Письма на воде
Читать книгу "Письма на воде"
Осторожно выруливая на шоссе по узкой гравийной дороге, петлявшей между деревьев (само собой, Ван Со и здесь умудрился обосноваться подальше от людей!), Чжи Мон на чём свет стоит клял свою расшатанную нервную систему, а заодно и человека, упорно молчавшего рядом с ним, пока они выбирались из северных пригородов Пусана на трассу, ведущую к столице.
Хорошо, что в этот поздний час движение на дороге было минимальным, что дало Чжи Мону возможность успокоиться и даже некоторое время поразмышлять о том, кто всякий раз умудрялся на ровном месте лишить его душевного равновесия.
Пару раз он покосился на своего спутника, но тот даже не повернул к нему голову. Сидел и смотрел прямо перед собой.
Сам ведь хотел поговорить! Так почему молчит?
А может, ему, как и Хэ Су, тоже необходимо время? Ведь несмотря на всю свою исключительность, Ван Со был прежде всего человеком, с бьющимся, как у всех, алым сердцем и душой, разодранной в клочья страданиями, потерями и томительным ожиданием. И после подобного известия ему тоже нужно было прийти в себя, какой бы внутренней силой он ни обладал.
Что ж, времени у них с избытком. Хотя – это ещё как посмотреть…
Чжи Мон подавил вздох и переключил передачу.
Как же с ним непросто, святые Небеса! Ну что за волчий нрав! Непредсказуемый и мрачный. Даже почивший император Ван Гон, от которого сын унаследовал силу и твёрдость характера, был проще и понятнее в самом уважительном смысле.
Но только не Ван Со.
Несмотря на то, что когда-то Чжи Мон умел читать души и видел любого насквозь, четвёртый принц, а затем и император Корё всё равно оставался для астронома загадкой. Внутри него клубилась тьма и будто стоял некий барьер, на который Чжи Мон натыкался всякий раз, когда пытался просканировать намерения и мысли Ван Со. Тот не пускал его. Сознательно или случайно, он был для него закрыт. Одно было неизменным и очевидным – его горячая несдержанность, которую слегка отшлифовал дворец, но, разумеется, не уничтожил до конца.
Однако сейчас это было даже во благо – то, что они вот так резко, без лишних разговоров, сорвались обратно в Сеул, до которого ехать им предстояло несколько часов плюс полчаса – на северо-восток, в сторону Намъянджу.
Когда они пересекли мост через Нактонган{?}[Нактонган – самая длинная река в Южной Корее. Протекает по равнинам юга Корейского полуострова.] и помчались по трассе к Тэгу, Чжи Мон не вытерпел и вновь оглянулся на Ван Со, который был так неподвижен, что могло показаться – он спит или расстроен. Но бывший советник императора слишком хорошо его знал.
О нет, Ван Со не был ни расслаблен, ни подавлен. Напротив, он сидел, сжавшись, как зверь перед прыжком. Или, скорее, как стрела на тетиве. Чжи Мон и без прежних способностей слышал низкое нетерпеливое гудение тетивы, а потом и увидел отблески обсидианового острия в чёрных глазах императора, когда тот наконец-то удостоил его взглядом.
– На дорогу смотри, – проронил он, тут же вновь отворачиваясь.
От неожиданности Чжи Мон так резко крутанул руль, уходя из-под встречного света фар какой-то фуры, что машина ощутимо подпрыгнула на ухабе, и из открывшегося бардачка на колени Ван Со вывалились рекламные проспекты выставок картин и косметики эпохи Корё.
– Так значит, это твоя затея? – ничуть не удивился император, разворачивая буклет о живописи. – Я слышал. Сеул, «Лотте», верно?
– Да, Ваше Величество, – кивнул Чжи Мон, сбрасывая скорость.
Наконец-то заговорил! Нужно было раньше машину как следует тряхнуть!
Подумав так, астроном устыдился и едва не принялся извиняться, но вовремя себя остановил: император и так, должно быть, считает его немного того. Впрочем, как и всегда, надо полагать.
Он покосился на Ван Со, который, задержав дыхание, рассматривал на развороте буклета свой собственный портрет работы мастера Юна и без сомнения вспоминал сейчас, кто явился к нему тогда во дворец и зачем…
– Я надеялся, что вы заглянете на выставку, хотя бы из простого любопытства. Вы как раз были в Седжоне{?}[Седжон – кампус Университета Корё, расположенный в г. Седжон, в 100 км от Сеула. Там находятся гуманитарные факультеты.], когда я открывал её и занимался рекламой.
Если бы хоть раз четвёртый принц последовал его плану! Проигнорировал он усилия Чжи Мона и теперь.
Не имея ни крупицы информации о Хэ Су, он и в этой жизни, как и в предыдущих, искал её, фанатично, непрерывно обследуя Северную и Южную Кореи, особенно территории древних государств Пэкче{?}[Пэкче – одно из Трёх древних корейских государств, наряду с Когурё и Силла. Находилось на юго-западе Корейского полуострова. В VII в. было завоёвано и поглощено государством Силла.] и Силла, откуда происходил клан Хэ, и не только. Он пропадал в архивах, на раскопках, перечитал уйму книг, делал всё возможное и невозможное, чтобы сдержать своё слово. И неизвестно, сколько ещё он бы искал, поэтому Чжи Мон и устроил эту выставку. Не только затем, чтобы воскресить память Хэ Су, но и для того, чтобы они с императором не разминулись.
А не тут-то было!
– Я как раз уехал из кампуса в Кёнджу, – продолжил вслух его мысли Ван Со, мельком уточнив дату открытия выставки на буклете. – Нужно было собрать материалы перед конференцией.
Чжи Мон понимающе кивнул.
Ну разумеется! Этот ажиотаж вокруг древней гробницы № 44 в Джоксаме, где Национальный исследовательский институт культурного наследия вот уже несколько лет проводил раскопки, коснулся и доктора Вана. И пусть Хэ Су не была той самой принцессой некогда могущественного царства Силла, что, по предположениям археологов, была похоронена в этой усыпальнице, Ван Со не мог пропустить подобное событие, тем более что реликвии, найденные при раскопках, могли дать ему зацепки для дальнейших поисков. Что ему какая-то частная выставка в столичном торговом центре!
Чжи Мону и так невероятно повезло: он просто чудом перехватил доктора Вана на конференции в Пусанском национальном университете и рискнул заявиться к нему в святая святых – личный кабинет в цоколе, потому что наутро тот вновь собирался уехать, только куда – астроному было неизвестно.
А маленький снежок, пущенный им, стремительно летел со склона, превращаясь в лавину, и терять время было уже нельзя…
Всё это напоминало ему игру в догонялки, только он не мог с уверенностью сказать, кто теперь был преследуемой целью.
Обхватив двумя руками руль, Чжи Мон постарался сфокусироваться на главном. Что за мысли в голову лезут, когда ему следует думать и беспокоиться совершенно о другом?
– Хэ Су… – выдохнул меж тем Ван Со, и голос его осип. – Она пришла на твою выставку?
– Да, – подтвердил его догадку Чжи Мон и добавил: – Вернее, я привёл её туда. В определённом смысле.
– Расскажи мне о ней, – едва слышно проговорил Ван Со. – Всё, что тебе самому известно. Ты же с самого начала знал, что она из другого мира. Я помню, как ты мне это сказал. И поэтому тоже хочу знать. Всё с самого начала.
Император не приказывал. Он просил. И вновь в который раз при взгляде на него у Чжи Мона зашлось сердце.
Он начал с того самого затмения, которое перенесло Го Ха Чжин в мир Ван Со и превратило её в Хэ Су – единственную возлюбленную четвёртого принца и императора. Его свет и силу. Его самую большую потерю и мучительную боль, не проходящую вот уже тысячу лет.
Чжи Мон говорил, не глядя на своего спутника, сосредоточившись на матовой змеиной коже шоссе и своих собственных воспоминаниях, куда он нырнул подобно Ха Чжин и, как и она, не мог вынырнуть до сих пор.
И всё это время, что астроном рассказывал о прошлом, Ван Со молчал. Он закаменел в своём чутком внимании и был донельзя напряжён, хотя ни единым звуком этого не показывал. Но в этом не было нужды: в машине только что не потрескивало от сгустившихся эмоций.
Ван Со слушал, впитывая каждую фразу Чжи Мона, сопоставляя его слова с тем, что пережил и помнил сам. Что-то он знал. О чём-то догадывался. А чего-то не мог и предположить. И тогда его дыхание менялось, выдавая его с головой.
Он смотрел в лобовое стекло автомобиля, как в зеркало, и слушал, возвращаясь к себе прежнему, заново оценивая свои решения и поступки, понимая при этом, что изменить ничего уже нельзя, но исправить – можно.
Морщась, глотал паршивый кофе из автомата на заправке под Кимчхоном, куда они заглянули на несколько минут, и слушал, не перебивая и не задавая вопросов, время которых ещё не пришло.
Нервно барабанил пальцами по бедру, когда рассказ звездочёта плавно свернул к финалу, и только скрипел зубами при участившемся упоминании имён Ван Ука и Чжона.
И по-прежнему пасмурно молчал.
Но когда Чжи Мон дошёл до момента ухода Хэ Су из дворца, справа послышался глухой стон. Император до сих пор не мог себе этого простить и переживал свою ошибку так же остро, как и в момент её свершения.
Астроном впервые за долгое время повернулся к нему, взглядом спрашивая, стоит ли продолжать.
Ван Со сидел, запрокинув голову и закрыв глаза. Его губы кривились от сдерживаемых чувств, а руки дрожали на сведённых вместе коленях. Чжи Мон почему-то никак не мог оторвать взгляд от этих пальцев, лунно-белых на чёрном, подсознательно притормаживая, чтобы не случилось беды.
Из оцепенения его вывел хриплый голос Ван Со, похожий на треск разрывающейся ткани.
– Дальше, – не открывая глаз, потребовал он, когда пауза слишком затянулась.
А дальше были последние месяцы жизни Хэ Су в доме Ван Чжона, о которых прежде император не желал знать, чтобы не страдать ещё сильнее под бременем неверного толкования доносов своих шпионов и собственных ошибочных выводов, продиктованных гордыней, ревностью и обидой. Но теперь он вынужден был всё это принять, что давалось ему с невероятным трудом.
Рассказывая о смертельном недуге госпожи Хэ, резко усугубившемся после того, как она разрешилась от бремени, о её стремительном и неотвратимом угасании, Чжи Мон то и дело поглядывал на Ван Со, состояние которого вызывало у него серьёзные опасения. И как бы он ни старался сгладить острые углы, где-то умалчивая, а где-то и высветляя отдельные особо мрачные моменты, не изменяя сути, помогало это мало.
Императора колотило от услышанного. Он задыхался и то и дело трясущимися руками оттягивал ремень безопасности и прижимал ладонь к груди, тщетно пытаясь успокоить рванувшее сердце.
Его прерывистые неглубокие вдохи и выдохи беспокоили Чжи Мона и заставляли отвлекаться от дороги, что было крайне опасно: они приближались к Сеулу, и, несмотря на глубокую ночь, движение у столицы стало более интенсивным.
– Последнее, о чём умоляла госпожа Хэ, умирая на руках у Его Высочества, было: «Берегите мою дочь. Не допустите того, чтобы она попала во дворец». И когда Ван Чжон спросил, почему, она ответила лишь: «Потому что он не придёт». Умирая, она думала только о вас и тосковала, провожая каждый уходящий день в напрасном ожидании.
– Я приду, – прошептал Ван Со, его пальцы сжались до хруста, а по мертвенно-белой щеке скатилась крупная одинокая слеза. – Я приду, Су. Обещаю.