Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

«Елка и ельник»: двойственность символики русской елки

Усвоение в России западных представлений о рождественской елке привело к тому, что образ ее приобрел двойственный и противоречивый характер: оставаясь в народном сознании соотносимой с нижним миром, продолжая традиционно использоваться в похоронном ритуале, где она выполняла функцию древа смерти, ель одновременно с этим оказалась прочно связанной с темой Рождества. Вступившие в противоречие символические смыслы ели нуждались в мотивировке, что, видимо, и привело к возникновению особой группы текстов, где делалась попытка каким-то образом связать эти смыслы.

Так, например, согласно одной из рождественских легенд, из ели, росшей на берегу Иордана, был сделан крест, на котором распяли Христа, отчего она и получила название «крестного дерева». С тех пор ели лишились счастья: они усыпают своими ветвями путь к могиле и точат смолистые слезы. Но Господь, сняв с елок проклятье, сделал их «символом светлым Христова рожденья», и поэтому теперь вокруг них слышны детские голоса и смех, а сами они ликуют и «славят Рожденье Спасителя мира» [см.: {35}: 368].

Эти два символических смысла ели в ряде произведений перекликаются и дополняют друг друга, как, например, в сказке П. В. Засодимского «История двух елей» (1884), где рассказывается о судьбе двух елок-близнецов, одну из которых срубили на Рождество и, использовав на празднике, выбросили; через двадцать лет срубили и второе, уже совсем старое дерево, и его хвоей устлали дорогу, по которой несли гроб с человеком, который когда-то мальчиком участвовал в празднике в честь первой елки [см.: {155}].

В первой части («Елка») «Стихотворения в прозе» И. Ф. Лонжинского (1886) очаровательная девочка Липочка танцует на празднике елки; во второй части («Ель») девушке Липе под елью объясняется в любви молодой человек; в третьей («Ельник») — Олимпиаду провожают на кладбище по дороге, усыпанной ельником [см.: {242}]. Тот же сюжет используется и в стихотворении Александра К. «Елка, ель и ельник» (1884) [см.: {180}]. При слове «елка» в сознании всплывал и образ разукрашенного рождественского дерева, и хвойные ветви, использовавшиеся в погребальном обряде, и елки, посаженные на могилах: «И невольно вспоминается сегодня еще одна елочка. Она зеленеет на одной из могил на русском кладбище в Sainte Geneviève des Bois», — говорится в печальном «Рождественском рассказе», написанном двумя русскими эмигрантами [см.: {520}: 26]. Эта двойственная символика ели постоянно напоминала о себе:

Разгорелись елки яркими огнями,
Разубрались фóльгой, лентами, цветами,
Любо деткам видеть, как гирлянды вьются,
Как из темных веток куколки смеются,
Будут всем подарки, и венки, и розы,
Детский сон украсят золотые грезы.
Наши ж елки дремлют темные, густые, —
На дороге жизни сторожа немые —
Только ночи тускло светят им звездами,
Да зима сурово кутает снегами,
Да по ветвям темным ледяным узором
Разубрал мороз их, проходя дозором. [см.: {300}: 1086]