Снежное колдовство

Она сейчас бросится ко мне, я это вижу, поэтому кричу:

— Не останавливайся!

И кажется, это ее отрезвляет. Тьма собирается вокруг нее такой мощью, что сила хэандаме начинает бурлить в крови сама по себе. Мир подергивается алой дымкой, а золота вокруг становится больше. В ту минуту, когда я понимаю, что эта сила заполняет меня целиком, что она сейчас хлынет сквозь меня и зацепит Терезу — уничтожая ее магию, выжигая ее изнутри — сознание гаснет.

Последней жуткой мыслью становится мысль: я не справился.

Тереза

В миг, когда Анри падает, мое сердце перестает биться. Здесь, на грани, где у меня всего два цвета — белое и черное, всегда существовало согревающее меня золото, но сейчас оно меркнет. Сбывается мой самый главный, мой самый невыносимый страх.

— Тереза! — кричит Эрик. — Я ее держу! Давай быстрее!

Я понимаю, что он говорит про Софи, и понимаю, что странная сила Эрика — его двойственная сила — только она сейчас не позволила мне уничтожить собственную дочь. Моя магия смерти, которая способна уничтожить весь мир, это проклятие, с которым я в него пришла…

— Тереза! Тереза!

Я не смотрю на него, только на упавшего Анри, его ладони покрыты инеем, заползающим под манжеты рубашки. На смертоносные ленты, льющиеся с моих рук. В тот миг, когда я уже готова их отдернуть, до меня доносится крик:

— Ты им нужна! Только ты сможешь уничтожить эту дрянь, или она уничтожит всех нас!

У Эрика на виске бешено бьется жилка.

— Твоя семья, Тереза. Ты им нужна.

Эти слова отпечатываются в сознании, и я шепчу их замерзающими губами, чтобы разбить ледяные шипы страха, вырастающие прямо внутри меня. На ладонях собирается сила, сила, с которой я однажды противостояла Евгении. Нечто глубокое, темное, черное, отделяющее меня от мира живых, настолько, насколько это возможно. Ель, которая обвита моими лентами, это вовсе не ель. Это заклятие, его плетение собрано в десятки неразрывных узлов, чтобы его расплести, потребуются сутки, а то и двое.

Или холод, черный, глубинный, собирающийся в моем сердце.

Смерть.

Я отзываю ленты, они с шипением отползают к моим ногам, Эрик что-то кричит, но я уже не слышу.

Направляя магию в ключевые узлы заклинания, пускаю от них смерть по сосудам плетения. Это — большее, что я могу сделать, это — а еще обрушить на него тьму, рвущуюся сквозь меня в мир.

Мгновение ничего не происходит, а потом плетение начинает биться, как придавленная ногой змея. Оно искажается, неровный бесцветный свет бьет по глазам, вытягивая из меня последние силы. Я знаю, что именно этого заклятие и ждет — моего страха. Не дождется.

Смерть — это я, или я — это она. Сейчас верно и то, и другое.

И это меня стоит бояться.

В тот миг, когда я об этом думаю, плетение рвется.

Все.

Одновременно. С шипением взрывается, оседая искрами тлена, гаснущими на глазах пылью.

— Тереза! — голос Эрика. — Тереза!

Сколько раз он сегодня назвал меня по имени — не перечесть.

Необычная мысль тем не менее возвращает меня, меня, а не Смерть, для которой не существует преград и препятствий. Никакого страха…

Страхи…

— Анри!

Я широко распахиваю глаза, моргаю на раскрывающийся яркими красками мир и бросаюсь к мужу.

Как раз в тот момент, когда он морщится и садится на полу.

— Анри!

Я врезаюсь в него, как в первый раз, или это он обнимает меня, как впервые. Дыхание перехватывает, я впиваюсь поцелуем в его губы, чтобы дышать им, чувствовать кончиками пальцев, всем телом, всем сердцем.

— Эрик! — слышу я вскрик Шарлотты.

Следом в себя приходят Кристоф и Кристиан, Софи изумленно приподнимает голову: все ее платье и волосы в серой пыли — то есть в том, что осталось от ели, заклинания и подарков. На месте закрывшегося портала кружатся искристые снежинки.

Я смотрю на них, и чувствую, что точно так же у меня кружится голова — в объятиях Анри.

— С праздни… — раздается знакомый голос, но Лавиния не заканчивает поздравление.

У них с Льером такие лица (что, в общем-то, неудивительно), что мне хочется не то плакать, не то смеяться. Они только что вошли и замерли у дверей. Взгляд у сестренки холодеет на глазах, эта ее теплая зелень, которая сменяется глубокой насыщенной темнотой ночной листвы. Несмотря на то, что Лавиния в положении (и даже свободный крой платья Аурихэйма этого уже не скрывает), сейчас я вижу перед собой уже не младшую сестру, а королеву мира элленари.

— Что здесь произошло? — спрашивает она, и на миг невыносимо напоминает матушку.

— Это долгая история, — произносит Эрик.

А я не нахожу ничего лучше, чем сказать:

— Добро пожаловать в Ларне, дорогая сестрица.