Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

Был на свете самый чистый и светлый праздник. Он был воспоминанием о золотом веке, высшей точкой того чувства, которое теперь уже на исходе, — чувства домашнего очага. Праздник Рождества был светел в русских семьях, как елочные свечки, и чист, как смола. На первом плане было большое зеленое дерево и веселые дети; даже взрослые, не умудренные весельем, меньше скучали, ютясь около стен. И все плясало — и дети и догорающие огоньки свечек.

Здесь Блок и вспоминает «Ангелочка» Леонида Андреева: «Мальчик Сашка у Андреева не видал елки и не слушал музыки сквозь стекло. Его просто затащили на елку, насильно ввели в праздничный рай. Что же было в новом раю? Там было положительно нехорошо». Ссылаясь на рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке», Блок пишет о том, что Достоевский видел в семейном празднике елки «непоколебимость домашнего очага, законность нравов добрых и светлых». Однако уже Достоевский, по мнению Блока, предчувствовал наступление нового века: «Радость остыла, потухли очаги. Времени больше нет. Двери открыты во вьюжную площадь» [см.: {48}: V, 66–70].

Достоевский написал свой фельетон «Елка и свадьба» в 1848 году, во времена (по словам Блока) «добрых и чистых нравов русской семьи». Но многим ли отличается детская елка в изображении Достоевского от того, как ее изобразил Леонид Андреев в конце века и как ее ощущал Блок в эпоху «безвременья», в 1906 году? Мрачная и печальная русская литература уже с первых лет появления елки в России дискредитировала реальность, не соответствующую прекрасной идее райского дерева.