Издранные события из жизни Великой Ольгерды

— Это подождет. Я тебе щенков обещал показать.

Живка легко вскочил на ноги и задумался, выбирая щенка. Ага. Вот это тебе понравится. Не сиди на полу. Сейчас я тебе попону дам. Я уселась со всеми удобствами и сняла шубку в конюшне тепло.

Маленькая девочка с круглым, полным молока-пузиком была очень забавной. Даже не верилась, что из нее вырастет такая вот Окка, способная мгновенно убить человека. Меня так распирало от восторга, что я не могла им не поделиться.

— О, Жиевка! — воскликнула я, подняв голову. — Какая же прелесть! Прямо уи!

Орк стоял, прислонившись к стенке денника между мной и сукой. Поглаживая укушенную руку, он наблюдал за мной со снисходительной улыбкой.

— Ой, — сказала я, — твоя рука, ее нужно осмотреть.

— Да. — Согласился он. — Пойдем. Тут есть комната рядом с этим денником.

Я с трудом заставила себя оторваться от щенка, взяла шубку в охапку и направилась в комнату. С лязгом и скрипом закрылась дверь денника. Орк зашел в комнату, прикрыл за собой дверь и стал за моей спиной. В комнате было очень тепло. Топилась печка. Я переводила взгляд с большой лежанки, укрытой шкурами, на широкую лавку.

Вот я и попалась. Щенков посмотреть. Как же! Тепло, чайник стоит на печи. Не удивлюсь, если коробка конфет внезапно на столике появится.

— Здесь спят конюхи, когда кобылы жеребятся. Или мальчишки, когда дежурят.

Живко говорил, а его дыхание касалось моей шеи. Он наклонился ко мне через плечо и заглянул в лицо, лукаво поблёскивая глазами.

— Ты обещала осмотреть мою руку, пострадавшую по твоей вине. —

— Ах да! встрепенулась я, кинула шубу на лежанку и перебрала артефакты на груди.

Обезболить? Кровь вроде бы не текла, но вдруг ее впитала толстая шерстяная рубаха-орка. А если Окка так сильно сжала челюсти, что сломала кости? А Живка по привычке «я крутой мужик» все это время молчал. Тогда что, вот этот бодрящий, чтобы дотянуть орка до дома исцеления? Я повернулась к орку, готовая задавать вопросы о его самочувствии, но слова примёрзли к языку, потому что моим глазам открылось совершенно неожиданное, потрясающее, невероятное — нет. Просто с ног сшибающее зрелище.

Полуобнажённый Живка, и, когда только враздеться успел, сидел на лавке. Смуглая кожа, сплошные мышцы мужчины, способного часами таскать тяжёлую медную скульптуру, да ещё и шутить при этом. Живка был похож на халёного матёрого кота, которого боятся даже собаки. Он, хозяин окрестных крыш, разлёгся на солнышке, но готов в любой момент вскочить и поймать зазевавшуюся голубку. Я себя явственно ощущала обедом вот такого кота. А судя по взгляду Живка, он уже мысленно ощипал все мои перышки, то есть снял платье и нижнее белье, и готов дорваться до сладкого. Я помимо воли скосила взгляд вниз. Нет, пока не совсем готов.

Пришлось себе напомнить, что я уже побывала замужем, и пусть Ирга оказался редкостным козлом и развелся со мной, но мог еще фору дать этому альфа-самцу. Да, у него не было таких широких плеч и кубиков пресса, и черных длинных волос, упавших на плечи, и такого нахального, откровенно жаждущего взгляда. Но мой бывший муж тоже не зря был в первой пятерке признанных университетских сердцеедов.

— Достаточно было просто закатать рукав, — сухо сказала я, изо всех сил стараясь не показать, что впечатлена видом полуобнаженного Живки.

В конце концов уж кто-кто, а Орк никогда не стеснялся демонстрировать свое тело, расхаживая в теплое время в жилетке, которое скорее подчеркивало, чем скрывало его достоинства. Чего это я так разволновалась? Мне не кстати вспомнилась Лира, как-то сказавшая. Живка — это образцовый самец, хоть в музей выставляй. Идеальные характеристики для удовлетворения женщины. Это все потому, что мой муж сбежал почти два месяца назад, и с тех пор спутниками моих ночей были кошмары и храпящий Отто, в котором сексуальности не то что не было, а она имела минусовые показатели.

— Только рукав? — хриплым, глубоким баритоном спросил Живка. — А вдруг Окка повредила мне что-то еще? Ключицу сломала.

Он указал пальцем и медленно повел его вниз.

— Рёбра, печень выгрызла, кишки или...

Я словно зачарованная следила за его рукой, а потом закрыла глаза. Хочу знать про или... В смысле, я не хочу знать про или. У меня есть сила воли. Я не буду отдаваться орку на конюшни. Вообще не буду отдаваться, даже несмотря на наличие у него милых щенков. Я взяла себя в руки и направилась к Живко, сконцентрировавшись на его левой руке. Следов от зубов Окко почти не было видно. Просто красноватые припухлости.

— Она тебя не укусила! — воскликнула я.

— Конечно. Если бы посмела, я бы ей тут же голову свернул. Такое не прощается.

Он ловко обхватил меня руками и усадил к себе на колени, а потом потер со щекой о мою грудь. Я смотрела на его затылок, на волосы густые, тяжелые, на ремешок, который их стягивал, и мне казалось, что это селки, в которые я попала.

— Живка!

— Что? — мурлыкнул он.

— Что ты себе позволяешь?

— Что?

— Я замужем!

Как же хорошо было в кольце его сильных рук!

— Он с тобой развелся. А я хочу тебе… хочу на тебе жениться.

— Ты хочешь меня? — моя добродетель сломалась и кусками опадала на пол у ног орка.

— И тебя хочу — согласился Живко, а потом легонько зубами прихватил мой сосок. Я задохнулась.

— И жениться хочу. И тебя хочу. Все хочу.

Он жарко дышал на влажную ткань платья, а по моему телу волнами расходились мурашки.

— Разве так неприятно? — спросил Живко у моей груди и положил руку на внутреннюю сторону моего бедра, чуть выше колена.

Платье, нижняя юбка, вязанные чулки — я всё равно ощущала его ладонь, словно при контакте кожа к коже. Он пальцами медленно пробежался вверх, а потом опять вниз до колена.

— А так? Что же я такого делаю, что стоит так возмущаться?

— Я не возмущаюсь, я просто не хочу.

— Надо же. — Удивился Живко. — А я вот слушаю твоё сердце и знаю, что оно мне говорит.

— Что? — в голове у меня шумело.

— Что оно может биться ещё быстрее, ещё быстрее, ещё быстрее. — Он чуть-чуть меня наклонил, устраивая поудобнее, и повернул голову, снова улёгшись на мою грудь.

— Я знаю! — шепнул он, а я плавилась во взгляде его черных глаз. — Я знаю, как сделать так, чтобы твоё сердце билось как сумасшедшее.

Уж в чём-чём! А в этом я никогда не сомневалась. Неужели я за все свои страдания недостойна хотя бы маленького поцелуя, крошечного, короткого? Я облизнула губы. Живко понял, что настало время действовать, и потянулся к моим губам. И замер.

— Что? — спросила я недовольно.

Ну, чего же он? Живко засмеялся, а я задрожала от желания пронзившего все тело.

— Я запутался волосами в твоих артефактах. — Весело сказал он. — У меня никогда не было магичек. Вот и не подумал.

Мне захотелось затопать ногами. Как? Я хочу поцелуя, а он… Волосы у него запутались. Пока я торопливо, путаясь в собственных пальцах, разъединяла артефакты и волосы Живка, он времени даром не терял. Его руки поглаживали, прикасались, ласкали, щекотали. Задыхаясь, я немилосердно дёргала за волосы и артефакты, но Живка только иногда морщился и не отвлекался. Как только его грива оказалась на свободе, он поднялся, держа меня на руках, и аккуратно уложил на лежанку. Густой мех защекотал кожу, и я застонала. Живко выдохнул сквозь цепленные зубы, будто ему было больно, наклонился надо мной. Пальцами медленно стянул брительку платья с плеча и прикоснулся губами к ключице. Языком провел до ямки у основания шеи. Я запрокинула голову, обхватила его руками за спину, стремясь прижать к себе, ощутить сладкую тяжесть сильного мужского тела.

Дверь в комнату распахнулась грохотом.

— Живка!

У меня в голове зазвенела от громкого мальчишечьего крика.

— Там! О! Ой!

Орченок вылетел из комнаты быстрее, чем Живка успел подняться. Однако, как же он двигался! Орк успел ухватить паренька за хвост на голове.

— Что? — прорычал он, тряхнув мальчишку за плечи. Смуглый орченок в руках Живки выцвел и даже слегка побелел.

— Старейшина, к Савку, срочно! — трясущимися губами он сказал что-то еще, но я не поняла.

Живко разжал руки, и мальчишка исчез с такой скоростью, будто телепортировался. Орк потянулся за рубашкой. Плечи у него напряглись, и я поняла, что он едва сдерживается. Потом Живка обернулся так резко, что волосы взметнулись и хлестнули его по щеке.

— Я вернусь, Ола. Я обещаю. Прошу тебя, не уходи. Я не могу отказать старейшине. Это очень важно. Но я вернусь. Что же... — Он метнулся из комнаты, с грохотом отодвинул дверь денника, вернулся и швырнул мне на колени всех четырех щенков.

— Я сейчас вернусь.

Только входная дверь хлопнула. Орки определённо умели телепортироваться. Я встала, схватила шубку щенков.

Да, я хочу, но только не на конюшне. А вдруг Ирга вернётся? Как я посмотрю ему в глаза? Я люблю его. До сих пор люблю. И на конюшне. Ладно бы ещё на роскошной кровати, После ванны с лепестками роз. Я вышла к денникам. Окка стояла у входа в свой денник и настороженно на меня смотрела. От ее глухого ворчания меня пробрала дрожь.

— Вот, возьми.

Слова орочьего мне давали с трудом, но ситорский она точно не поймет.

— Вот, хороший пёс.

Я поставила щенков на пол и по стеночке осторожно двинулась к выходу. К счастью, Живка не успел приказать псице, чтобы она меня не пропустила, поэтому я беспрепятственно добралась до выхода.

Во дворе по-прежнему никого не было. Псы в вольере волновались, а из дома доносились громкие голоса. Я незамеченной добралась до ворот, выскользнула на улицу. Уже там надела шубку и шапку, вытерла лицо снегом и припустила бежать домой. Нужно набраться сил. Завтра прибудут драконьи бусины и Живко появятся на пороге нашего дома. Я не голубка и не зверюшка, попавшая в селки. Вот. А слезы — это не от пережитых эмоций, а от мороза.