Лист на холсте, или Улиточьи рожки

08. О нелюбимых сотрудниках

У них были сутки на подготовку. Правда, у Элоизы подготовка опять свелась к внешнему виду — в четверг вечером она вместо тренировки съездила в салон, где ей привели в должный вид кожу, волосы и ногти, купила платье и туфли, потом спала, сколько спалось и ленилась, пока есть возможность. В пятницу она тихо исчезла из рабочего кабинета в обед, предупредив брата Франциска о том, что сегодня уже не вернется, и скрылась в своих покоях. После обеда приехал парикмахер Витторио, а потом и визажист. Потом пришла Анна и помогла одеться.

— Эла, по-моему, получилось отлично.

— Ты думаешь? А вдруг я упаду с этих каблуков? — хмыкнула Элоиза.

Шпильки и впрямь были отменно высокие.

— Ты уж не падай. Не танцевать же идешь, так? И не по дорожкам в парке бегать. Дело сделаете и быстро дальше. А я буду вас всех ждать у Лодовико. Ты отложила вещи, которые тебе привезти?

— Да, вон там, у шкафа, сумка. Во что переодеться, чем умыться-намазаться и в чем спать. Надеюсь, там будет, где спать.

— Конечно, будет. Глянь в зеркало — все же в порядке, так?

Элоиза глянула.

Из глубины зеркала на нее смотрела дама из общества, готовая отправляться на публичное мероприятие. Волосы завиты и уложены в прическу, несколько локонов аккуратно обрамляют лицо. В кудрях диадема. Открытые плечи, глубокое декольте, жесткий лиф платья обтянут алым атласом. Пышная юбка длиной до щиколоток, тонкие прозрачные чулки, и алые, в тон платью, туфли на высокой тонкой шпильке. Украшения подходят к диадеме, это определенно гарнитур — серьги, колье, браслет. Клатч обтянут таким же алым атласом. На открытые плечи Анна накинула шарф.

Из общего стиля выбивалось только крупное кольцо с синим камнем в чёрной ажурной оправе. Но Элоиза решила, что оно может пригодиться ей в процессе.

И когда Себастьен, по обыкновению, зашел за ней, она по первому же его взгляду поняла, что попала в точку. Он молча смотрел на неё, и не двигался с места.

— Я снова не похожа на себя? — подняла она бровь.

— Экселенца, вы именно что похожи на себя. На даму из хорошей семьи, которую воспитывали правильным образом. Которая знает, в чем ходят в офис, в чем на прием, а в чем в бар на окраине. Которая отлично делает все, за что берется. С которой я с легким сердцем пойду и на прием, и на штурм. Или на одно и другое разом, как сегодня. Вы прекрасны в любом образе, Элоиза. И вы умеете все это носить и в этом двигаться. Мне очень хочется пойти с вами просто на прием — без всяких других дел. Разговаривать, танцевать, хвастаться, в конце концов. Не сомневайтесь, вы похожи на себя, и это замечательно.

— Ничего, вы ничуть не хуже. Вы ей подходите, — глубокомысленно заявила Анна. — Смотри, Эла, вот кавалер так кавалер — и фрак носить умеет, и галстук, и запонки. И булавку красивую подобрал. Фамильная, не иначе, сейчас таких не делают. Ты уж присмотрись получше, ладно?

Элоиза бросила беглый взгляд — да, булавка в галстуке и запонки знакомые, изумрудные.

— Анна, я ничуть не сомневаюсь в достоинствах монсеньора. До встречи вечером, не забудь, пожалуйста, мою сумку, — она поправила локон и повернулась к Себастьену. — Полагаю, мы можем отправляться.

Сегодня в гараже их ждала самая пафосная машина Марни — приобретенная именно для таких случаев. Карло за рулем, Лодовико рядом, Себастьен усадил Элоизу на заднее сиденье и сам сел с другой стороны. Выехали — они в середине, машина спереди, машина сзади. Ну и все три машины отслеживались из командного центра службы безопасности — так, на всякий случай.

Вилла Сан-Валентини была освещена изнутри и снаружи. Гости, пока немногочисленные, поднимались по широкой лестнице и исчезали во дворце.

Внутрь отправились Марни, Элоиза и Лодовико. Распорядитель вечера отметил их прибытие и пригласил проходить внутрь и чувствовать себя как дома, ожидая выхода хозяев, который планируется через полчаса. Это всех устроило, и они прошли в большую залу, где уже бродили немногочисленные пока гости, а возле дальней стены настраивали инструменты музыканты оркестра. Лодовико отошел к стене, взял с подноса бокал с соком и внимательно оглядывал присутствующих. Марни некоторых знал, с ними он здоровался и представлял Элоизу.

Элоиза вежливо улыбалась и молчала — она сканировала здание в поисках Филиппо Верчезы. Конечно, Лодовико собирался получить эту информацию обычным путём, но — вдруг у неё наконец-то получится? Это было бы намного удобнее, чем любые расспросы. Элоиза вспомнила, как её направляла Доменика Прима, потом вспомнила, как наутро после рождественского праздника перед ней открылись разнообразные личные покои палаццо д’Эпиналь… Сосредоточиться и вперёд!

На удивление, ей это удалось. Она узнала очень много о дворце и его обитателях, прямо скажем, ей столько и не нужно было. Правда, на всякий случай обратила внимание, кто там и с кем. И очень не сразу увидела то помещение, где ждал кого-то Верчеза. Хотя попасть в него будет очень просто.

И когда они отошли от одной оживленной группы, тихо сказала Себастьену:

— Он наверху. Я знаю, как туда попасть. И он сейчас один.

Незаметный знак Лодовико — и они выходят из залы и отправляются наверх. Лодовико остается ждать их у входа в зал.

— Не удивляйтесь и не заговаривайте ни с кем, и нас не увидят, пока мы не вернемся в зал.

Не удивляться он уже почти что привык — она часто во время операции начинала говорить вот так, отрывисто и четко. Кивнул.

— И если я вас не попрошу прямо — не вмешивайтесь. И не выпускайте моей руки. Если мне понадобятся обе руки — возьмётесь за плечо. Он обратит внимание только на меня, вас для него все равно, что нет.

Лестница привела их на небольшую площадку, на которой они увидели две высокие двери и одну маленькую. Все они были заперты, и очевидно, за ними начиналось приватное пространство хозяев. Элоиза остановилась перед маленькой и закрыла глаза.

Она еще внизу сосредоточилась и пыталась дотянуться до сознания Верчезы, притупляя его ощущения. Сейчас их разделяла только дверь, за которой он ждал человека из Марселя, ему очень хотелось поскорее отдать документы и получить — что получить? Не деньги же, денег ему и так никто не жалел — зарплата была более чем нормальной. А, вот — он хотел, чтобы ему были обязаны и чтобы он потом мог потребовать что-то от этих людей… Черт, кому же и для чего понадобились данные о реставраторах Ватикана?

Элоиза представляла себе характер Верчезы и давно поняла, как она начнет разговор. Она открыла дверь и вошла. Себастьен вошел следом.

— Добрый вечер, господин Верчеза, — начала она обычным своим тоном, — а почему вы не внизу, гости же собираются там?

— Госпожа де Шатийон? А вы что здесь делаете?

— Как же, к вам пришла. Вы не хотите мне ничего рассказать? Подумайте. Я не скажу об этом Винченцо, честное слово. Он не в курсе, что вы вернули ему не все страницы документа.

Это не так, но они ведь не общались…

— Эээ… а как вы узнали? — в общем, он всегда был болтуном и хвастуном. Нужно было всего лишь немного его подтолкнуть.

— Вы что же, думаете, что я не знаю, сколько листов в документе, который сама же составила?

— Да, я как-то не подумал, что Винченцо возьмется спрашивать о чем-то вас!

Ну, положим, Анджерри ничего не спрашивал, спрашивал Шарль, но об этом сейчас никто говорить не будет.

— Впрочем, я до конца так в это и не верю. Покажите листы, — последние слова сопровождались сильным мысленным повелением.

Верчеза механически достал из внутреннего кармана пиджака свернутые пополам листы А4, передал Элоизе. Она взяла, бегло просмотрела все три, достала из-за корсажа три других листа. Повертела в руках одни и другие, потом один комплект свернула и вернула за корсаж, а второй отдала ему в руки.

— Убирайте, и запомните хорошенько — я сюда не заходила, вы со мной не разговаривали и вообще меня не видели. Сейчас вы сядете к столу и уснете, а проснетесь только тогда, когда в комнату войдет ваш наниматель, кто бы он ни был.

Верчеза послушно сел в кресло и закрыл глаза. Элоиза и Марни тихо выскользнули наружу и прикрыли за собой дверь. Спустились вниз, там их ждал Лодовико.

— Сейчас войдем на порог залы, и нас станет видно, — тихо сказала Элоиза. Голова немного кружилась, но в целом она была довольна — ей удалось, всё обошлось тихо, и теперь главное — не привлекая внимания, покинуть дворец и исчезнуть в ночи.