Хранитель истории

Глава 1

Корсет сдавливал не приученные к нему ребра, так что дышать приходилось животом. Голова нестерпимо зудела от количества шпилек в сложной прическе. Но все эти физические неудобства были ничем по сравнению с грозными словами наставника, которые эхом звучали у меня в голове: «Это тебе не развлечение, а научная работа!».

Посмотрела бы я на него, если в его первое путешествие во времени профессора отправили на праздник во дворце! Хотя готова поставить свой диплом, он бы только расстроился. Ему подавай библиотеки и сгоревшие архивы. Всё человеку в бумажках копаться.

Я глубоко вдохнула, набрала на сенсорной панели нужный мне год и, чтобы не дай Клио, не передумать, бахнула со всей дури на большую красную кнопку.

Голову мгновенно придавило, будто я поднималась на скоростном лифте. Впрочем, машина времени и была чем-то похожа на скоростной лифт, который отправлял смелых путешественников во времени в прошлое.

Не прошло и пары минут, как давление исчезло, а мягкий женский голос объявил: «Место назначения Санкт-Петербург, 20 июня 1803 года». Я ещё раз взглянула на себя в зеркало: каштановые волосы уложены в модную прическу, светлое платье из тонкого льна, подхваченное под грудью серебряным жгутом смотрелось непривычно, но надо сказать, что мне шло. Я склонилась к зеркалу поближе, разглядывая чистое лицо. Без косметики на улицу, ужас как непривычно. Но ничего, иначе бы это слишком большим преимуществом перед местными девицам. Я подмигнула своему отражению в зеркале. Перчатки, шляпка — непременный атрибут приличной барышни. Ещё раз проверив экипировку, я толкнула двери «лифта».

Питер на самом рубеже века встретил меня душным летом, шумом подворья, куда отправила меня машина времени. Это была ближайшая точка к моему месту назначения — сад Кадетского корпуса, где намечалось грандиозное, по меркам начала девятнадцатого века событие — первый запуск воздушного шара.

Небывалое ранее в Российской империи чудо произвело большой ажиотаж не только в столице. На запуск загодя продавали билеты за немыслимые в то время два серебряных рубля. И мне не терпелось увидеть всё воочию.

Перепрыгивая через помои, куриный помет и лужи, чтобы не замарать атласные туфельки и подол платья, я мысленно повторяла маршрут: из двора через арку направо, снова направо, вниз по прямой, как стрела улице, к набережной…

Но как оказалось, запоминать ничего и не надо было. Только, я выскользнула из арки темного двора на улицу, как тут же была подхвачена толпой. От многообразия нарядов, шляпок и мундиров рябило в глазах. Зато точно не заблужусь.

То, что я приняла за людскую реку, стекающую в сад Кадетского корпуса, оказалась лишь ручейком. На не таком уж и большом пространстве за казармами корпуса столпилось до чрезвычайности много народу. Несмотря на такую дороговизну билетов!

Показала суровому офицеру в парадной форме свой билет, получила одобрительный кивок и легкий намек улыбки. Бедняга, по вискам его стекали капельки пота, оставалось лишь надеяться, что его не хватит тепловой удар.

Людской поток понес меня дальше. Уже на самом входе в сад слышалась легкая музыка, атмосфера царила праздничная. Люди вокруг улыбались друг другу, дамы и кавалеры, серьезные бонны с детьми и мужьями, которые то и дело раскланивались встречным знакомым. Важные купцы с женами и молодые купчики, щеголявшие во франтских жилетах. Не обошлось и без лоточников, исключительно прилично одетых. Торговали пирогами, сахарными леденцам и мочеными яблочками.

Я даже едва не прельстилась на кусочек пирога с требухой. Запах был отчаянно привлекательными. Но вовремя поняла, что это не самая лучшая идея. Мой изнеженный желудок из будущего, скорее всего, не перенесет местных продуктов, и никакого праздника я точно не увижу ввиду самых банальных причин.

Стараясь не глазеть совсем уж явно, я вместе с толпой добралась до отведенного для главного события места. Сам воздушный шар пока только готовили — вокруг суетилось несколько мужчин, проверяющих полотно шара, корзина была пуста. Любопытных к «виновнику» события не допускал Преображенский лейб-гвардии полк. Красавцев-гвардейцев было видно издали и запросто можно узнать по зелёно-красной форме. Барышни от мала до велика бросали на высоких офицеров заинтересованные взгляды, чем вызывали негодование отцов и сопровождающих кавалеров. Помогали Преображенскому полку местные кадеты.

У дворца были устроены трибуны с центральной ложей, которая в настоящий момент пустовала. Перед входом с обеих краёв также стояли гвардейцы, проверяющие уже не билеты, а именные приглашения. Такое у меня тоже было. Хотя и профессор настаивал на том, чтобы я потопталась в толпе более простого люда, а не сидела под навесами рядом со сливками Петербурга. Но спустя продолжительный спор мне всё же удалось выбить своё именное приглашение.

Внутри всё сжалось от волнения, когда я протянула гвардейцу карточку. Этот уже не был столь суров, как его сослуживец на входе в сад, да к тому же беспардонно красив. Из-под фуражки выглядывали вихры темных волос, линия чувственных губ, румянец.

— Мадемуазель Оболенская, вы одна? — На меня посмотрели ярко-голубые глаза, скорее удивленно, чем строго. Искорки плясали в них, словно в бокале с шампанским.

— Отец приболел. — Отвечала я, с небольшой запинкой, пытаясь выдавить милую улыбку. Как хорошо, что гвардеец заговорил на русском, сейчас от волнения я бы и слова не вспомнила на французском.

— Как жаль. — Теперь уже его улыбка стала откровенной лукавой, он отдал мне приглашение, протянул вторую руку. — Позвольте помочь, здесь высокая ступенька… вот так. Будьте аккуратны.

Мне померещилось или этот лис мне подмигнул? Но понять это уже невозможно, офицер отвернулся, чтобы поприветствовать почетное семейство, которое заходило прямо за мной. И я поспешила занять место на трибунах поудобней. Почему-то лицо гвардейца показалось мне смутно знакомым.

Спустя полчаса сад заполнился людьми, что яблоку было негде упасть. Трибуны тоже оказались плотно забитыми. Рядом со мной удачно устроилось то самое почетное семейство с очень деятельной и разговорчивой матушкой. У нее было три дочери и два сына. Как я поняла из её нескончаемой болтовни, ещё один старший как раз доучивался в кадетском корпусе и после праздника она бы очень хотела его навестить. Её муж, опиравшийся на трость с головой медведя, сохранял поистине ангельское спокойствие и почти на все вопросы жены отвечал вдумчивым молчанием, либо односложно. Супруга, впрочем, его участие в разговоре особо не требовались.

Также я узнала, что средняя дочь уже в этом сезоне идёт на свой первый бал, но это «не повод так откровенно разглядывать мужчин», а уж тем более того красавца, что всего лишь проверял у них приглашения. Что, на мой взгляд, было не очень справедливо, в Преображенский полк абы кого не берут. Не удивлюсь, если у этого голубоглазого лиса родословная идёт ещё от каких-нибудь владимирских князей. Впрочем, быть может, что мать метила куда выше, чем простой офицер. Мужа эта почетная донна заранее отчитала, чтобы тот даже не думал пить наливочку по такой жаре. Ну и так далее и так далее.

Любой другой на моём месте уже взвыл от ужаса. Но я была в совершенном восторге! Это какой объем информации для будущей работы! Мне несказанно повезло!

Пока я жадо впитывала всё, что вырывалось из уст почетной матроны, по моим ощущениям прошло совсем немного времени, но толпа вокруг шара уже успела значительно подрасти. Я даже бы не заметила, если бы над садом волной не разошелся людской гул. По подмосткам пробежался шепоток: «Государь! Государь!».

Я чуть не подскочила от восторга. Вытянула шею посильнее, чтобы разглядеть того в мельчайших подробней, но это оказалось излишним. Толпа перед императорской четой расступилась как море перед Моисеем. И очень скоро я увидела Благословенного воочию.

Первой в глаза бросалась двууголка с плюмажем, под ней скрывалось не очень симпатичное, но очень открытое лицо Александра Павловича. Он щедро раздавал улыбки и то и дело взмахивал рукой, затянутой в белоснежную перчатку. На вторую руку опиралась статная дама в тёмном платье с кружевным чепцом на седых волосах — императрица-мать Мария Фёдоровна. Несмотря на возраст и некоторую одутловатость, в ней ещё теплилась былая красота, а горделивая осанка не давала кому-либо повода усомниться в её статусе. Женщина, благодаря которой Российская Империя наконец преодолела династический кризис, прекрасно знала своё место.

Следом, под руку с кем-то в гражданском платье, шла молодая девушка. Из-под шляпки толком не рассмотреть, но несложно было догадаться, что это императрица Елизавета Алексеевна. Сколько бы я ни всматривалась в лицо мужчины, её сопровождавшего, уловить знакомые черты не смогла.

Следом шли дети — старшая княжна Мария, которая в будущем году станет принцессой Саксен-Веймарской. Екатерина, Ольга и Анна, которые заботливо вели с собой двух мальчишек — маленького Николая, будущего императора Николая I и Михаила, которому было всего пять лет. Хотя время клонилось к ночи, дети были полны энергии. Младшие то и дело крутили головой, пытаясь высмотреть воздушный шар.

Вся августейшая семья со свитой степенно расположилась на выделенной ложе. К Его Величеству тут же подоспел «виновник» происходящих событий — Жак Гарнерен. К сожалению, моё место было далековато, поэтому услышать хотя бы обрывки фраз не удавалось. Зато полюбоваться на императора и его семью издалека — сколько угодно. Тем более что такой любопытной была не я одна. Казалось, что трибуны — это поле с подсолнухами, которые все, как по команде повернулись к «солнцу»-императору.

Ближе всех ко мне оказалась Елизавета Фёдоровна. В какой-то момент она повернула голову так, что, наконец, можно было разглядеть её лицо. Её красота была какой-то неземной. Молодое, чистое лицо с большими светлыми глазами, пшеничные кудри обрамляли аккуратный его овал. Но всё это портили залегшие черные круги усталости, отчего взгляд казался тусклым и чрезвычайно печальным. 1803 год, начало конца. Отношения между супругами и так не были безоблачными, снова разладились. Теперь надолго. В следующий раз Александр сблизится со своей женой лишь в годы тяжких испытаний — во время войны. А после, снова разлад и череда любовниц.

Гарнерер откланялся, удаляясь к шару. Сейчас начнется главное представление. Но вдруг из толпы, что стояли перед трибунами, вышел один из солдат и, низко поклонившись, громогласно попросил разрешить ему говорить. Толпа, слышавшая эту просьбу, пришла в волнение. Люди зашевелились.

— Ваше Величество, дозвольте и мне, русскому человеку, герою Очакова подняться в воздух! — Голос у мужчины был звучный, его расслышали почти все в саду.

— Простите, а кто это? — На этот раз комментариев от матроны, сидевшей справа от меня, не последовало, поэтому я не постеснялась наклониться и самой поинтересоваться дерзким офицером.

— Вы не знаете? — Пытливый взгляд скользнул по мне. По всей видимости, тот факт, что я явилась сюда в одиночестве, да еще и была достаточно взрослой, говорил обо мне как о барышне с бо́льшим опытом. — Это Сергей Львов. Картежник и разгильдяй. Всем на свете должен.