жертву для искупления вины Израиля, должна идти к алтарю по своей воле, иначе ритуал не будет иметь законной силы. У мифа о согласии много версий, но все они подразумевают «честную сделку» и, по крайней мере, метафорически соучастие животного в своем собственном одомашнивании и убийстве.

Миф о мифе

Но биологический вид в целом не может делать выбор, его делают отдельные индивидуумы. Но даже если вид все-таки может сделать выбор, предположить, что он выбирает вечность взамен личного благополучия, довольно трудно, слишком уж широко это понимается. По этой логике, допустимо поработить группу людей, если единственная альтернатива — небытие. (Вместо живи свободным или умри — девиз, который мы написали бы для животных, которых мы поедаем: живи и умри порабощенным). Совершенно очевидно, что животные, ни в массе, ни индивидуально, не в состоянии понять подобные рассуждения. Куры способны на многое, но не могут заключать столь изощренные сделки с людьми. Впрочем, можно понимать это и по-другому. Каковы бы ни были факты, большинству людей понятны справедливость и несправедливость в обращении, например, с собакой или кошкой. И мы в состоянии вообразить такие методы ведения сельского хозяйства, с которыми животные гипотетически могли бы «согласиться». (Собака, которой несколько лет подряд дают вкусную еду, разрешают много гулять с другими собаками на улице и позволяют занимать пространство, Которое она хочет, осознает недостатки жизни собак в более диких и менее обеспеченных условиях, и можно Предположить, что она будет согласна на то, что, в конце концов, в обмен на хорошие условия ее съедят.) Вполне можно представить себе нечто подобное. Устойчивость мифа о согласии животного свидетельствует о том, что людям нравится такой поворот событий, и они склонны считать это правильным.

Неудивительно, что исторически большинство людей относится к употреблению животных, как к самой обыденной вещи. Мясо сытное, и большинству кажется, что у него приятный запах и вкус. (Неудивительно тогда и то, что на протяжении почти всей человеческой истории некоторые люди держали других людей на положении рабов.) Но, если бросить взгляд назад, на период до появления письменности, мы убедимся, что люди не всегда однозначно относились к жестокости и смерти, связанным с поеданием животных. Поэтому истории, которые мы рассказываем, так отличаются друг от друга.

Первое забывание

Сегодня мы так редко видим сельскохозяйственных животных, что довольно легко про все это забыть. Более старшие поколения были больше, чем мы, знакомы как с конкретными животными с фермы, так и с насилием, творящимся над ними. Они знали, что свиньи игривы, умны и любопытны (мы бы сказали «как собаки») и что у них сложные социальные взаимоотношения (мы бы сказали «как у приматов»). Они знали, как выглядят и ведут себя свиньи, живущие в клетках, а также с детства знали, как кричит свинья, которую кастрируют или забивают.

Отчуждение от животных ведет к тому, что пропустить мимо ушей вопрос, как наши поступки влияют на жизнь животных, становится гораздо легче. Проблема появления на нашем столе мяса становится абстрактной: нет животного-личности, никто не знает, как выглядит его радость или страдание, ни тебе виляющих

хвостов, ни тебе криков. Философ Элейн Скарри заметила, что «красота всегда в конкретности». Жестокость же, напротив, предпочитает абстракцию.

Некоторые попытались преодолеть этот разрыв, лично занявшись охотой и разделкой туш, как будто это может как-то узаконить употребление животных в пищу. Сомнительно. Убийство кого-то доказывает лишь то, что вы способны убивать, но из этого никак не следует, почему вам стоит это делать или не стоит.

Убийство животного собственными руками вовсе не решение проблемы. Это, мне кажется, намного хуже, чем просто выбросить ее из головы. Всегда можно пробудить кого-то от сна, но никакой шум не разбудит того, кто лишь притворяется спящим.

Первые этические законы в отношении животных

С давних пор господствующим этическим принципом В отношении домашних животных, отвечающим требованиям сельского хозяйства и основополагающей проблеме питания, не был безусловный запрет: не ешь, однако из этого не следовало: не заботься. Скорее так: ешь, но заботься.

Забота о домашних животных, которую требовал этический принцип ешь, но заботься, не всегда предписывалась официальной моралью, да и не должна была, поскольку эта странная этика базировалась на экономической необходимости содержания домашних Животных. Сама природа отношений между человеком и домашним животным определенной заботы, например, обеспечения кормом и создания безопасной среды обитания для стада. Забота о сельскохозяйственных животных была в каком-то смысле выгодным делом. Но за эти гарантированные блага — охраняющих овчарок и, по возможности, чистую воду — животным приходилось дорого платить: кастрацией, изнуряющим трудом, выкачиванием крови или вырезанием плоти из живого животного, клеймением, отделением молодняка от матерей и, в конце концов, забоем, но ведь и это просто хороший бизнес. Животным обеспечивали полицейскую защиту в обмен на то, что их принесут в жертву этим же полицейским.

Принцип ешь, но заботься существовал и развивался тысячи лет. От него ответвлялись совершенно различные этические системы, поскольку культуры, где он существовал, были разными: в Индии он привел к запрету есть коров, в исламе и иудаизме — к законам о быстром забое, якуты из русской тундры заявляли, что животные сами хотят быть убитыми. Но вечно так продолжаться не могло.

Принцип ешь, но заботься не просто вышел со временем из употребления, он скоропостижно скончался. На самом деле его убили.