Три подруги и разбитое зеркало

– Потом мы отправились в квартиру Руси, чтобы проверить на месте ли её документы.

– И как? На месте? – он насмешливо выгнул черные брови.

– Мы забыли проверить, – признаваться в собственной глупости было неприятно. И в другой ситуации я бы его послала, но сейчас в руке Макса был нож, а я сидела на полу, борясь с дрожью и слабостью, и пытаясь сотрясаться не совсем уж сильно.

– Тебе надо проводить меньше времени с подружками, – презрительно выдохнул Макс. – Тупеешь на глазах.

Я замялась, но честно ответила:

– Мы забыли обо всем, когда обнаружили записку.

– Любовное послание? – предположил Макс, но быстро опроверг собственные слова. – Хотя нет, вряд ли. Эта дрянь не способна поддерживать стабильные отношения с тем, кому хватит душевных сил ваять ей любовные послания.

– А ты способен? – обиделась я на его слова. – Ты, который признавался мне в любви, а до этого долгие годы изображал моего лучше друга, сидишь передо мной с ножом в руках! Ты обо всем забыл? Забыл, как помогал мне с проектами в университете ночами напролет? Как врал моей бабушке, чтобы мы с Нисой могли пойти на вечеринку? Как ехал ко мне через весь город в четыре часа утра, чтобы забрать после плохого свидания? Как хранил мои секреты? Как утешал, когда я провалила своё первое самостоятельное дело, подставив клиента? Это всё было ложью? Неужели можно так виртуозно притворяться? И для чего? Для того, чтобы по итогу закончить вот так?! В подвале?! Да чем ты лучше Фирусы?!

Макс промолчал. И молчал несколько минут, пока я переводила дух от своей пламенной речи. А после склонился и выразительно прошептал:

– Не сравнивай меня со своей подружкой. Я – гораздо хуже. Я – бог. А она – мелкая сошка, на побегушках у Совета.

– Ты не бог, пока нет собственной территории, – автоматически поправила его я, но потом до меня дошло услышанное. Я взволнованно приподнялась, но осела обратно, хватаясь за ребра. – Что? Какое отношение Руся имеет к Совету?

– Муза тебе не сказала? – лживо удивился Макс, послав мне сочувствующую улыбку. Хотя по едкому, будто разъедающему всё на своем пути взгляду было очевидно – он прекрасно знал о степени моей осведомленности. – Её семья служит Совету уже десять поколений, выполняя поручения разной степени важности.

– Не может быть, – затрясла я головой. – Этого не может быть, она бы мне сказала.

– Справедливости ради замечу, что до недавнего времени она была отстранена от семейных дел. Но рано или поздно всё заканчивается.

– Да, – поддержала его я, а после с ненавистью заявила, глядя в некогда родное лицо: – Терпение. Пули. Средство от насекомых. Хотя таких, как ты ничем не вытравить. Проще дом сжечь.

Макс резко поднялся и посмотрел на меня сверху вниз, как смотрят на улитку, ползущую под ногами, думая раздавить моллюска или дать возможность безобидному созданию спокойно уползти.

– Знаешь, что меня удерживает от того, чтобы воспользоваться этим ножом? – и он продемонстрировал мне тонкое стальное лезвие с зазубринами по центру и выемкой у рукоятки.

– Знаю, – скрывая боль за улыбкой, ответила я. – Ничего.

– В точку! – кивнул бывший друг и метко швырнул нож.

Глава 8

Особо не целился. Кажется, ему было абсолютно всё равно, куда вонзится лезвие. А вонзилось оно, распоров кожу, в переднюю часть бедра, погрузившись в мышцу практически полностью.

Крик вырвался из горла, потому что лезвие было серебряным, и оборвать его я смогла только тогда, когда осознала, что ору во всю глотку.

Тяжело задышав, я начала ругаться сквозь зубы, припоминая все известные мне ругательства. Значительную их часть я почерпнула от Нисы.

Макс подошел и не глядя мне в лицо вынул нож. Отер лезвие от крови о брючину и вновь начал демонстративно крутить орудие пытки в руках.

– Что было в записке? Которую вы нашли в квартире подружки? – спросил он с непререкаемым спокойствием.

– Дождь, зонтик и орхидеи, – покорно ответила я.

– Что? – свел он брови у переносицы, встретившись со мной взглядом. – Что это значит?

– Что у Руси больная фантазия, – я попыталась взять под контроль дыхание. Вдыхала размеренно и не глубоко, но это не очень помогло. Мне становилось хуже. Рана сильно кровоточила. Кажется, Макс задел крупные кровеносные сосуды. Тело больше не тряслось от холода. Наоборот, чувствительность падала и нестерпимо захотелось спать.

Мой палач это заметил, вновь присел, положил ладонь на щеку и заставил приподнять голову, которая уже падала вниз, упираясь подбородком в грудь.

– Эй! – требовательно затормошил он меня. Сперва легонько, а после с силой затряс. – Приди в себя! Слышишь? Не смей отключаться!

Его последние слова донеслись до меня, подобно удаляющемуся эху, взлетающему над остроконечными вершинами гор и исчезающему в глубинах неприступных пещер. В ушах зашептало море, пальцы ощутили под собой сыпучесть нагретого солнцем песка, а ноги нащупали жесткую многообразную текстуру кораллов.

Повторно пришла в себя резко, быстро сообразив, что по-прежнему нахожусь в ненавистном подвале. И Макс рядом. Сидит чуть в стороне, скрестив длинные ноги перед собой.

Первым порывом было желание притвориться, что я всё еще пребываю в отключке, но номер не прошел.

Макс подбросил нож в воздухе и приказал:

– Даже не думай устраивать спектакль. У меня нет на это времени. Я и так слишком долго с тобой вожусь.

– Так приказал бы своим волкам мной заняться, – хихикнув, щедро предложила я.

– К тебе никто не подойдет, кроме меня, – кажется, он уже всё решил. И я знала – то, что он решил мне категорически не понравится.

– А если кто-то все-таки осмелится? – на всякий случай решила поинтересоваться я, переворачиваясь с левого бока, завалившись на который очень неудобно лежала, нарушив кровообращение в плече, а после падая на спину.

– Нет таких идиотов, – Макс вновь подбросил ножик, ловко поймав. Он казался собранным, деловитым и в то же время, не производил впечатление человека, который куда-то спешил. – А если и найдутся, то в мире станет на несколько идиотов меньше. Итак, на чем мы остановились?

Безразличные глаза пронаблюдали, как я, стараясь не пропускать сквозь крепко сжатые челюсти стонов, поднялась, опираясь на руки и вновь заняла сидячее положение. Болтать с ним растянувшись на полу было крайне неудобно и ощутимо било по моей гордости.

– На том, что ты гад распоследний? – радушно предположила я.

Ножик подлетел над рукой, несколько раз перевернулся в воздухе и был легко подхвачен владельцем.

– Эффектно, – оценила я, потому что именно этого от меня и ждали. – Я так не умею.

– Тебе и не нужно, – пожал плечами Макс.

– Боишься, что прирежу однажды ночью? – зло хмыкнула я, наблюдая за Максом. Он сидел на коробке, используя её в качестве табуретки.

– Нет, не боюсь, – поигрывая ножом, легко ответил он. – Потому что знаю – сколько бы не строила из себя крутую, на самом деле ты не такая. Давеча ты пыталась надавить на мои чувства, взывая к воспоминаниям прошлого. И была не права. Я помню. Я помню каждый день, который мы провели вместе. Я помню каждую нашу встречу. Помню каждый твой наряд и каждый аромат, которые ты использовала. И поэтому знаю – ты меня не убьешь.

– Зря, – выдохнула я сквозь боль, опоясывающую ребра. – Зря ты в этом так убежден. Убежден в моих высоких моральных качествах. Кто знает, вдруг я вообще не такая, как все думают? В любом случае, какой бы я ни была, тебя прирежу с большим удовольствием.

– Почему именно меня? – он удивленно выгнул бровь, как будто действительно не понимая. – Чем я так сильно отличаюсь от других?

– Твоё предательство было самым болезненным, – просипела я и закашлялась. Покосилась на бутылку воды, но решила, что нет. Не сделаю я Максу такого подарка и не поползу на коленях ради пары глотков. Пусть подавится своей водой. – То как ты притворялся… годами! А я сидела в первом ряду на этом представлении длинною едва ли не в полжизни! И я отомщу тебе за это.

– Возможно. Когда-нибудь, – сухо рассмеялся бывший друг, в очередной раз подбросив ножик. – Но не сегодня, любовь моя. А когда тебе представится такая возможность, то ты больше не будешь стремиться к моему умерщвлению.

– Это почему же? – прищурилась я с ненавистью. Сидеть вот так вот и как старые друзья болтать о всяком тоже было разновидностью пытки, гораздо более изощренной, чем пытка жаждой или ножом.

– Потому что к тому моменту, когда я позволю тебе быть самостоятельной, ты уже полюбишь меня, – просто ответил он.

И от этих слов у меня мурашки побежали – по руками, по спине, по затылку, а дальше, судя по ощущениям, прямо в мозг.

– Шутишь? – постаралась я спросить насмешливо, а получился жалкий всхлип.

– Нет, потому что мне сейчас совершенно не до не смеха, – с некоторой долей грусти вздохнул Макс, а когда заговорил снова, от грусти и следа не осталось: – Куда вы с Нисой ездили вчера?

– Иди лесом и не сворачивай, – пожелала я от души. – Где-то там, впереди, тебя родной стог сена ждет. Постоишь, пожуешь, может быть, зачатки совести проснутся.

Макс в ответ выдал беспощадную улыбку, которой только людоедов отпугивать, замахнулся и отправил нож в полет. Полет закончился быстро. Нож воткнулся в моё плечо.

На этот раз я была готова и не тешила себя надеждами, что парнишка попугает-попугает, да и успокоится. А потому лишь громко замычала сквозь крепко сомкнутые губы, чувствуя, как новая порция боли разливается по телу жгучей волной.

Когда дышать стало чуть легче, а организм принял неизбежность мук, я подняла вспотевшее лицо и встретилась с Максом взглядом.

Он наблюдал. Просто сидел и смотрел безучастно, как если бы всё происходило не по-настоящему, не с нами и не с его помощью.

– Что ж так мелко-то? – запинаясь через слово, спросила я. – Метил бы сразу в шею. Или в висок.

– Я не собираюсь тебя убивать, – выпрямил спину Макс. – И ты это прекрасно знаешь.

– Зато собираешься основательно помучить, – уже пребывая в откровенной истерике, засмеялась я.

– Мы бы закончили всё быстро, если б не пришлось вытягивать из тебя каждое слово, – он потянулся ко мне и нарочито медленно вынул из плеча нож.

Пришлось сцепить зубы и терпеть боль, за которой быстро явилась уже знакомая слабость. Однако не успела я выдохнуть с облегчением, как он вернул нож на место, воткнув его обратно в кровоточащую рану.

– Как же меня воротит от тебя, – прохрипела я, чувствуя, как в руке начинают дергаться мышцы, предвещая о скором приступе судороги.

– Ничего, скоро твои чувства изменятся. Ну, или я заставлю их измениться. Знаешь, как говорят: от любви до ненависти один шаг.

– Ага, – согласилась я, вложив всю злобу в кривую ухмылку. – Но, как выяснилось, и в обратную сторону топать недалеко.

– Намекаешь, что любила меня? – не поверил Макс, замирая так близко, что я чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Из-за холода, с которым мое тело уже даже не пыталось бороться, оно ощущалось особенно остро. – Думаешь, я в это поверю? Я всегда был для тебя просто другом и никем больше. Сколько раз я пытался завоевать тебя! Сколько раз я делал первый шаг, надеясь, как мальчишка, что ты шагнешь мне навстречу! Но нет! Ты лишь еще выше возводила стену между нами!