Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

«Предложение тов. Постышева»

И вдруг на исходе 1935 года в «Правде» появляется заметка, подписанная кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б) П. П. Постышевым: «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» Решительно расправившись с «не иначе как „левыми“ загибщиками», которые «ославили» детское развлечение как буржуазную затею, в результате чего елка в Советской России была запрещена, автор в декларативном тоне предлагает положить конец «этому неправильному осуждению елки» и призывает комсомольцев и пионерработников в срочном порядке устроить под Новый год коллективные елки для детей:

В школах, детских домах, в дворцах пионеров… везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне Нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы… должны помочь устройству советской елки для детей нашей великой социалистической родины (курсив мой. — Е. Д.) [см.: {352}: 3].

«Предложение тов. Постышева» было принято к сведению молниеносно: уже в том же номере газеты помещена заметка, включающая в себя столь знакомую по старым временам сценку продажи елок на рынках Москвы:

Между рядами стройных зеленых деревьев, поставленных прямо в снег, снуют покупатели. Здесь жены рабочих, служащих, инженеров, командиров Красной Армии. Здесь дети и подростки. Елки охотно раскупают. Приближается новый год, наступают школьные каникулы, и елка становится желанной гостьей в каждом доме, где есть дети.

Здесь же с укоризной говорится о директорах некоторых крупнейших рынков столицы, которые «считают почему-то (почему бы это? — Е. Д.) продажу елок… нарушением каких-то никому не ведомых правил и „баловством“» [см.: {358}: 3]. Газета также пишет о том, как трудно купить елочные игрушки и украшения на елку: в магазинах и на рынках их почти нет.

Следующий номер «Правды», за 29 декабря, информирует читателей о телеграммах, в срочном порядке разосланных районным секретарям комсомола во все концы Страны Советов, «в которых рекомендуется под Новый год устраивать для пионеров и школьников елки, как в школах, так и в детских домах, кинотеатрах и на катках»; предлагается «организовать заготовку елок, закупку игрушек и украшений», а также сообщается, что фабрики и заводы готовят для детей подарки к елке. Московский облисполком дает указания райсельхозам о заготовке елок, которая будет проходить организованно, под наблюдением лесотехников [см.: {301}: 8]. За подписью секретаря ЦК ВЛКСМ А. Косарева публикуется постановление о проведении 1 января силами комсомольцев и пионеров елок в школах, детских клубах и детских домах и о необходимости привлечения к этому делу родителей и школьных шефов [см.: {206}: 8].

30 декабря в «Правде» была помещена фотография, на которой дети радостно и с интересом рассматривают елку в витрине магазина. Под фотографией подпись: «Магазин „Детский мир“ Гормосторга выставил украшенную елку, пользующуюся у наших покупателей большим успехом». В том же номере газеты с удовлетворением сообщается о «бойкой торговле елками» на всех рынках Москвы; о «повышенном спросе на елочные украшения»; о грандиозных елках, которые в новогодний вечер засверкают в московских парках культуры и отдыха; о больших и маленьких елочках, расставленных в харьковском Дворце пионеров; о тысяче елок, которые пройдут в Киеве; о елках, установленных на катках Ленинграда, и т. д. и т. п. [см.: {513}: 8]. 31 декабря на прилавках магазинов, согласно сообщениям в прессе, уже появился «расширенный ассортимент елочных украшений». Артели и промкооперации предлагают покупателям «специальные елочные наборы, фигурные пряники и марципанные фигуры». Кафе, рестораны и заводские столовые готовятся к проведению елок в своих помещениях. В последний день старого года наконец отреагировала и провинция — корреспондент из Воронежа сообщает: «Многие колхозники сегодня выехали в лес за елкой» [см.: {79}: 8].

Так, в течение четырех дней (включая день опубликования статьи Постышева) в приказном порядке был «положен конец неправильному осуждению елки» и возрожден дореволюционный праздничный обычай. Но теперь, как следовало из напечатанного в «Правде» документа, елка называлась не рождественской, как прежде, а новогодней или просто — советской: «Итак, давайте устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах»[23].

На первый взгляд, возвращение «старорежимного» обычая в жестокую эпоху 1930‐х годов может показаться удивительным. Но следует учесть, что «реабилитация» елки произошла через месяц с небольшим после того, как 17 ноября 1935 года на Первом Всесоюзном совещании стахановцев Сталин произнес знаменательную фразу «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». Если помнить об этом, то причина возвращения елки становится более понятной. По мнению советских идеологов, елка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни.

Постановление о елке было воспринято с огромной радостью теми, кому были дороги обычаи старой российской жизни. Н. В. Устрялов, незадолго до опубликования статьи Постышева вернувшийся в СССР из харбинской эмиграции, чтобы «участвовать в жизни страны», 31 декабря 1935 года писал в дневнике:

К Новому году — две радости: одна — бытовая, другая политическая (имеется в виду отмена ограничений для детей-лишенцев и нетрудящихся при поступлении в вузы и техникумы. — Е. Д.). Разрешена и даже рекомендована елка, и везде, повсюду — елочный энтузиазм, елочная вакханалия. В срочном, срочнейшем порядке мастерятся украшения, в «Детском мире» за ними густые очереди, в магазинных витринах сверкают отлично убранные елки, повсюду веселые разговоры на соответствующие темы — прекрасно! [см.: {417}: 28]

Известный литературовед В. С. Баевский, которому в 1935 году было шесть лет, рассказывал мне, как обрадовалась возвращению елки его мать, детский врач С. И. Кессель, как она начала вспоминать и рассказывать сыну о елках своего детства и тут же приступила к изготовлению елочных игрушек, как была устроена елка в его детском саду и как перед праздником им, детям, никогда не знавшим елки, воспитательницы рассказывали об этом обычае.

Елка оказалась «востребованной» в качестве одной из иллюстраций к знаменитой формуле: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна!». «Старый мир чтил стариков, как свое прошлое, а советская власть чтит и лелеет детей, как свое будущее» [см.: {375}: 208]. Об этом событии в жизни страны помнят многие мемуаристы:

Вероятно, в тот же год была разрешена (вместо «религиозной» рождественской) новогодняя елка для трудящихся семей. Кончились рождественские затемнения окон! Обычай зажигать елку двинулся от интеллигенции в рабочие семьи — и началось безудержное вырубание молодого елового леса, пока для этого не стали выделять специальные плантации [см.: {131}: 289].

А. Л. Войтоловская, работавшая в середине 1930‐х годов в Новгородском пединституте, рассказывает об устройстве елки для студентов в начале 1936 года:

На зимние каникулы приехала мама… За несколько дней ей удалось организовать чудесную елку и самодеятельность студентов… [см.: {81}: 42]

Главное управление по контролю за зрелищами и репертуаром разрешило демонстрацию «для всякой аудитории» в течение всего 1936 года киноочерка «С Новым годом», в котором были отражены «важнейшие события минувшего 1935 года», в том числе и разрешенная елка [см.: {368}: 9].

Новогодняя елка: Игры. Хороводы. Пляски… Плакат. [Худож.] Б. Б.; Колонный зал Дома Союзов. [Б. м.]: Литография МОСПС, [1937]. РГБ

Следующий, 1937 год советский народ, уже забыв о запрете на елку, встречал с «зеленой красавицей», не подозревая, чтó готовит наступающий год многим из веселящихся возле наряженного и светящегося дерева. Так, Р. Д. Орлова вспоминает:

У нас встречали Новый, тридцать седьмой год с шуточными стихами, вином, елкой, весельем и глубокой убежденностью: мы живем в прекраснейшем из миров. Новый год олицетворялся самой миниатюрной из наших девочек — Ханкой Ганецкой. Саша (Александр Галич. — Е. Д.) внес ее на руках, завернутую в одеяло, к пиршественному столу… Кто мог предвидеть, что Ханке предстоит пережить смерть мужа, что ее отца и брата расстреляют, мать посадят, а еще через год она сама пойдет по этапу… [см.: {311}: 326]

В эти же предвоенные годы проходили и другие, мало кому известные елки. Об одной из них сохранился рассказ Агнессы Мироновой-Король, жены крупного работника НКВД С. Н. Миронова. Накануне 1939 года Миронов удостоился великой чести быть приглашенным с женой на встречу Нового года в Кремль. Рассказчица со свойственной ей непосредственностью передает подробности этого события (которое, как она полагала, сыграло роковую роль в жизни ее мужа):

Большой двухсветный зал Кремлевского дворца. Сейчас я вам нарисую план — как стояли столы, где была елка и где кто сидел.

Среди зала большая пышная елка, связанная из трех елей. Сталин в глубине зала за широким столом. Напротив Сталина за тем же столом — жена Молотова Жемчужина и другие партийные дамы, все в синих костюмах и платьях, только оттенки разные. Слуги обносили нас — один икру, другой осетрину, третий горячие шашлыки и еще что-то. Блюда были изысканны, разнообразны… Столы уставлены винами… Мы сидели с Сережей за боковым столом слева; если смотреть на схему так, как я вам начертила, вот тут, у самой елки. Место наше — в середине зала и не очень далеко от Сталина — указывало на наше положение: тут тщательно соблюдали субординацию. Если нам определили такое место, значит, мы в фаворе [см.: {526}: 126].

В этом драматическом рассказе «связанная из трех елей елка» выполняет роль ориентира: Агнесса с мужем сидели «у самой елки»; «вход был за елкой»; «и вот Берия поравнялся с елкой…» и, увидев Миронова, «индифферентно прошел мимо». Агнессу, которая встретилась с Берией глазами, «как ударило, точнее все во мне словно сжалось» [см.: {526}: 126]. Этот новогодний инцидент, по ее мнению, и решил судьбу ее мужа, одного из людей Ежова, с которыми Берия решил расправиться: на шестой день наступившего года, 6 января, Миронов был арестован, а через год расстрелян [см.: {334}: 301–302].

Разрешенная властями елка как будто бы утрачивала свою легендарную способность охранять и спасать людей.