Маски Пиковой дамы

«Пучина добродушия»

Удивительно, как в таком доме вырос по-настоящему достойный человек, князь Дмитрий Владимирович, ставший московским генерал-губернатором. «Он находился с матерью в Париже во время начала революции. Как покорнейший сын он был упитан строгими аристократическими правилами гордой княгини Натальи Петровны, а как семнадцатилетний юноша увлечен новыми идеями, которые сулили миру блаженство. Сие образовало необычайный характер. В нем встречалось все лучшее, что было в рыцарстве, со всем, что было хвалы достойно в республиканизме. Более чем кто был он предан, верен престолу, но никогда перед ним не пресмыкался, не льстил, никогда не был царедворцем, большую часть жизни провел в армии и на полях сражений добывал почести и награды. Оттого-то и в обхождении его была вся прелесть откровенности доброго русского воина с любезностью, учтивостью прежних французов лучшего общества. И это была не одна наружность: под нею легко было открыть пучину добродушия. Удивительно ли, что Москва была так долго им очарована?»[166]

Этого-то человека мать держала в ежовых рукавицах. Не выделяла положенной доли наследства, а лишь присылала деньги на жизнь. При этом никто не упрекнул бы ее в недостатке попечения о детях. Даже взрослые они казались ей маленькими, и она кликала их уменьшительными именами: Митенька, Сонюшка, Катенька. Московский почт-директор Александр Яковлевич Булгаков писал брату в Петербург, что видел княгиню в день ее рождения в 1821 году: «Нет счастливее матери, как старуха Голицына; надо видеть, как за нею дети ухаживают, а у детей-то уже есть внучата».

«Когда князь Дмитрий Васильевич, бывая в Петербурге, останавливался у матери, — вспоминал другой очевидец, — ему отводились комнаты в антресолях, и княгиня призывала своего дворецкого и приказывала ему „позаботиться, чтобы все нужное было у Митеньки, а пуще всего смотреть, чтоб он не упал, сходя с лестницы“ (князь был очень близорук и употреблял лорнет)»[167].

Несмотря на заботу о детях, княгиня не могла победить развившуюся в ней с годами скупость. Эту же черту Пушкин подарил своей графине, которая недоплачивала воспитаннице жалованья, делала Лизе замечания за перерасход сахара, заставляла ездить зимой на бал в «холодном плаще» и с непокрытой головой, украшенной, однако, живыми цветами — знак богатства, наличия собственных оранжерей — в то время как слуги устраивали свои дела, «наперерыв обкрадывая умирающую старуху».

У Голицыной скупость выразилась в отношении к собственным детям: дочерям она выделила по две тысячи душ в качестве приданого, что, кстати, недурно. А вот сыну выдавала всего по 50 тысяч рублей в год, что для генерал-губернатора второй столицы не просто недостаточно, но и позорно. Как и вообще зависимость взрослого человека от капризов маменьки: хочу дам, хочу не дам.

Княгиня и прежде была с придурями, например, не терпела села Рождествена, которое отдала сыну и, всегда проезжая мимо, закрывалась и следовала кружным путем. При ней никто не смел даже помянуть, что «в двадцати верстах» в Рождествене обитает ее потомок. Князь Дмитрий женился на кроткой Татьяне Васильевне Васильчиковой. «Так как старуха не считала Васильчиковых довольно знатными, то и неохотно согласилась на брак сына, и первое время, говорят, невестка много терпела от своей самонравной и надменной свекрови»[168].

Кроме того, Наталья Петровна до того гордилась родом, что, согласно одному из анекдотов, всякого известного человека старалась в каком-то колене присоединить к своей семье. Однажды она рассказывала малолетнему внуку об Иисусе Христе, и тот боязливо поинтересовался: не из фамилии ли Голицыных и Господь?

Генерал-губернатор по должности обязан был тратиться. Скупость матери заставляла его делать долги. Благодушный Александр I и на это закрывал глаза. Николай I, узнав о происходящем, приказал княгине раскошелиться.

В «Скупом рыцаре» остались отголоски этого скандала. Альбер решил пожаловаться:

Нет, решено — пойду искать управы
У герцога: пускай отца заставит
Меня держать как сына, не как мышь,
Рожденную в подполье.

Рассказ дался молодому человеку трудно:

Поверьте, государь, терпел я долго
Стыд горькой бедности. Когда б не крайность,
Вы б жалобы моей не услыхали.

Встретившись с Бароном, Герцог требует: «Назначьте сыну / Приличное по званью содержанье…» Для нашего повествования важны параллели, которые возникают с историей генерал-губернатора Голицына, а не с делом отца — Сергея Львовича Пушкина, обвинившего сына: «Он молодость свою проводит в буйстве, / В пороках низких…» или «Он… он меня / Хотел убить».

Мать расщедрилась — прибавила еще 50 тысяч ассигнациями, уверенная, что «щедро награждает» отпрыска. Только за семь лет до кончины Дмитрий Владимирович после смерти 97-летней княгини стал обладателем 16 тысяч душ. Теперь его никак нельзя было назвать «безумец, расточитель молодой». Но Пушкин сумел передать страх скупого человека перед будущим обладателем богатств:

Едва умру, он, он сойдет сюда
Под эти мирные, немые своды
С толпой ласкателей, придворных жадных.
Украв ключи у трупа моего,
Он сундуки со смехом отопрет.
И потекут сокровища мои
В атласные диравые карманы.

Между «Скупым рыцарем» и «Пиковой дамой» заметна внутренняя перекличка. Старая графиня также не хотела сообщать тайну карт ни сыновьям, ни внукам, как Барон не желал расставаться с накопленным золотом. Он хотел погубить сына, как графиня-покойница погубит Германна, заставив его «обдернуться». Имущество или тайна не должны уйти из старческих рук. В такой ситуации образ княгини Голицыной, тянувшей до последнего с выделением сыну положенной ему по закону доли отцовского имущества, важен как пример. Заметим, вынудил ее решиться не сам великовозрастный «Митенька», а император. Его требование равносильно требованию Германна, с той разницей, что просил Николай Павлович не за себя и отказать ему было невозможно.