Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

«Христово дерево»: литературные легенды о рождественской елке

Приобретенные елкой новые символические смыслы нуждались в логическом объяснении и обосновании, требуя текстов — сказок, легенд и рассказов, которые подтверждали бы ее право быть предметом поклонения. В русской народной традиции такие тексты отсутствовали.

Если предмет нового культа не может найти опоры в исконной мифологии (и елка здесь не единственный пример), на помощь обычно приходит литература. Когда по всей территории Германии начал распространяться эльзасский обычай устанавливать на Новый год хвойное деревце и когда оно в процессе христианизации стало превращаться в рождественское дерево, аналогичная задача стояла перед немецкими писателями, а несколько позже — перед писателями других европейских народов. В результате в Европе был создан корпус текстов, где культовое дерево и праздник в его честь оказались связанными с евангельскими и церковными событиями [см.: {542}; 543].

И в России во второй половине XIX века появилось множество сказок и легенд о елке. Значительная часть «елочных» сюжетов пришла с Запада. Их переводили, перерабатывали, перелагали в стихи и печатали в выходивших к Рождеству книжках, а также в праздничных выпусках журналов[8]. При этом совершался определенный отбор сюжетов: одни из них по той или иной причине отбрасывались, другие подвергались переделкам и переосмыслению, третьи же прочно усваивались. Так, русская традиция не приняла широко бытовавшие в Германии легенды, связывавшие превращение ели в рождественское дерево с именем Мартина Лютера. Те же тексты, которые не травмировали религиозное и национальное чувство, переходя из сборника в сборник, из журнала в журнал, тиражировались в большом количестве, закрепляя в сознании детей образ рождественской елки.

Елочные сюжеты не отличались особой изобретательностью, но они вполне добросовестно выполняли свою функцию, доступно объясняя детям происхождение и смысл обычая, в котором они принимали участие. Из них ребенок получал ответ на вопрос, почему именно елка уподобилась чести стать «Христовым деревом». В анонимной «Русской сказке о рождественской елке» она рассматривается как символ вечной жизни, напоминающий детям «тот чудный Божественный свет, который в ночь осенил в поле пастухов, когда им ангел Господень явился и возвестил великую радость о рождении Спасителя» [см.: {377}: 6]. В одной из рождественских легенд говорится о том, как елку, пришедшую в Вифлеем вместе с другими деревьями удостовериться в рождении Спасителя, Младенец Иисус вознаградил за скромность, сделав героиней праздника в его честь. Варьируясь в деталях, эта возникшая в Германии легенда многократно перелагалась в стихи и прозу. Приведу (с небольшими сокращениями) одну из стихотворных ее переработок:

Три дерева — пальма, маслина и елка —
У входа в пещеру росли;
И первые две в горделивом восторге
Младенцу поклон принесли.
Прекрасная пальма его осенила
Зеленой короной своей,
А с нежных ветвей серебристой маслины
Закапал душистый елей.
Лишь скромная елка печально стояла:
Она не имела даров,
И взоры людей не пленял красотою
Ее неизменный покров.
Увидел то ангел Господень
И елке любовно сказал:
«Скромна ты, в печали не ропщешь,
За это от Бога награда тебе суждена».
Сказал он — и звездочки с неба
Скатились на елку одна за другой,
И вся засияла, и пальму с маслиной
Затмила своей красотой.
Младенец от яркого звездного света
Проснулся, на елку взглянул,
И личико вдруг озарилось улыбкой,
И ручки он к ней протянул.
…………………………………………
А мы с той поры каждый год вспоминаем
И набожно чтим Рождество… [см.: {370}: 31–32]

Тот же сюжет был обработан Д. С. Мережковским в стихотворении «Детям», впервые опубликованном в 1883 году в детском журнале «Родник», а впоследствии под разными названиями неоднократно перепечатывавшемся в рождественских выпусках газет и журналов:

Ликовала вся природа,
Величава и светла,
И к ногам Христа-Младенца
Все дары свои несла.
Близ пещеры три высоких,
Гордых дерева росли,
И, ветвями обнимаясь,
Вход заветный стерегли.
Ель зеленая, олива,
Пальма с пышною листвой —
Там стояли неразлучной
И могучею семьей.
И они, как вся природа,
Все земные существа,
Принести свой дар хотели
В знак святого торжества.

Предвидя неприкаянность земной жизни Христа, пальма пообещала предоставлять ему приют под «зеленым шатром» своей кроны; «отягченная плодами» олива дала обет протягивать Христу свои ветви и стряхивать для него на землю «плод золотистый», когда он будет «злыми людьми покинут без пищи».

Между тем в унынье тихом,
Боязлива и скромна,
Ель зеленая стояла:
Опечалилась она.
Тщетно думала, искала —
Ничего, чтоб принести
В дар Младенцу-Иисусу
Не могла она найти;
Иглы острые, сухие,
Что отталкивают взор,
Ей судьбой несправедливой
Предназначены в убор.

Горестно поникают ветви ели, и, «между тем как все ликует, / Улыбается вокруг», она начинает плакать «от стыда и тайных мук»:

Эти слезы увидала
С неба звездочка одна,
Тихим шепотом подругам
Что-то молвила она,
Вдруг посыпались — о чудо! —
Звезды огненным дождем,
Елку темную покрыли,
Всю усеяли кругом,
И она затрепетала,
Ветви гордо подняла,
Миру в первый раз явилась,
Ослепительно светла.
С той поры доныне, дети,
Есть обычай у людей
Убирать роскошно елку
В звезды яркие свечей.
Каждый год она сияет
В день великий торжества
И огнями возвещает
Светлый праздник Рождества [см.: {268}: 204–206].

Рисунок И. И. Кланга в книге Д. Н. Дмитриева «Сборник стихотворений для поздравлений на всякие случаи в году» (М., 1893)

Из литературных легенд подобного рода дети узнавали о том, что елку им посылает Боженька, а приносят ее ангелы. В рассказе В. Евстафиевой «Ваня» (1905) ребенок спрашивает: «Няня, а ангелочки уже прилетели?» — «Прилетели, прилетели, родной мой. Будь паинькой, как я тебя учила, а то они улетят и елочку назад к Боженьке унесут» [см.: {134}: 196]. И далее приводится реакция детей, увидевших елку:

Посреди комнаты, вся сверкая огнями, стояла небольшая нарядная елка. Вбежавшие дети с восторгом смотрели на нее и, радостно хлопая в ладоши, весело повторяли: «Боженька нам елку послал. Боженька добрый!» [см.: {134}: 199; см. также: 313].

Символическая соотнесенность елки с Иисусом Христом привела к возникновению образа Христовой, или Божьей, елки, которая зажигается в небе рождественской ночью, как в стихотворении Б. П. Никонова:

Отчего, скажи мне, мама,
Ярче в небе звезд сиянье
В ночь святую Рождества?
Словно елка в горнем мире
В эту полночь зажжена,
И алмазными огнями
И сияньем звезд лучистых
Вся украшена она?
— Правда, сын мой.
В Божьем небе
Ночью нынешней святой
Зажжена для мира елка,
И полна даров чудесных
Для семьи она людской… [см.: {298}: 1041]

Этот образ разрабатывался во многих текстах:

Чутко спят дети.
Их в сладких видениях
Елка манит с высоты… [см.: {93}: 76; см. также: 12: 1]

Образ Христовой елки положен в основу известного в Европе рождественского сюжета о елке у Христа, на которую попадают дети-сироты, умершие в Рождественский сочельник. Одним из первых произведений о «елке у Христа» стала баллада немецкого поэта Фридриха Рюккерта «Елка ребенка на чужбине» (1816). Этот сюжет хорошо знаком нам по рождественскому рассказу Ф. М. Достоевского 1876 года «Мальчик у Христа на елке»:

— Пойдем ко мне на елку, мальчик, — прошептал над ним вдруг тихий голос. <…> …и вдруг, — о, какой свет! О, какая елка! Да и не елка это, он и не видал еще таких деревьев! <…> Это «Христова елка», — отвечают они ему. — У Христа всегда в этот день елка для маленьких деточек, у которых там нет своей елки… [см.: {127}: XXII, 16]

Именно благодаря образу Христовой елки трагическое повествование о смерти ребенка приобретает у Достоевского светлый финал. Практически сразу после появления рассказа «Мальчик у Христа на елке» он превратился в образцовый и широко известный рождественский текст. Уже на следующее Рождество 1876 года о нем писали как о произведении, «отличающемся высокими поэтическими достоинствами (напоминающими творчество гофмановского гения)», где «бедному замерзающему ребенку снится елка с радужными огнями и плодами у Христа» [см.: {305}: 871]. О широком распространении представлений о Христовой елке свидетельствуют многие тексты: в рассказе Е. Тихоновой «Рождественская елка» (1884) дочери лесничего, отец которой был посажен в тюрьму, Христос прислал с ангелами елку, пообещав, что вскоре отец будет выпущен на свободу [см.: {447}; 1808–1817]; в рассказе В. Табурина «Елка на небе» (1889) сын прачки, посланный за щепками для растопки печи, заблудился в городе и начал замерзать; его подбирает барыня и относит к себе в дом, где отогревшийся ребенок видит наряженных ангелами детей и роскошное дерево, которое он принимает за елку, устраиваемую «Боженькой бедным детям» [см.: {442}]; в рассказе некоего В. Н. «В лесу» (1898) девочка Дашутка, ища в лесу тятьку, думает, как хорошо ее умершему братику на небе, где «ангелы ему устраивают елку — большую, как у господ» [см.: {80}: 4], и многие другие.

Из текстов о рождественской елке ребенок узнавал, что елка неизменно выступала в роли спасительницы и защитницы униженных и обездоленных; что ее наличие в доме в Рождественский сочельник способствовало выздоровлению тяжелобольных детей [см.: {497}; 519]; что вместе с елкой в дом возвращались блудные сыновья, дочери, мужья и жены, находились потерявшиеся или же украденные дети [см.: {170}: 2–3]; что в семью приходили мир и благополучие [см.: {11}; 123; 134; 190 и др.]. В рассказе Е. Тихоновой «Рождественская елка» (1884) растущая в лесу ель приютила и согрела мальчика, спешившего на Рождество в город к маме [см.: {447}]; в рассказе К. В. Назарьевой «Потухшая елка» (1894) вместе с елкой к детям приходит мать, покинувшая семью много лет назад [см.: {281}]; в рассказе Коваля «Сочельник» (1894) вернувшийся на Рождество из дальних странствий и разбогатевший в Америке возлюбленный героини приносит елку, делает ей предложение и высказывает желание усыновить ее детей [см.: {197}]; в рассказе А. И. Куприна «Тапер» (1900) именно на празднике елки происходит встреча маленького музыканта-тапера со знаменитым композитором и пианистом Антоном Рубинштейном, определившая его дальнейшую судьбу [см.: {218}: III, 84], и т. д. и т. п.

Согласно подобным текстам, появление елки, само ее присутствие, создает благоприятствующую атмосферу, которая как бы стимулирует свершение счастливых событий. Елка становится для детей «путеводной звездою к добру», как в стихотворении С. Караскевича «Елка» (1904), где умирающая мать завещает отцу ежегодно зажигать елку «для сиротинок детей», надеясь, что она станет для них спасением:

Маяком она сыну блеснет,
Остановит над пропастью дочь. [см.: {183}: 1056]

Рождественские «елочные» утопии в неисчислимом количестве заполняли праздничные номера газет и журналов, создавая идеализированные картины семейного счастья, которое приносила в дом рождественская елка.