Повесть о Татариновой. Сектантские тексты

Анна Радлова
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: Анна Радлова – петербургская поэтесса и известная красавица Серебряного века, автор нескольких поэтических сборников и множества переводов. В 1920-х она оказалась в самом центре литературной и театральной жизни. Созданный ею и ее друзьями кружок «эмоционалистов» претендовал на лидерство в новой революционной культуре.

Книга добавлена:
12-05-2023, 09:49
0
274
59
Повесть о Татариновой. Сектантские тексты

Читать книгу "Повесть о Татариновой. Сектантские тексты"



Потомки

Валериану Чудовскому

И вот на смену нам, разорванным и пьяным
От горького вина разлук и мятежей,
Придете твердо вы, чужие нашим ранам,
С непонимающей улыбкою своей.
И будут на земле расти дубы и розы,
И укрощенными зверьми уснут бунты,
И весны будут цвесть и наступать морозы
Чредой спокойною спокойной простоты.
Неумолимая душа твоя, потомок,
Осудит горькую торжественную быль,
И будет голос юн и шаг твой будет звонок
И пальцы жесткие повергнут лавры в пыль.
Эпический покой расстелет над вселенной,
Забвения верней, громадные крыла,
Эпический поэт о нашей доле пленной
Расскажет, что она была слепа и зла.
Но может быть, один из этой стаи славной
Вдруг задрожит слегка, услышав слово кровь,
И вспомнит, что навек связал язык державный
С великой кровию великую любовь.Ноябрь 1920

Черным голосом кричала земля,
Меченосный ангел говорил поэту о чуде,
Били и бились, убивали и падали люди,
И на земле не осталось ни одного стебля.
От голода, от ветра ли закружились звезды,
Люди, звери, птицы, деревья и фонари,
И не стало ни утренней, ни вечерней зари,
Только черный, свистящий и режущий воздух.
Сердце кружилось, как гудящий волчок,
Оторвалась звезда и навстречу летела,
Острым алмазным краем мне сердце задела,
Брызнула кровь и тысячедневный исполнился срок.
От головокруженья дрожат ноги,
Я снова на пыльной, на белой дороге,
Верстовые столбы, пастухи и стада,
И к тверди прибита восточная звезда.Май 1921

Весеннему цвету сердце радо,
А каждая весна ближе к последней весне.
За все утраты ждет весенней награды
И простой яблочный цвет видит во сне.
Сердце не забывай,
Есть другой черный рай.
Не опьянеешь в нем от яблони или клена,
Не услышишь крылатого пасхального звона,
И любовною речью не убаюкаешь слух.
Ножом убьет,
Огнем сожжет
Огненный Дух.
Гоморра, Мессина, Титаник, Россия,
Кровь, пепел, смерть.
Черным дымом закрыта твердь —
Твердое Божье сердце.
Богородицыных слез, звезд нет
И в огне погас свет,
– Господи вскуе оставил меня еси?
Голубь только крылами бьет, клюет пшеницу и рожь.
Сердце пронзит,
Плоть истребит
Огненный нож.Май 1921

В. П. Покровскому

С Запада приезжают люди
И говорят, что у детей наших печальные глаза
Слушай, иноземец, качала их колыбели гроза,
И кормили пустые, сожженные тревогою груди.
Думаешь, сказка – двадцать пять миллионов
с глазами и голосом живых людей,
Из деревень соломенных возжегших
Сарданапалову зарю,
Бегущих за золотым зерном к Индийскому
щедрому царю,
И поющих срамные песни что всех твоих книг,
Иеремия, страшней?
Думаешь, сказка – рана от моря до моря,
То рекой разливается, то взбухает горою,
то черным гноится городом,
Холодом веет, воет голодом,
Горьким горюет горем.
Слушай, властью мне данной от Господа Бога
Единой и тайной властью бедного поэта,
На тебя, сытого, веселого, доброго, одетого,
Знающего куда всякая приведет дорога,
Я зову беду стоглазую, голую, неминуемую
с горящей головней в руке.
И когда ты замечешься в незападной,
нелюбовной, не нежной тоске,
Которой имени нет, а вширь она – весь степной
простор,
Когда станет тебе жалостным братом убийца,
поджигатель, вор,
Когда дом твой с утварью, твой город
с колокольней обоймет пожар, —
Из тебя вылетит прозрачный белый пар,
И вонзится в грудь острокрылая, окровавленная
человеческая душа,
И возвеселишься и скажешь: неисповедимы
пути твои, Господи, и живая душа хороша.Август 1921

Человеческое забывчивое сердце, открытое
четырем ветрам,
Все, говорит, за покой отдам —
Первый глупый поцелуй первой глупой любви,
Долгожданный час над врагом торжества,
Звон и трепет славы в крови,
Ведь не скажешь: не расти на могиле трава.
Только одного не выжечь, не вырвать, не замолить
Гладкое море и в розовом тумане два стальных
корабля,
Мечущие огненных птиц, крики и смерти
и страхи на тебя, земля,
А на земле, колеблемая как земная колонна,
Господней грозою стоит
Та, что прежде любила песни, плоды,
и жаркие объятья
И громко всем четырем ветрам говорит:
Милая любовь моя, проклинаю тебя
страшным проклятьем.Май 1921

Человек человеку – бревно. Ал. Ремизов

Крепче гор между людьми стена,
Непоправима как смерть разлука.
Бейся головою и в предельной муке
Руки ломай – не станет тоньше стена.
Не докричать, не докричать до человека,
Даже если рот – Везувий, а слово – лава,
камни и кровь,
Проклинай, плачь, славословь!
Любовь не долетит до человека.
За стеною широкая терпкая соленая степь,
Где ни дождя, ни ветра, ни птицы, ни зверя.
Отмеренной бесслезною солью падала
каждая потеря
И сердце живое мое разъедала, как солончак
черноземную степь.
Только над степью семисвечником пылают
Стожары,
Семью струнами протянут с неба до земли
их текучий огонь,
Звон тугой, стон глухой, только сухою рукою тронь
Лиры моей семизвездной Стожары.Январь 1922

Ранней весною в черном и зеленом поле
Веруешь в настоящий земной шар,
Поскользнешься и окажешься в бездонной воле,
Страшен только первый последний удар.
А там подхватит внезапный, многосильный,
крылатый,
Или это сердце пропеллером гудит и несет?
Земля покажется в небе золотой заплатой,
Звездным сотом среди звездных сот.
Увижу вертящиеся города и голубые вулканы,
Людей похожих на стоглазых на бессердых
зверей,
Бессолнечные, бескровные страны,
Белые кипарисы и черные платаны,
И крикну пилоту: домой, поворачивай машину
скорей!
Но улетевшим нет больше возврата —
Затоскую, заплачу, закричу, запою,
На земле хоть брат убивает брата,
Но Хозяин солнцем и дождем поит земную
пашню свою.
На земле сгорают люди от смятенья горя
и страсти,
Но есть твоя теплая, твоя родная грудь.
Разве мало такого человеческого счастья?
А здесь расчисленный, звездный,
безмерно холодный путь.
И будет крик мой горьким и громким,
Прольется на землю певучей, текучей звездой,
И ты в то мгновенье проснешься в потемках
И подумаешь: как часто звезды падают
нынче весной.Декабрь 1921

Любим того, чей дом бережем,
Кому рожаем детей,
Кому похлебку варим и шьем —
Игрушечный бог, не ставь сетей —
Не для нас твои сети и стрелы и сны,
Нам бы только сердце высоко держать,
Донести бы его до Единой Весны
И научиться без тоски умирать.
На руках было много блестящих колец,
Осталось одно золотое кольцо.
Сквозь кольцо я гляжу на белый свет
И вижу Спарты суровой лицо.Декабрь 1920

В ночи лежу с открытыми глазами.
Глазами, ртом и порами вбираю
Ползучую ночную темноту.
Когда во мне становится как в склепе
Непоправимой темнотой темно,
Совой прозревшею летает сердце
И ищет выхода. У человека
От века и до века нет исхода.
И вижу всё обломки и спирали
Вчерашних головокружений, штифт
Огня бенгальского, что мне казался
Похищенным моей рукой у Бога.
И надо всем немая Мнемосина
Бессмертной и прохладною рукою
Черту магическую провела.
Сперва неясно, вот ясней, яснее
Я вижу белое твое лицо.
Глаза закрыты. Как посмел ты солнце
Запрятать за дремучий лес ресниц,
Ресницами от мира заслониться,
Ресницы разложить как мертвых птиц?
Ведь на земле темно и дети плачут,
И хлеб не родится, и голод воет,
И холод сковывает нашу землю,
И ощупью земля слепая бродит,
Орбиту потерявшая свою.
Открой глаза! Да будет свет! Ужели
Мой дух слабее духа, что над бездной
Летал и эхо всей пустой вселенной
Его глаголу вторило стократно?
Скорей, скорей, ты видишь, вот рассвет
Бездушный, серый и ненастоящий
Встает над городом. Опять день долгий
Притворствовать, что мы живем под солнцем,
Когда я твердо знаю, что оно
В груди моей навек погребено.Январь 1922

Город как заколоченный дом,
Небо в клочьях, и ветер кругом
Воет, веет, летит, летит,
Забытая ставня от ветра стучит.
То не город, не дом, а корабль,
Гиблый ветер, смертельный Сентябрь.
То тоска твоя разлилась рекой,
Граниту не справиться с этой тоской.
Сердца гулкого твоего нестерпимый звон
Небывалый поет циклон.
Желтый смерч листовой кружит, кружит,
Рваным шелком шуршит, шелестит,
На приступ идет вода и земля,
Не спасти, не спасти корабля.
И улыбается нежный рот —
– Слышишь, гибель на борт идет.Октябрь 1921

Любовь

Вот эта черная дыра —
Ночное головокруженье,
Ужели нежная игра
Любовного воображенья?
Веселья ждешь – веселья нет,
Зовешь покой – покой далече,
И станет тесен белый свет,
Но два крыла прорежут плечи.Май 1921

Ангел песнопенья

Онемевшие руки тянутся к лире,
О рожденном мире не могу молчать.
Порфирородный в каменной, в черной порфире
На знающие уста наложил печать.
Больше всех любил тебя Бог когда-то —
Можно душу как дом обокрасть —
Что стоишь надо мною, зверь когтистый, крылатый,
Узнавший земную напасть?
Есть синие дни и Румянцевский сад и звон вечерний
И девушки нежные, как апрельские тополя.
Зачем приник ко мне в тоске суеверной?
Черным бездонным счастьем под тобой
кружится земля.
Не жена я тебе, не сестра, не милая.
Розы твои горят как черная кровь —
Под пеплом костер, мое сердце остылое,
В небо огнем полыхни и огненную печаль
славословь.Март 1922

Не тягостно земное тяготенье,
Смеется над Ньютоном человек,
Когда в предельном головокруженьи
Стремит к эфиру падающий бег.
То не душа от тела улетает,
А тело от тоски своей летит
И на лету земную кровь сжигает
И легкое, бескровное парит.
О, не нужна тогда тугая петля,
Ни нож, ни горький яд, ни пистолет —
Ведь Артемида тихая не медлит,
Стрела ее тиха, как лунный свет.
Потом придут тупые, злые люди
И рану будут на тебе искать,
И раны не найдут, потом о чуде
Поговорят с сомненьем: «умирать
От горя не умели во вселенной» —
И не увидят, как серпом нетленным
Над мертвым засияет благодать.Апрель 1922

Кляни стрелка, не кляни летящую стрелу,
Не кляни невинный камень, кляни мечущую руку.
Всю твою муку —
Не принимаю, ни хулу твою, ни хвалу.
Я в Господней руке камень,
Из Господнего лука стрела —
Пролетая пустыми полями,
В твою грудь без воли вошла.
Вещи не знают ни раскаянья, ни победы,
Потому что Бог дал им силу и отнял путь —
Все равно, что будут непоправимые беды.
В тесном, теплом колчане от полета хорошо
отдохнуть.Декабрь 1921

Ничего нет страшного на свете,
И так просто любить проклинающих нас —
Любите друг друга и будьте как дети,
Ведь для всех приходит последний час,
День как день, может быть очень хороший,
Три градуса мороза, весь остров в звездном
в легком снегу, —
Кажется, такой снег называется порошей,
И плачет человек: я больше жить не могу.
И совершится единственно дивное, единственно
страшное дело —
Сосланный на землю ангел будет ждать в углу,
И увидит как душа расстается с телом,
С ненаглядной землей прощается и клянет
Кащееву иглу. Тогда будет поздно просить
прощенья,
Говорить о великой, о великой любви —
Ему серый асфоделевый сад и черное воскресенье,
И громкий голос из-за ограды: живи.Ноябрь 1921

Господи, куда деться от смерти?
Куда бежать от полынь-звезды?
Милые, ищите, ищите и верьте —
Неужели на всей земле нет живой воды?
Половину своего земного хлеба мы съели,
Половина солнц для нас всходило и зашло.
Годы остались, месяцы или недели?
Будет ли в Господнем дому тепло?
Неужели ни книги, ни улицы, ни вещи,
Ни даже твой жаркий, твой горький рот
Не задушит тот голос жестокий, слабый и вещий,
Что перед розовым утром поет?
К чуткой земле приложишь ухо,
Будто многих вод далекий шум —
Суета сует и томленье духа —
Страстью и мудростью раненный терзается ум.Ноябрь 1921

Трижды огнекрылый день, обетованный петух
Взлетел, пропел, потух.
Трижды отрекся ты.
Над Невой пологие мосты
И черная под ними вода.
С вожделеньем глядишь туда.
Лучше вырви соблазняющие глаза, не гляди,
Есть другие на широкой земле пути.
И другая, простая страна,
Бездыханная там тишина,
Небо – полог, а сердце – храм.
Тленной персти сердце ль отдам?
Там не бьют поклонов, не вынимают просфор,
А когда загремит херувимский хор,
Огневого, родного Христа
Я в медовые целую уста.Май 1922

Сестры, братья, я не виновата, что нет у меня
ни розы ни лиры,
О мире мирови молится весь широкий простор,
А у меня ни елея, ни мирра
И в руках у меня топор.
Круглое небо, откройся, дай мне напиться,
Круглая земля, разорвись, поглоти мою боль.
С неба откликаются только малые птицы,
А земля хранит алмазы, уголь и соль.
Я пришла петь не о любви, не о страсти,
Не славить власть, не стонать о безвластьи —
Надо рассечь небесный свод,
И когда кровавая прольется заря,
Надо созвать весь человеческий народ
И посмотреть, что за круглым синим небом,
Львы, скорпионы и василиски, признавшие
в ягненке царя,
Поля ли с золотым невиданным хлебом,
Или литые серебряные моря?
Или такие города, где всего довольно
И где не бывает ни холодно ни голодно ни больно.
А может быть, посреди неба просто большое
медовое сердце,
Что издали кажется то солнцем, то звездою,
то смертью,
И держит его в руках молчаливый Бог,
И к Богу нет ни проселочных, ни больших дорог,
Только все тот же синий, синий, круглый простор
И людям не помог звенящий топор.Июль 1921

В сердце мое как в прорубь глядишь,
Крестишься мелким крестом, крестись, крестись,
Черная там некрещеная тишь.
А в твоих глазах глубинной синевы
Хватило бы для глубокой для синей Невы,
И в большой аорте твоей сизый голубь живет,
Стонет, воркует, поет —
Люблю, люблю, люблю.
Глупая песня птичья, —
Между болью и весельем не знает различья.
А за мною стеною стоят безглазые дни,
Оглушили, ослепили, убили огни,
Которыми каменные пылали города,
И взлетала легкая солома ясель,
И бежали потерявшие звериный разум
ревущие стада,
И вопила к небу человеческая страстная страда,
Когда в фригийском колпаке набекрень
Въезжала в открытые настежь ворота Беда.
На выжженном, на вытоптанном поле не растет
ни трава ни колос,
Напрасна вся небесная, вся речная, вся твоя синева,
Бессилен твоего сизого голубя голос.
Дай руку, слышишь – будто сердце бьется,
Вот-вот замрет, нет, дальше несется —
То в груди моей горящих городов беззвучный набат.
Проходи своей голубою дорогою, милый брат.Июнь 1921

Солнце пробило круглую крышу мира,
Теплой кровью разливается Благовещенье по жилам,
Подкатывается к сердцу и запевает
в нем птицей-лирой,
И радость в сердце неутаима, как в мягком мешке
шило.
Коли, пронзай и ликуй, и купи мне у Бога душу
Бессмертную, нетленную, непленную,
круглую и золотую,
И земля в ней поместится с морем и сушей,
А я жизнь как потемневшую от солнца свечу задую.
Дорого стоит бессмертная душа у Бога,
А тело трепетавшее любовью жалко отдать
червям на съеденье.
Одному на Капитолий лавровая дорога,
А другому зачтется о черством хлебе мученье.
Тебе, златокудрая сестра моя, Елена,
Надо было кровью затопить поля вселенной,
Чтоб Илионским дымом поднялась к небу
твоя измена,
А ты стала легкой, чистой и блаженной.
Я соберу в ладони золотую любовь моего милого,
Полнозвонным, полновесным, расплавленным
золотом вылью к ногам Господним,
И белая яблоня вырастет из могилы,
Благовещеньем о душе моей беременна земля
сегодня.Апрель 1922

Сеял Бог золотые зерна
На каменном небе выросли острые звезды
Что звезде миллионноверстный воздух —
В сердце любовь взошла злобою черной.
Из черноземного сердца с кровью вырву злобу
На, лови!
Оба
Мы тоскуем по тихой любви.
От стрелы летящей, от полуденного беса,
от бессмертной муки
Да хранят тебя нежные руки.
Слышишь, воздух разрезает как бич – прощай!
Слышишь, в стойлах призывно ржут
божественные кони.
Диомеда мышцы, Господи, дай!
Четверке моей, колеснице моей не страшна
никакая погоня,
По небесной спирали лечу вперед,
Возницу дерзкого сразит ли Арей?
По звонкому небу цокают копыта коней
Но тесен коням небесный свод
И свод разбивает мой разбойничий свист.
Дрожит земля как от ветра лист,
Ветер гасит в окошке твоем свечу.
– Летишь? – Лечу!
Гибель, камни, осколки, смерч.
Распахнулась, взлетает, падает твердь.
Милый, тебя утешит звездная смерть.Май 1922

Лучше голос последней судной меди,
Лучше шелестящий шагающий шатающийся лес,
Лучше ваши обагренные руки, миледи,
Чем неотступный укор в лице его потерянных
синих небес.
Взгляд все страшнее прозрачнее и шире,
Скоро некуда будет деться от его
прокаженной тоски,
Скоро во всем широком мире
Не останется ни одной незамутненной реки.
И синим куполом опрокинется небо,
А земля задохнется под стеклянным колпаком,
И не будет больше ни травы ни хлеба,
Полынь-звезда засияет синим огнем.
И двинется двинулся надвигается лес шелестящий,
Аравийскими благовониями не отмыть мне
помнящих рук.
Полынь ли звезда сразит, или взор твой,
как стрела разящий,
И зазвенит протяжно натянутый спущенный лук.Июнь 1922


Скачать книгу "Повесть о Татариновой. Сектантские тексты" - Анна Радлова бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Литература ХX века (эпоха Социальных революций) » Повесть о Татариновой. Сектантские тексты
Внимание