Annoying sun

========== Часть 1 ==========

В самой неугомонной гильдии Фиора есть свое неугомонное солнце.

Нацу. Ее назвали в честь самого жаркого времени года, ей боги даровали всепоглощающую силу самой жаркой стихии и вселили палящее солнце под легкие.

Грей любил зиму и не переносил жары. Огненное солнце с торчащими в разные стороны волосами он тоже не переносил. Еще с первой встречи решил, что никогда такую не полюбит. Узкоглазую, вечно грязную и гиперактивную. С маленькими клыками, нелепой размашистой походкой и длинным клетчатым сокровищем. В широких бриджах и растянутой майке.

Грей любил зиму и холод. Потому что он был ледяным волшебником. Не больше, не меньше. Как кошки не любят собак, Грей не мог любить солнце.

А Нацу не спрашивала. Нацу плевать было на свою растянутую майку и на пристрастия что-то там возомнившего себе мальчишки. Как щенки игриво обнюхивают злобных кошек, Нацу лезла в его холодную душу.

Дура.

Грей с раздражением отворачивался от ее ударов и с каждым разом все больше начинал с горечью сознавать, что просто отвертеться не выйдет. Нацу его врагом не считала, но била так, словно он исчадие ада, не меньше. Приходилось отвечать. Эльза ругалась — бить девочек не хорошо. Нацу пиналась не хуже Эльфмана — какая она, к черту, девочка!

Животное.

Валялась в пыли и грязи, коленки била в кровь и синяки собирала со скоростью света. Но почему-то на ее вечно обветренных, потрескавшихся губах была солнечная улыбка. Грей не считал Нацу врагом, но при одном ее упоминании внутри вспыхивала неприязнь и инстинктивная самооборона.

Когда они обессиленные валялись в прибрежном золоте, успокаиваемые закатными лучами, внутри появлялась еще и обида, задетая мужская гордость разрывала на части, а также оттаивало ледяное сердце. Грей долгое время жил в зиме, и вот теперь на него кинулось лето с палящим солнцем под легкими одной дуры.

Грея назвали в честь холодных мрачных туч, дождливой грязи в небе и глаз Нацу — он помнил, что при воспоминании Игнила ее совершенно некрасивые, узкие глаза блестели в лучах заходящего солнца, отливая свинцовым блеском.

Грей не считал Нацу врагом, но из всех членов гильдии раздражался на нее больше всех. Может, завидовал — они оба потеряли родителей, только Нацу хватало сил улыбаться.

Грей не считал Нацу не-дурой, но почему-то стал ловить себя на мысли, что хочет улыбаться так же, как она. Что хочет хотя бы малую часть ее пламени зажечь под своими легкими.

Когда эту неугомонную дуру чуть не убили разъяренные волшебники, которых она доставала, Грей едва ли осознавал, что встает ей на защиту, плюя на все с высокой колокольни. Встает ей на защиту с отчаянием, еще большим, чем она когда-то вкладывала в свой на последнем издыхании удар ему под легкие.

Грей не считал Нацу другом, но вставал за нее горой. Нацу не считала его другом, но рвала глотку и до крови впивалась ногтями в кожу, когда его избивали. И Грей раздражался. Злился, что эта дура не убегает или хотя бы не сидит молчком. Нет же, орет во всю глотку. Получит же потом…

И она получила. Грей злился на себя и свои дряблые конечности, которые не могли подняться, чтобы защитить ее. Потом злился на нее и ее слезы, и на то, что даже после таких тумаков эта неугомонная дура ползет к нему со всем отчаянием, дотлевающим у нее под легкими. Они лежали на дряблом асфальте, согреваемые вечерним ветром и ее улыбкой на потрескавшихся в кровь губах. Грей не считал ее другом — раздражался, не больше, не меньше.

Летели дни, месяцы, годы. Грей становился мужчиной, его руки перестали быть дряблыми и могли отомстить тем уродам. Защитить солнце от туч и дождей. Грей становился мужчиной и банально засматривался на растянутую майку. Нацу становилась девушкой, и под майкой банально стала обозначаться женская грудь. Впрочем, почти мальчишеская.

Впрочем, почти.

Грея не возбуждало — раздражало, не больше.

За окнами качающихся поездов простирались поля и степи невиданной красы, грелись в лучах знойного солнца высокие травы и цветы. Нацу дрожащими пальцами обнимала колени Грея — он раздражался на ее мерзкую слабость и растрепанные, чуть отросшие волосы, в которых терялось знойное солнце.

Грей не любил Нацу — всего лишь-то хотел раздражаться на нее всю оставшуюся жизнь.

Нацу росла — росло и солнце под легкими, а с этим все ярче и оживленнее становилось в гильдии. Неугомонное солнце ломало столы и стулья, смеялось громче всех вместе взятых и вызывало тысячи счастливейших улыбок друзей. Гильдия росла и становилась сплоченнее с каждой секундой. Девушки росли и становились женственнее, только Нацу сохраняла нелепую размашистую походку и почти мальчишескую грудь. Локи обольщал всех девушек вокруг, кроме Эльзы, которую боялся, и Нацу, которая его не интересовала. А Грей, к своему удивлению, не раздражался на него за это. Раздражаться он мог только на неугомонное солнце.

У Грея давно в душе лето, вокруг постоянно мелькающие розовые волосы и маленькие клыки в солнечной улыбке, а в сердце легкость и радость.

Грею пять раз на дню признается в любви Джувия с шелковистыми волосами и блестящими глазами, а ему хочется раздражаться на узкоглазую, растрепанную Нацу.

Она теперь бьет не так: без улыбки, вечного «Смахнемся, Грей!» и с предательским румянцем на щеках. Грей мужик и осел, до которого только на десятый удар доходит — она теперь бьет с ревностью. Обиженно поджимает губы, злясь на свою мальчишескую грудь, на него, на влюбленную Джувию и на себя.

Грей не считает ее милой, но хочет целовать обветренные дрожащие губы этой дуры.

Она не признает, что ревнует, — он хочет, но не может что-либо сказать. Он просто валит ее в прибрежное золото, запуская свои ледяные ладони в ее спутанные теплые волосы. Она брыкается, крича про себя, что терпеть его не может, бьет не по-женски кулаками и плачет по-женски мило. Он по-мужски сильно хватает ее запястья, прекращая удары, и по-мальчишески стыдливо касается ее губ своими. Красное солнце опаляет последними лучами из-за горизонта, поднявшаяся золотая пыль обволакивает их застывшие в страхе от недетской близости тела. Они целоваться не умеют — всю жизнь только драться учились друг с другом. Обоим чертовски неудобно от напряжения и нелепой позы посреди безмолвного берега.

У Нацу дыхание жаркое, щекочет кожу. От Нацу слабо веет жжеными цветами.

Дурацкий поцелуй.

Грей чуть отстраняется, стыдясь взглянуть на нее. Целуются только влюбленные. А они… не враги, не друзья, не…

Нацу опускает смущенно голову. Похоже, они впервые солидарны друг с другом.

Грей не считает ее милой, но обнимает неловко, и они нелепо и коряво ложатся в остывающий песок. Нацу прижимается к его груди и поджимает губы, как будто провинилась в чем-то. Грей слышит, как бешено колотится ее сердце под легкими.

И раздражается, что у самого оно бьется куда сильнее.