Потерянный образ. Знакомство и сближение

В этот же день я ей купил, а на следующий день дал перцовый баллончик для защиты от собак; я надеялся, что это будет выглядеть, как некая забота о ней…

Наше страховое дело продвигалось вяло, необходимые документы мы подготовили, представили Клавдии Станиславовне, но она пока так ничего и не ответила. Я уже ездил к ней и успел оценить, какой она была красивой, эта женщина. Я был поражен и ее красотой и отказом. Ей было лет сорок пять, среднего роста, с пышными светлыми волосами и бюстом размера от пятого до седьмого. Я никогда такого не видел и не умел определять на вид. Когда же мы приехали к ней с Таней, я заметил, что моя спутница относится к ней с недовольством еще и как к женщине. Что-то ее нервировало в поведении нашей клиентки. После того визита к ней Таня сказала, что она всегда с недоверием относилась к юристам, а после встречи с Клавдией Станиславовной это недоверие только усилилось. Я спросил почему, а Татьяна объяснила, что даже после какого-нибудь громкого уголовного дела выходит адвокат осужденного и говорит, что приговор противоречит Конституции нашей страны. Она замолчала. «И что?», — спросил я. «И все! — ответила она. — И больше ничего не говорит. Ну, это как-то поверхностно. Я читала Конституцию, ты хоть статью скажи, которой противоречит приговор! Не говорит». Я только теперь понял, что даже не спросил, какое у нее образование. Оказалось, что Татьяна психолог. Да, заметно.

В конце августа мы вместе вышли с работы, благо, что никого больше не было, все разъехались по своим клиентам. Я ей сказал, что сегодня будет футбол, Суперкубок УЕФА, в котором наш «Зенит» будет играть с английским «Манчестером Юнайтед», на что Татьяна сказала, что обязательно будет смотреть. Я сказал, что значит, мы будем смотреть вместе. Да, вместе, сказала она, ведь ее муж смотреть не будет. А пока мы вместе дошли до проспекта Ленина, до остановки «Центральный рынок», только я должен был остаться с этой стороны дороги, а ей надо было перейти на остановку в обратную сторону. Я хотел ее проводить, но она отказалась. Она перешла на свою сторону и я видел ее очень хорошо, она стояла в розовом летнем костюме, брюки которого были практически прозрачными. Я захотел ее сфотографировать, фотоаппарат был у меня с собой, но я стеснялся, боясь, что ей это не понравится, если она увидит. Вот вдруг мимо моей остановки по ходу движения как ни в чем не бывало проехал… бронетранспортер. Я в спешке вытащил фотоаппарат, резонно полагая, что у меня есть моральное право сфотографировать боевую технику и в кадр как будто случайно попадет Таня, но бронетранспортер сфотографировать не успел, а ее одну фотографировать опять побоялся.

Осенью и случился эпизод, после которого мы стали сближаться друг с другом. В октябре по телевидению транслировался футбольный матч между сборными Германии и России, и я, находившись в это время в отпуске, в своем доме в деревне, осмелился и написал ей полусерьезное текстовое сообщение по мобильному телефону о том, как бы неплохо было бы оказаться сейчас там, в Германии, в Дортмунде, на стадионе, с ней и переживать за нашу сборную, на что она мне ответила, что если бы у меня были билеты, то она с удовольствием бы отправилась со мной на этот матч. Всю игру я так и думал о ней, наши проиграли 1:2, я, конечно, расстроился, но и после игры не мог перестать думать о ней.

Чтобы переключиться, я включил видеомагнитофон с фильмом Педро Альмодовара «Поговори с ней». Кассету с этим фильмом я приобрел на распродаже, настолько низкой была ее цена и настолько трогательным оказался сам фильм. Молодой человек работал санитаром в реанимационном отделении, в которое привезли девушку, пострадавшую в автомобильной катастрофе. Она была не сказать чтобы красива, но очень симпатична, долго находилась в коме, и санитар сначала влюбился в нее, а затем учинил с ней интимную близость. В фильме этот момент прямо не показан, но показан через изображение фигур, символов, снов или иного бессознательного состояния, в котором тот пребывал. Она, находясь в коме, забеременела.

Я же, после просмотра фильма, уже улегшись спать, понимая всю преступность такого деяния, но, тем не менее, думая в тот вечер только о Тане, представил, а если бы я оказался рядом с ней, бесчувственной, не в коме, конечно, но вдруг, стал я представлять, если бы по непонятным причинам она оказалась рядом со мною в таком состоянии, смог бы я сделать такое же с ней? Я вот даже представил, как бы это могло быть, как она лежит рядом, со спокойным мерным дыханием, а я лежу рядом и боюсь потревожить ее покой. Я бы заботился о ней, ухаживал.

На следующий день, днем, зная, что она на работе, я набрался смелости, позвонил ей и пригласил в кино и сразу предложил для просмотра фильм «Адмирал», вышедший недавно на показ в кинотеатрах. Она, к моему удивлению, сразу же согласилась. «Это же надо, — подумал я, — уже на днях мы будем вместе наедине и вне работы!».

Отпуск мой завершился, я вернулся на работу и вот настал день нашего свидания. Еще в середине рабочего дня я, будучи в городе по делам работы, зашел в кинотеатр за билетами и к своему ужасу узнал, что фильм больше не показывают, билетерша сказала, что «уже и так два месяца показывали». Я расстроился, но решил предложить ей сходить на другой фильм. Получив ее согласие, которому я удивился еще больше, чем первоначальному согласию, я понял, что название фильма значения не имеет, что она тоже хочет встретиться со мною! От осознания происходящего у меня закружилась голова. Я купил билеты на низкосортный, судя по названию, боевик «Враг государства № 1» с участием Венсана Касселя и отправился на работу ждать выхода.

В комнате для светокопирования у ее кабинета мы договорились, что я выйду первым и пойду в кинотеатр, благо он располагался недалеко от фирмы, а она придет позже, чтобы, как сказала она, «никто ничего не заметил» и еще потому что «везде шпионы».

Итак, в назначенное время я вышел, примерно за четверть часа дошел до кинозала в торговом центре, купил в кассе билеты и стал ждать ее.

Вот она показалась из дверей лифта в синем осеннем пальто и направилась ко мне. Вид ее был смущенный, сама она была натянута как струна. Мы как можно быстро сняли верхнюю одежду, сдали ее в гардероб и прошли в зал. Она была как всегда прелестна: в черном коротком платье, в черных колготках, густые каштановые волосы перехвачены заколкой справа от лица. От нее исходил тонкий и приятный аромат духов.

С художественной точки зрения фильм не представлял из себя ничего. Обычный посредственный боевик. Я не знал, как себя с ней повести, говорить ли о чем или нет. Вот Венсан Кассель оказался в постели с какой-то девицей и начал с ней выделывать невообразимые фортели. Таня посмотрела в мою сторону мутным взглядом и тихо сказала: «Согрей мне ручку!». Я с радостью взял ее руку в свою ладонь, она была мягкой, холодной и немного влажной. Она мне протянула и другую руку. Тем временем Венсан Кассель работал как отбойный молоток, девица уже и не стонала под его напором, она как будто скулила и завывала. А я сжимал ее руки и не знал, что говорить и что делать. О чем она думает? Интересно, о том же, что и происходит в кино?

Наконец, фильм закончился и я пошел провожать ее до остановки на проспекте Ленина. Она, конечно, была встревожена и несколько избегала меня. На мой вопрос, куда она так торопится она взволнованно ответила: «Ты представляешь, что будет, если нас увидят вместе в такой час?». Я, конечно, понимал, но пытался пошутить, сказав, что мы могли бы задержаться на работе, мимо которой как раз проходили. Она иронично заметила: «Ну да, в такой-то час!».

После описанного случая мы действительно сблизились. Она мне рассказала про себя, про свои отношения с мужем. Оказалось, что ее внешнее спокойствие и олицетворение счастливой семейной жизни является лишь красивой картинкой, за которой скрывается несчастная молодая женщина.

Она рассказала, что муж на нее кричит, а она, когда на нее кто-то кричит, просто замыкается в себе и даже ничего не в силах ответить, а крики и ругательства нарастают, как снежный ком.

Я стал заходить к ней ежедневно по утрам, ведь и я, и она приходили на работу раньше всех. Однажды я почувствовал даже запах сигарет от нее, она только что курила, но ничего не сказал, чтобы случайно не обидеть. А в один день все-таки обидел случайно. Мы встретились недалеко от нашего здания и она спросила: «Привет! Ты откуда?». Я ответил: «От вокзала иду. А ты?». На что она рассердилась и недовольно сказала: «Что за вопросы? Что значит: откуда? Из дома!». Я попытался объяснить, что совсем не хотел ее обидеть и то что, сказав, что я-то сам иду от вокзала, не означает ведь, что я не был дома, но утро уже было испорчено.

Наконец, в нашем общем деле произошли подвижки, Клавдия Станиславовна пригласила нас на переговоры и начальник отправил нас двоих в город-спутник, где располагалась юридическая фирма. За это время мы успели кое-что выяснить о «Негоцианте». Оказалось, что это очень известная фирма на рынке юридических услуг, занимается налоговыми спорами, которые стоят очень дорого, из-за чего и выручка и прибыль у нее очень высокие. Случилось так, что мы убедили Клавдию Станиславовну, были заключены комплексные договоры страхования, мы были очень этому рады и я предложил Татьяне поужинать в кафе, на что она согласилась. Я сидел напротив нее и наслаждался ее обществом, ее красотой, ее обаянием. От нее исходил привычный уже для меня аромат духов, а где-то за ним был еще один аромат, и я его чувствовал, ведь она находилась совсем рядом со мною, — аромат ее нежного тела. Одета она была как всегда в последнее время: в черное платье до колена с черными колготками.

— А ты сам немец или русский? — спросила она. — Имя и фамилия у тебя совсем не русские.

— Русский в нескольких поколениях, — ответил я. — Мои ближайшие предки из России, а дальние из Австрии. Точнее, из Австро-Венгрии.

— А чем вообще австрийцы отличаются от немцев?

— Да по сути ничем. Только австрийцы ближе к Восточной Европе. Больше было браков с восточными европейцами, смешались, кровь, менталитет, привычки. Только язык и остался. Часть немцев превратилась в австрийцев.

— Я бы очень хотела побывать на твоей исторической родине, — продолжила она, глядя на меня, но закрывая глаза от смущения. — Вместе с тобой.

Мое сердце бешено заколотилось.

— Надо же, я тоже. Очень и очень хочу.

Когда мы одевались, я увидел ее в отражении зеркала и заметил, что зеркало немного искажает ее лицо. Не то чтобы делает лучше или хуже, просто искажает. В это время в кафе играла песня Дмитрия Маликова «Моя» и, повернувшись ко мне, Татьяна сказала: «Мне так нравится эта песня». Мне очень захотелось обнять ее, прижать к себе и я даже не знаю, как сдержался.

Мы общались каждый день и мне казалось, я очень хотел на это надеяться, что мы уже не можем на работе друг без друга, так мы были привязаны. Мы встречались на лестнице и я каждый раз хотел ее немного приобнять, но она всегда сторонилась меня и, прижимая указательный палец к губам, шептала: «Тссс! Здесь всюду шпионы!».