(не)мой шанс на счастье

Глава 29

Ира прислушалась. Шаги. Пошевелила плечом, уже как-то спокойно реагируя на привычное тепло в области того самого укуса. И внутренне приготовилась к очередному сражению с Тамиром Алдаровым. Не успел в замке провернуться ключ, как Ирина уже стояла на ногах напротив двери. Когда она распахнулась, Ира прижала руки к груди, не поверив своим глазам.

На пороге с безмятежной улыбкой на губах стоял Лодой. За его спиной — Тамир с… Ира превратилась в тугой комок и закусила губу. На руках Тамира тихонько спала Ева! И выражения лиц, что у него, что у дочери были такими умиротворенными и счастливыми, что сердце у нее сжалось от какого-то нежного щемящего чувства.

— Но как же?… Лодой, почему Ева здесь? — растерянно залепетала Ирина.

Шаман хитро усмехнулся и, пройдя в комнату сказал:

— Так нужно, девочка.

Услышав голоса, Ева открыла глазки, сонно потерла их кулачками, затем увидела Иру, и личико ее просветлело:

— Мамочка! — и заерзала на руках Тамира.

Тот на удивление не стал принуждать ее или силой удерживать рядом, а осторожно опустил на ноги. Ева весело прошлепала к матери. Ира присела на корточки и прижала к себе дочь. И словно вся тяжесть мира разом освободила ее от своего непосильного груза.

— Как ты, родная? — Ира прикрыла глаза и глубоко вдохнула, ощущая на себе взгляд Тамира.

— Всё хорошо, мама.

— Тамир, — Лодой обернулся к Алдарову, — нам с Ирой нужно поговорить. Жди меня в кабинете.

Он кивнул. Дверь перед ним закрылась, хотя всё нутро его рвалось внутрь этой маленькой комнатки к своей настоящей семье. Вместо того чтобы отправиться в кабинет, Тамир положил ладони на дверное полотно и прижался к нему лбом, словно хотел увидеть, услышать, прочувствовать что же там происходит. И услышал, как заговорила Ирина.

— Зачем ты это сделал, Лодой? — глухо спросила она с упреком.

— Я восстанавливаю равновесие. И ты сама это поймешь, — ровно отвечал шаман.

— Я-то думала, ты спрячешь Еву, укроешь ее, и она будет в безопасности, — с надрывом сказала Ира.

— А тебе не кажется, Ириша, что рядом с Тамиром вы с Евой будете в большей безопасности, чем со мной.

— Но… Нет! — она упрямо замотала головой. — Он останется до конца верным законам своего племени.

— Ты плохо его знаешь. Он, как никто другой в состоянии защитить вашу дочь и тебя. Свою…, — Лодой замолчал. — В общем, тебе не я об этом говорить должен. Дай-ка мне свою руку.

— Зачем?

— Скоро узнаешь, — терпеливо пояснял Лодой.

За дверью ненадолго замолчали, и снова раздался голос Ирины.

— Но захочет ли Тамир пойти против закона? Против своих? Разве… Нет, он не станет, — сокрушенно бормотала Ира. — Ради полукровки и ее презренной матери человечки, он никогда не станет рисковать… Да и ты можешь пострадать. Нет! Он не простит…он…Он уже всё решил для себя, решил, что я заслуживаю самой суровой кары…

Тамир сжал челюсть. Она уверена, что он чудовище. И как ужасно звучали слова Иры. Полукровка. Презренная человечка. Буквально вчера он сам так ее назвал. Ему стало невыносимо больно, в груди начало немилосердно жечь. И он уже понимал, что никому и никогда не позволит так отзываться о ней и о дочери. И кроме всего прочего, он хотел, очень хотел стать им опорой. Только сейчас он осознал, насколько человек и волк едины в своем стремлении защитить и укрыть от зла и ненависти свое дитя и его мать. Ирина считала его монстром, и ее страх чувствовался особенно остро. И если раньше он насладился бы им сполна, то сейчас ему почему-то было не до смеха, потому что Ира боялась не за себя, а за дочь и была уверена, что он отберет у нее Еву, а саму приговорит к смерти за то, что осмелилась провернуть такое. Подобное отношение Иры к нему причиняло Тамиру страдание, словно кто-то ржавым гвоздем ковырял в груди кровоточащую рану, а волка внутри отчаянно хрипеть от надрывного безмолвного воя.

Алдаров судорожно втянул ноздрями воздух, приходя к единственно правильному для себя решению — Иру и Еву теперь никому не отдаст, не позволит обидеть ни косым взглядом, ни грубым словом. Отстранившись, Тамир сжал кулаки, приводя в порядок дыхание. А потом нехотя поплелся в свой кабинет, чуя — шаман сказал не всё, что хотел. Оставил интригу, ощущение недосказанности и привкус тайны, которую сейчас ему откроют. В ожидании Лодоя нервно расхаживал по кабинету. Какая-то незнакомая, немного пугающая, сила будто подкидывала его над землей.

Отошел к окну и оперся ладонью о стену рядом. Волк волновался от жгучего нетерпения, предвкушения чего-то такого, от чего по нервным окончаниям бежали искры, а по коже гуляла необъяснимая дрожь. Наконец, дверь тихо отворилась, и до обоняния Тамира долетел самый желанный, самый вкусный и неповторимый аромат в мире, ибо вслед с вошедшим шаманом, в помещение проник запах его истинной пары…

Ноздри Тамира возбужденно затрепетали, и он резко повернул голову, раздираемый одним желанием — прижать к себе свою половинку, чтобы утонуть в крышесносном аромате.

— Что это? — сорвавшись с места, сдавленно просипел Тамир, чувствуя, как перехватило дыхание. — Что это за…магия такая? Как это возможно?

Лодой пересек кабинет, взял руку Алдарова и что-то вложил в ладонь. Тамир опустил глаза и разжал пальцы. На ладони лежала тонкая кожаная косица с перышком на конце. Такую же он видел у Иры на браслете.

— Лодой?

— То была ее защита. До поры до времени нужно было Иришу укрыть от вашего чутья. Теперь ни она, ни ваша дочь в защите подобного рода не нуждается. Теперь всё зависит от тебя, — тепло улыбнулся он и похлопал Тамира по плечу. А после поймал его полыхающий взгляд: — Но ведь твой зверь, твоя Тень еще тогда признали в Ире…

— Моя истинную пару, — торжественно закончил за него Тамир, и в голосе его слышались радость и воодушевление. Мышцы налились невероятной мощью. Словно он только сейчас понял, что означает вдыхать свежий воздух полной грудью или утолить жажду из кристально-чистого прохладного источника или подставить ласковым лучам солнца лицо.

— Да.

— Но… почему же я не учуял ее в тот самый вечер? Как мог не узнать свое?! — спрашивал Тамир, будто у всей вселенной, а у самого боль выедала в груди дыру. Если бы не алкоголь, будь он неладен, он бы вмиг всё понял. Уже тогда всё внутри него дрожало и трепетало, но он списал это на свою злобу и ненависть ко всему миру. А сейчас непреодолимая тяга к своей истинной паре усиливалась. Тамир будто слышал, как звенит ниточка, связавшая их души и зовущая его, чувствовал, как крутит тело невыносимая судорога и до ломоты хочется к Ире, чтобы согреть в крепких объятиях, любить и нежить. И никогда уже не отпускать. Ни ее, ни Еву.

— Ты лучше меня знаешь ответ, парень, — чуть недоуменно приподняв брови, сказал шаман.

— А Ира?.. — спросил Алдаров, не зная, о чем конкретно хотел спросить. Наверное, обо всем сразу, но Лодой сказал ему то, что посчитал нужным.

— Я встретил Иру, когда она была на раннем сроке беременности и сама ни в чем не была точно уверена. Она была раздавлена своей прошлой жизнью и боялась верить в чудо, случившееся с ней. И ей нужна была защита. От себя самой, от страха, от вас, двуликих со своими жестокими законами. Ире нужна твоя поддержка и помощь. Она добрая девочка — примет тебя. А тебе следует довериться волку — он поможет открыть тебе всю правду о полукровках. Подумай, Тамир, а мы с Евой погуляем по твоему парку.

— Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты и удобно расположили, — сказал Тамир.

Лодой ушел, Алдаров тут же связался с экономкой, велел после прогулки накормить гостей и устроить их в комнатах.

Зов нарастал, и от промедления тоска разливалась по венам. Взбесившийся пульс зашкаливал, гулко отбивая свой ритм в висках. Тамиру стало невыносимо жарко, казалось, сердце плавилось от того, что он не рядом с той, кому предназначен, с той, кто предназначена ему одному. И Лодой бы прав — ему нужно действовать. Но это уже завтра, а сейчас…

Сорвался с места и пока бежал к комнате, где держали Иру, в памяти за одно мгновение промелькнул тот мрачный дождливый вечер, когда тучи не выпускали из своего плена полную луну, нагоняя тоску и отчаяние. Даже закрытая тусовка не могла поднять настроение. Он тогда очень хотел свалить с этой вечерины. Если честно с самой первой минуты своего там пребывания всё и все были ему противно. И чужое веселье, и эти развлечения, и человеческие женщины из эскорта. Тамир тогда был отравлен циничным предательством. Его крутило от боли и горечи, разлившей в душе подобно океану. Он ненавидел всех и каждого в отдельности и раздраженно рычал на тех, кто осмеливался сунуться к нему с разговорами. Особенно с фальшивым сочувствием.

Тамир пил. Усугубляя и без того тяжелое и тягостное свое состояние. Убойная доза алкоголя приглушила голос волка, зато человеческая часть стала агрессивнее, злее, свирепее и непримиримее. Он сидел в полутемном углу в кресле и медленно, обжигая горло, потягивал ром. Но алкоголь не брал так, как должен был. Натянутые до предела нервы звенели. Да и сам Тамир бы накален добела. Ему бы хватило всего лишь крошечного толчка, чтобы сорваться в штопор. Наверное, именно Ира стала тогда этим толчком. Несмотря на то, что была из обслуживающего персонала, вела себя несколько необычно, и он сразу это заметил. Она постоянно одергивала короткую юбку и стягивала полы блузки. Но при этом не тушевалась, выполняя работу споро и качественно. Своим поведением, этими чуть румяными от смущения щеками, наполовину скрытыми кружевом маски, и блестящими глазами она и привлекла его внимание. Хотя в отличие от других девиц, нисколько к этому не стремилась. Не стреляла глазками по сторонам, не оглаживала себя как бы невзначай, не открывала призывно ротик и не закусывала игриво губку. Зато другие, несмотря на табу, введенное организаторами вечеринок, гласящее, что обслуживающий персонал неприкосновенен, старались вовсю. Так почему же, если эти похотливые бабенки сами не против, кто-то из оборотней должен отказываться от того, что предлагают добровольно? Тогда, у обычно охочего до постельных утех Тамира, эти дамочки вызывали отторжение.

Но Ира… что-то зацепило его в этой женщине. То ли не напускная скромность, то ли яркие сине-васильковые глаза, полные одновременно и неугасимой надежды, и невыразимой тоски, волнующего трепета и отважной решимости. Она будто потеряла нечто важное и искала это здесь, у него в доме. От нее отчетливо пахло испугом, но она мужественно боролась с собой. Успешно, надо отметить. А еще пахло чем-то таким родным, знакомым до боли с самого детства, своим, чем-то неуловимым, но таким желанным…

И в тот вечер, судя по ее поведению, она в первый раз обслуживала подобное мероприятие. Наивный робкий мотылек, по ошибке залетевший на обманчивый свет, который вполне вероятно мог обратиться в опасный огонь. Да, именно растерянного мотылька она тогда ему напомнила. Глядя на нее Тамир чувствовал, как волк старался прорваться сквозь алкогольный дурман, но его безжалостно заталкивали на задворки сознания, игнорируя его голос. И в то же время, когда кто-то из присутствующих там кобелей бросал в ее сторону заинтересованные, а порой даже сальные похотливые, взгляды, Тамир до хруста сжимал руки в кулаки, и всё в нем восставало, стоило представить, как кто-то другой будет касаться губ этой девушки, сжимать ее руку и обнимать. Странная ревность, граничащая с ослепляющей яростью, выедала в душе зияющую дыру. И он дал себе зарок — сегодня, да и вообще в ближайшее время, никто кроме него этой девушки не коснется.