Маски Пиковой дамы

«Разница между принцем и каретником»

Теперь посмотрим на самих офицеров из черновика. «Года четыре назад собралось нас в Петербурге несколько молодых людей, связанных между собою обстоятельствами. Мы вели жизнь довольно беспорядочную. Обедали у Андрие без аппетита, пили без веселости, ездили к Софье Астафьевне побесить бедную старушку притворной разборчивостью. День убивали кое-как, а вечером по очереди собирались друг у друга».

Что делали — не сказано. Перед нами все еще зеркало, разбитое на множество осколков. В десятой главе «Евгения Онегина» читаем:

У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки.
……………………………………………………
Витийством резким знамениты,
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи.

Декабристы Никита Муравьев и Илья Долгоруков собирали у себя товарищей. Но писать об этом прямо — гневить августейшего цензора. В «Пиковой даме» «витийство резкое» заменено на карты. Всё, что происходит на квартире Нарумова, — продолжение приведенного абзаца, который был снят при редактуре.

Поведение героев красноречиво. Они едят и пьют без удовольствия, ездят по девкам в известное столичное заведение, но никого не берут. Только «бесят» содержательницу «притворной разборчивостью». Слово сказано — молодые люди притворяются. Как будто ничего не ждут, но на самом деле в напряжении. Вот-вот грянет гром.

Причем притворяются в борделе, где притвориться довольно трудно. Либо можешь, либо нет. Этот циничный момент очень важен, поскольку близость с женщиной, способность ею овладеть равносильна способности взять власть. Вспомним историю «Графа Нулина» и «странные сближения». Заезжему ловеласу было оказано сопротивление. Сам Пушкин видел родство событий с мятежом на Сенатской площади, в день которого и была написана поэма: «Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. „Граф Нулин“ писался 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения».

А перед этим целый абзац о «Лукреции», «довольно слабой поэме Шекспира», которая легла в основу сюжета, то есть о появлении республики в Риме, о восстании против царского рода Тарквиниев, один из отпрысков которого обесчестил знатную римлянку Лукрецию. «Что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило бы его предприимчивость?» И в конце концов «Брут не изгнал бы царей, и мир, и история мира были бы не те»[352].

Предприимчивость восставших была охлаждена «пощечиной» молодого императора. Вместо «атанде» получилось «атанде-с». Как Нулин не способен овладеть женщиной, так и члены тайных обществ не способны взять власть. У Нулина говорящая фамилия — ничто, ничтожество. При всей любви к друзьям-заговорщикам, при всей жалости после приговора поэт не считал, что они в силах на что-то, кроме «витийства грозного». Ездят к девочкам побесить «добрую старушку», а до дела не добираются. Когда же добрались, получили оплеуху, на которую способна даже уездная барынька. Нельзя творчески оплодотворить реальность, не прикасаясь к ней. Инициалы хозяйки имения Натальи Павловны — Н. П. — совпадут с инициалами нового государя Николая Павловича. Если учесть, что все эти смыслы проступили в поэме позже, а в момент ее написания поэт не знал о готовящемся выступлении, придется признать либо провидческий дар, либо «странные сближения».

Итак, «молодые люди» из черновика ждут мятежа. Справедливо предположить, что его описание так или иначе отпечаталось на страницах окончательной редакции.

Уже первая глава содержит множество обмолвок, отсылающих к тайным обществам, исходу восстания и судьбе самого Пушкина. Первые же строки уведут нас от конногвардейца Нарумова на квартиру Кондратия Рылеева в доме Российско-американской компании, где жил и ее глава, старый сенатор Николай Семенович Мордвинов, который просто не мог не знать, чем занят его управляющий. Там декабристы собирались в ночь перед выступлением и в ночь же после него, чтобы договориться о показаниях. Там же был избран «диктатором» Сергей Трубецкой.

«Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами». Как и в черновике внимание обращено на аппетит собравшихся. Охотно едят выигравшие — те, кто победил. А вот их противники едва глотали до восстания, теперь же, когда они остались ни с чем, и вовсе сидят перед пустыми тарелками.

Вспомним, какими словами молодая графиня в Париже требовала у мужа денег: «Думала усовестить его, снисходительно доказывая, что долг долгу рознь и что есть разница между принцем и каретником». В этой фразе слышится знаменитое замечание Федора Васильевича Ростопчина о декабристах: «Во Французской революции вздумали восстать, чтобы стать вместо князей и графов. У нас князьям и графам захотелось в сапожники и портные»[353].

Пушкин добавил к ней свое видение: «долг долгу рознь», «есть разница между принцем и каретником». Долг принцев, князей и графов не позволяет им действовать, как каретникам, сапожникам и портным. Долг дворянина поддерживать государя, а не бунтовать. Эта тема ярко будет раскрыта в «Капитанской дочке».

Кроме того, именно во фразе графини деньги впервые уподоблены долгу чести в самом его прямом, не финансовом смысле. Поэтому и в дальнейшем, говоря о вожделении к богатству, автор будет подразумевать нечто иное.

Одного приведенного высказывания «бабушки» было бы достаточно, чтобы оно бросило отсвет на остальной текст и заставило рассматривать его с позиций отгремевшего декабристского выступления. Но Пушкин идет дальше. Графиня «в оправдание свое сплела маленькую историю» и «отыгралась совершенно».

Это уже припоминание о собственных письмах Пушкина новому императору и Жуковскому с просьбой, наконец, прекратить его ссылку. А потом о разговоре с царем, в котором поэт «сплел маленькую историю» и отыгрался, то есть оправдался совершенно.

«Он был в отчаянии», — сказано о Чаплицком. Но это же можно сказать и о самом Пушкине, когда фельдъегерь доставил его в Москву. «Бабушка, которая всегда была строга к шалостям молодых людей, как-то сжалилась», но «взяла с него слово впредь уже никогда не играть». Император был строг к выходке «молодых людей» на Сенатской площади, но над поэтом как-то сжалился, взяв с него слово «исправиться». В результате свидания с царем Пушкин «отыгрался и остался еще в выигрыше».