Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века

Кирилл Зубков
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Одно из самых опасных свойств цензуры — коллективное нежелание осмыслять те огромные последствия, которые ее действия несут для общества. В России XIX века именно это ведомство было одним из главных инструментов, с помощью которых государство воздействовало на литературную жизнь. Но верно ли расхожее представление о цензорах как о бездумных агентах репрессивной политики и о писателях как о поборниках чистой свободы слова?

Книга добавлена:
9-05-2023, 20:46
0
420
85
Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века
Содержание

Читать книгу "Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века"



2. Искупление или победа? Две редакции «Минина» Островского в историческом контексте

На фоне произведений предшественников пьеса Островского действительно оказывается «демократичной» в смысле обостренного внимания к соотношению центральной власти и региональных инициатив. О значении для Островского, в том числе для «Минина», волжского региона уже немало писалось[528]. Однако в «Минине» эта проблема действительно поднимается на совершенно ином, более фундаментальном уровне. Следом за Аксаковым, автор акцентирует значение для Минина «земского дела» (Островский, т. 6, с. 10, 24, 44, 81). Изменник Биркин раздраженно говорит о собравшемся народе: «Новогородским духом так и пахнет» (Островский, т. 6, с. 19). Минин, напротив, восклицает: «Спасенье русское придет от Волги» (Островский, т. 6, с. 22). Выше приводилось письмо Островского, где подчеркивается второстепенность «земства» для персонажей его пьесы. В нем, однако, речь идет именно о политическом принципе, связанном с потенциальным восстанием. Напротив, в пьесе «земство» прямого политического смысла не несет — что, конечно, тождественно отсутствию импликаций, которые могли встревожить цензоров.

Напротив, социальные противоречия в «Минине» значимо отсутствуют — всерьез о них рассуждает лишь один из немногочисленных негативных героев, гордящийся своим положением:

Мы черный люд, как стадо, бережем, Как стадо, должен он повиноваться (Островский, т. 6, с. 19).

Даже на уровне отбора материала Островский использовал именно те сведения, которые поддерживали его трактовку исторического материала. В своих исторических пьесах драматург постоянно пользовался историческими источниками и стремился не изображать событий, о которых речь в этих источниках не шла[529]. «Минин», первая историческая его пьеса, в этом отношении не был исключением[530]. Тем не менее драматург вызвал упреки со стороны по меньшей мере одного из исследователей этих источников — П. И. Мельникова-Печерского, в печати заявлявшего, что Островский воспользовался лишь одной из двух его статей, посвященных Нижнему Новгороду времен Минина[531]. Островский, несомненно, знал обе статьи Мельникова: первую из них он, как показал в указанных выше работах Н. П. Кашин, активно использовал в своей пьесе, другая же не только была посвящена интересовавшей драматурга теме, но и вышла в журнале «Москвитянин», где тот в это время сотрудничал. Если рассмотреть их с интересующей нас точки зрения, становится ясно, почему Островского привлекла именно более ранняя публикация. В ней подчеркивался именно региональный характер борьбы времен Минина и Пожарского, в которой нижегородцы были лишь первыми среди многочисленных обитателей разных российских земель. Мельников писал:

Весь Березопольский Стан и Уезд Балаховский признали над собою законную власть царя Василия. Волости Стародубческая, Ярополческая, Гороховец, Шуя, Вязники, Лух также отстали от самозванца. Восстание в пользу Василия распространилось и далее: в Юрьевце, Костроме, Ярославле, Вологде, Галиче, Пошехонье, Угличе и Ростове. — Центром восстания был неизменный Нижний, который один только из всех внутренних городов России постоянно пребывал верным власти законной[532].

Другая интересная черта статьи Мельникова состоит в пристальном внимании к этническим и статусным различиям между нижегородцами, далеко не все из которых оказывались великороссами, «естественно» выступающими против этнически чуждого врага: «Жители Нижнего Новгорода состояли из русских, немцев, литвы и казаков <…> Русские нижегородцы состояли из дворян, житых людей, гостей, людей служилых и посадских»[533]. В этом смысле статья Мельникова оказалась намного ближе к пьесе Аксакова, видимо, позаимствовавшего из нее список городов, представители которых вступили в ополчение (как мы увидим далее, автор «Минина» также воспользовался этим фрагментом). Напротив, поздняя статья, которую Островский не использовал, подобных сведений не содержит: в ней Нижний Новгород оказывается не одним из множества городов, сопротивлявшихся врагу, а исключительным средоточием мессианского духа, призванного спасти страну: «Вся Россия изменила России, но бодрствовал Нижний Новгород»[534]. В 1861 году, однако, такой, грубо говоря, «кукольниковский» подход Островского не заинтересовал.

Географическое пространство, очерченное в пьесе, построено вокруг Москвы, которую Минин именует «корнем» русских городов: «Москва кормилица, Москва нам мать!» (Островский, т. 6, с. 41). Несмотря на это, подчеркиваются и многообразие, и количество объединившихся земель. В описании похода Ляпунова под Москву эти качества упоминаются в первый раз:

Со всех концов бесчисленное войско

Шло под Москву громовой черной тучей.

Рязанцы шли с Прокопом Ляпуновым,

Из Мурома с окольничим Масальским,

Из Суздаля с Андреем Просовецким,

Из городов поморских шел Нащокин,

С Романова, с татарами-мурзами

И с русскими, шли Пронский да Козловский,

С Коломны и с Зарайска князь Пожарский,

Петр Мансуров вел галицких людей,

Из Костромы пошли с Волконским-князем,

Из Нижнего князь Александр Андреич.

Да не дал Бог; все розно разошлись (Островский, т. 6, с. 68).

Перечисление это, что характерно для Островского, включает и русских, и татар, и украинцев, и многих других. Несмотря на это, обширное географическое пространство оказывается буквально разделенным на части, а жители его — разрозненными. Не в последнюю очередь это, видимо, связано с известной произвольностью, по которой отбираются участники похода. В него входят, например, «татары» из-под Романова, которых едва ли многое объединяет с обитателями Мурома или Костромы. Очевидным образом, национальное пространство нуждается в воссоздании на каком-то новом принципе. Такой принцип в пьесе заявлен в монологе Марфы Борисовны, глубоко верующей девушки, которая раздала отцовское имущество

В обители: и в Киев, и в Ростов,

В Москву и Углич, в Суздаль и Владимир,

На Бело-озеро, и в Галич, и в Поморье,

И в Грецию, и на святую Гору… (Островский, т. 6, с. 87)

Здесь, конечно, речь идет не о «русской» или «российской» территории, а о землях православия, включающих Грецию. Тем не менее значим прежде всего сам объединяющий принцип — то самое православие, о котором Островский писал Григорьеву. Список земель, из которых собралось ополчение, появится в «Минине» и в третий раз, но теперь речь идет уже об успешных действиях:

Вот перво-наперво пришли смоляне,

Потом из Доргобужа да из Вязьмы.

Бродили бедные; везде их гнали;

Как домы-то у них поразорили,

И в Ярополч и в Арзамас садились;

Вот к нам пришли и с нами заедино

Хотят идти отмстить за кровь свою.

Потом коломенцы пришли, рязанцы,

За ними ополченье из Украйны,

Казаки и стрельцы, что при Василье

В Москве сидели. И своих довольно.

Охотой шли, никак не остановишь! (Островский, т. 6, с. 107)

Строго говоря, в последнем перечне не указано, что именно побудило людей из всех этих земель к действию и связало воедино. Однако в пьесе есть многочисленные указания на то, что этой силой стало именно религиозное чувство, о котором говорит Марфа Борисовна.

Персонажи Островского единодушны в том, что осмысляют свои поступки и происходящие на их глазах исторические события сквозь призму религиозных, а не государственных понятий. С самого начала заявлено, что «<ч>удо / Великое творится» (Островский, т. 6, с. 18). За Мининым постоянно следует юродивый, а это, на взгляд героев, свидетельствует, что этот человек «угоден Богу» (Островский, т. 6, с. 57). Религиозная перспектива для большинства действующих лиц значительно более важна, чем монархическая. Следом за Аксаковым Островский ставит центральную власть в зависимость от манифестации народной воли и православной веры. В частности, Минин в его пьесе рассуждает: «…в годы тяжкие народных бедствий / Бог воздвигал вождей и из народа» (Островский, т. 6, с. 33). Этот принцип, судя по всему, реализуется в избрании Пожарского:

Пожарского избрали мы всем миром,

Ему и править нами. Глас народа —

Глас Божий (Островский, т. 6, с. 81).

Практически цитатой из «Освобождения Москвы…» кажется другое высказывание Минина: государя «Пошлет Господь и выберет земля» (Островский, т. 6, с. 29).

Сложные отношения между монархическим государством и религиозной верой заявлены в финале пьесы Островского. Пожарский и Минин произносят два монолога, обращенные к нижегородцам. Пожарский прежде всего ссылается на необходимость восстановить «московское государство», причем возглавляемое обязательно «великим государем»:

Нижегородцы! Мы за вас идем

С врагами биться, жизни не жалея;

А вы всещедрого молите Бога,

Чтобы Московское нам государство

В соединеньи видеть, как и прежде,

Как при великих государях было;

Кровопролитье б в людях перестало;

А видеть бы покой и тишину,

Как и доселе было в государстве (Островский, т. 6, с. 110).

Судя по всему, именно это рассуждение имел в виду цензор Нордстрем, утверждая, будто целью демократического движения в пьесе становится утверждение государства на монархическом принципе. Цензор, однако, не заметил (или притворился, будто не заметил), что в контексте пьесы логика Пожарского оказывается довольно сомнительной. Единственным «великим государем», о котором думают и помнят ее персонажи, оказывается человек, при котором «кровопролитье» совершенно не прекращалось, — Иван Грозный. В несколько комичном виде это выражает влюбленный дворянин Поспелов, который, по его собственным словам, стоит перед девушкой, «как точно перед грозным / Царем» (Островский, т. 6, с. 47). Более серьезно о Грозном говорит пьяница Колзаков, который как раз вспоминает времена, когда они с товарищами «Царю Ивану царства покоряли» (Островский, т. 6, с. 22). Однако успешность этого покорения в пьесе остается под сомнением: показательно, что, например, «мурзы», переселенные под город Романов по произвольному решению Ивана Грозного, в пьесе оказываются неспособны объединиться с жителями других русских городов[535]. Напротив, в приведенном выше перечне городов, составивших ополчение Минина, никаких ногайцев не упоминается. Сам Колзаков отказывается от пьянства и морально преображается под влиянием Минина:

Иди же смело в бой, избранник Божий!

И нас возьми! Авось вернется время,

Когда царям мы царства покоряли,

В незнаемые страны заходили… (Островский, т. 6, с. 74)

Как и Пожарский, Колзаков мечтает о возвращении прошлого, времени великих царей. Однако если для Пожарского возврат к этому времени означает конец войны и наступление мира, то для Колзакова это продолжение военных походов. Так сама цель Пожарского — восстановление монархического московского государства — становится в пьесе проблематичной: неизвестно, приведет ли это к миру или войне, да и насколько продуктивной окажется эта война, тоже неясно.

Напротив, цель, которую ставит перед нижегородцами Минин, оказывается в названной его именем пьесе однозначно положительной. Цель эта, согласно монологу Минина, состоит в спасении душ:


Скачать книгу "Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века" - Кирилл Зубков бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Критика » Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века
Внимание